— Значит, ты просто играешь роль телефона?»—«Ради матери я готов играть и более унизительную роль».—«Ладно, товарищ бывший директор, будем считать, что долг по отношению к матери ты выполнил, а дальше уж мое дело. Может, я у себя дома надумаю справлять юбилей своей тети...»
— Я ей сказал, что Врам приедет,— якобы по телефону с ним говорил... А сегодня бабушка твоя попросила фотографа привести. Говорит, задумала размножить фотографии «музея». Зачем ей это?
— Я своего приятеля приведу. А потом мы с бабушкой сфотографируемся.
Отец с сыном переглянулись. У обоих в душе одна струна заныла, но оба предпочли мягко улыбнуться. Оба внутренне дрогнули, но подставили друг другу плечо, чтоб не упасть. Переглянулись они, как два друга, спасшиеся после кораблекрушения.
ГЛАВА СОРОКОВАЯ
Из окошка «виллиса» Варужан Ширакян в последний раз махнул рукой собравшимся. Сюзи заметила: взмах руки адресовался всем, а взгляд только ей. Грустный, напряженный. Сердце у Сюзи сжалось, волнение комом застряло в горле. «Ты видишь его в последний раз,— сказала она себе,— и уезжает он огорченный, недовольный». Глаза у Варужана какие-то жалкие, смирившиеся — не хотела Сюзи его видеть таким. Когда взгляды их встретились, Варужан не смог ни улыбнуться, ни подольше задержать взгляда. И рука в прощальном жесте была вялая, беспомощная, не поднявшаяся над головой.
Мотор всхрипнул, колеса заскреблись по каменной земле, и, если бы накануне не шел дождь, поднялась бы жуткая пылища. Дорога была крутая, и машина не плавно скатилась, а прямо-таки сорвалась вниз и скрылась. Село находилось на вершине горы, а узкая дорога обвивала горный склон.
И еще раз собственный голос раздался в душе Сюзи: «Варужан Ширакян уезжает, и ты больше никогда его не увидишь». И вдруг что-то ее толкнуло, она сделала несколько инстинктивных шагов вперед, и со стороны могло показаться, что она забыла сказать что-то важное и теперь пытается догнать машину.
— Ты куда, Сюзи?..
Это ее окликнул директор, Ваге Гегамян. И еще она увидела спины: люди расходились по домам.
Она посмотрела на Ваге отсутствующим взглядом, потом отвернулась и быстро пошла по дороге.
— Холодно, простынешь, может, передать тебе через ребят что-нибудь из одежды?
В душе Сюзи царила сумятица, а в голове стоял туман — более густой, чем тот, который вот-вот опустится в ущелье, и от заботливой фразы директора в ее душе не вспорхнул ни один мотылек радости. В селе было по-библейски безмолвно, и у Сюзи вдруг мурашки забегали по спине от присутствия такой тишины. Да, тишина казалась ей одушевленным существом-невидимкой, и она слышала беспокойное биение сердца этого существа. Почудилось, село разом опустело, хотя из него удалился всего один человек, которого вчера еще тут не было и который не имел никакого отношения ни к сельскому шуму, ни к сельской тишине. И все же село внезапно сделалось пустым и бессмысленным. Сюзи свернула с обочины дороги вбок, пошла по камням, среди редких деревьев и кустов. Ноги безошибочно угадывали знаки, подаваемые сердцем, и в конце концов вывели ее к Пику. Пик... Висящий над бездной одинокий утес, с вершины которого как на ладони видна долина. Кое-где меж деревьев, кустов и камней белеет дорога, струящаяся от села книзу, и напоминает она не ленту, а, скорее, странный длинный шрам на каменной спине горы.
Сюзи часто ходила к Пику — когда ей было радостно, когда ей было грустно, но чаще всего когда хотелось уединения, хотелось скрыться от всех. Она здоровалась с Пиком, взбиралась на его вершину, похожую на петушиную голову с каменным клювом, нацеленным в ущелье. Сейчас Сюзи была утомлена, и Пик показался ей недосягаемо высоким. Она села на камень возле условного петушиного хвоста. Сюзи никогда так остро не ощущала физической усталости — села, и мышцы заныли. Она нагнулась, спустила чулки и принялась растирать икры. Тепло рук передавалось ногам, и это было приятно. Есть мгновения, когда физическая усталость — великое благо, ибо заглушает стон души. Интересно, а душа устает?.. Варужан однажды слово «массаж» перевел на армянский как «ласка». «Потрясающий перевод,— сказал он.— Верно?» А в самом деле, какое чисто армянское слово соответствует слову «массаж»?.. Наверно, больше всего душа нуждается в ласке, но чаще ласкают тело... Посмеялась над своими мыслями — молода слишком, чтоб философствовать.
«Виллис» вместе с дорогой то возникал, то исчезал. Сперва напоминал ящерицу с оторванным хвостом, которая осторожно, опасливо скользит по извилистому горному шраму, потом он превратился в темно-зеленую точку с божью коровку величиной и в конце концов исчез — лопнул, как мыльный пузырь, растворился в голубоватой вечерней дымке.:. Стало быть, эта скользящая божья коровка — Варужан, в этом мыльном пузыре — Варужан.
Да, наверно, и впрямь свиделись в последний раз, хотя Варужан и пообещал привезти в село американских брата и сестру И даже условились о конкретном дне. Что может прийтись по вкусу американцам в этом богом забытом селе? Привезет? Да нет, простая учтивость, подслащенная прощальная пилюля, и все-таки ты молодец, В'аружан Ширакян, так до конца и не вышел из рамок благопристойности. Это замечательно. Таким она его и запомнит: слабая улыбка на лице, глаза смотрят в неопределенную точку, и сигареты, сигареты, одна за другой. «Вы можете работать при каком-нибудь памятнике вечным огнем»,— пошутила она. Но шутка не развеяла его грусти, да он ее как
будто и не слышал. Какой дьявол в нее вселился, зачем она обрушила на него мутный словесный поток, да еще после таких чудесных часов в школе, когда влюбленно слушала его, ловила каждое слово? Ведь он мог отозваться ответами-стрелами, тут же отфутболить назад ее пули-слова, даже свинцовые... Минут двадцать — двадцать пять назад они еще были вместе, а сейчас Варужан сделался воспоминанием — недостижимым, прошлым.
«Проходящий день — страна, в которую мы больше никогда не возвратимся». Это строчка Варужана. Она вдруг подумала, что образ очень неожиданный, но все же точный, и родился, видимо, из утрат, сожаления, разочарования. Возненавидела себя — недавний словесный поток показался ей несправедливым и наглым. Сюзи была сейчас пустым — с вырванным языком — колоколом, вобравшим в себя эхо тех несправедливых наглых слов. Зачем и по какому праву вкусила она горькое наслаждение злости? Может быть, это было старанием напомнить Варужану о близости бездны и сама она стояла над пропастью во ржи, чтобы предупредить, спасти Варужана? Или, может, она отыгралась на нем за свою искалеченную жизнь? И что это был за тон инквизиторши и пророчицы! И сделался противен собственный образ, увиденный вдруг яснее ясного, и захотелось заткнуть уши, не впустить в них металлический звон своего голоса. Варужан просто пощадил ее, потому что есть у него огорчения побольше этих. Может, хотелось ему отвести с ней душу, для того и приехал в это забытое богом и людьми человечье гнездо. Но она не угомонилась, нет — палец на курок и давай стрелять, все до последнего патрона. А Варужан уехал с грузом ее слов на сердце. Стало быть, ты, Сюзи-Шушан Манукян, как выясняется, оказалась в силах распахнуть запертые двери истин? Так отвори и для себя дверь, что ж ты колотишься о стены, когда во всех стенах есть двери?.. Ты нашла удобнейшего обвиняемого, чтобы свою изломанную судьбу взвалить на его плечи, свалить все с больной головы на здоровую. «Почему ты не позвонил?» Предположим, позвонил бы — и что бы изменилось? Что мог доказать Варужан Ширакян? Сама-то ты не сумела даже в сопляке разобраться — пошла, отдалась: пожалте, получите в подарок мою невинность. Ты ведь совершенно не любила его — зачем тебе нужно было это? А того, второго, зачем отвергла? Не отвергла бы, и жизнь теперь у тебя была бы совершенно иная. А?.. И вновь та картина возникла перед ее глазами в омерзительных подробностях: широко раскрытые, с похотливым красноватым блеском глаза, запотевшая бутылка шампанского, ожидающая, когда ее откроют, желтоватый'' ядовитый свет бра, мягкая музыка, доносящаяся из соседней комнаты. Скотина, и это предусмотрел, подобным типам надо запретить слушать музыку... Вдруг сделалось жалко себя, захотелось расплакаться^— будто уселась и сидит на собственном надгробье. Между безнадежностью и надеждой лежит страна, именуемая дорогой. И у нее есть паспорт на въезд в страну, именуемую дорогой. Границы этой страны очертить невозможно, каждый имеет свою карту этой страны, и эта карта отличается от карты другого. Для одного вся эта страна от края до края в один шаг, от отчаянья до надежды или от на-
дежды до отчаянья, а для другого вся жизнь. Первые счастливее — они быстрее достигают последней станции, сократив усталость от страданий и ожиданий.
Уже четыре года идет она по этой дороге. Сколько километров прошла? Сколько еще осталось? Достигнет ли когда-нибудь мыса надежды или расшибет лоб о бетонную стену тупика, именуемого отчаянием?
Пик находился чуть ниже села, разместившегося на самой макушке горы. Отсюда были видны брошенные дома, разрушившиеся дома, дома, которые ожидает разрушение, а в промежутках между ними — редкие живые дома. Сюзи все их знает наперечет — двадцать три дома. Двадцать три на сегодняшний день. Кое-где белье развешано. Айкануш Арамян ребенка ждет. А в селе уже три года дети не рождались. Ребенка Айкануш все село ждет. Посреди села, возле родника, каждый вечер гадают, кто будет — мальчик или девочка. У Айкануш уже есть четыре дочки, хорошо бы сына. В каждом доме идут приготовления подарку новорожденному — втайне друг от друга.
Вчера Сюзи вызвал директор — этот большой ребенок, живущий средь облаков и витающий в облаках: «Родится ребенок, устроим в школе торжество. Придумай что-нибудь красивое, Шушан».— «Конечно, конечно,— она сделала над собой усилие, чтобы не рассмеяться.— Мы и его на торжество пригласим».— «Кого?» — «Как кого? Новорожденного юбиляра». Хороший парень этот Ваге Гегамян, только зачем ему надо было так рано жениться?
Небо порозовело, и Пик четко вырисовывался теперь на розовом фоне — ни дать ни взять петух...«Я старый усталый человек»,— сказал Варужан. Куда он идет — от надежды к отчаянью? Чем кончится его духовное, внутреннее землетрясение? А может, жизнь — это простая цепочка из двух постоянно сменяющих друг друга звеньев: Надежда — Отчаяние, Отчаяние — Надежда? В конце непременно Надежда, ибо сначала умирает человек, потом лишь надежда.
А ты почему не счастлива? Из-за того, что оставила Ереван, не получила кусочек картона — так называемый диплом? Разве это мешает тебе заходить каждый день в класс, где тебя ждут, любят, и ты знаешь, что любят? Увидела одно за другим все восемьдесят два ребячьих лица. Как затаенно, по-взрослому слушали они Варужана, как тихо вели себя! На все восемьдесят два лица была одна общая пара глаз и ни одного языка... Как дивно прочитала Сирануйш рассказ Варужана. Этот рассказ и сама Сюзи очень любит. Любопытно, пережил Варужан ту любовь или на него снизошло божественное озарение, когда тоска по любви делается любовью, а девушка мечты обретает плоть и кровь? Не зная Егинэ, Варужан, наверно, писал этот рассказ о Егинэ... Если бы он умел любить, как она...
Знакомство с Егинэ произошло на почве спора по поводу последней помести Варужана. Сюзи в ярости камня на камне не оставила, а Егинэ молча ее выслушала, взяла в руки книгу и стала читать строки, подчеркнутые ею. Неужели эти строки были в той книге? Потом спокойно произнесла: «Так ведь я могу прочесть почти все страницы...»
Сюзи осеклась, потом взяла себя в руки и бросила ей в лицо последний аргумент: «Хорошо, Егинэ, что ты не знаешь его как человека». И тут Егинэ сказала: «Разбирать книгу — это твое дело, но как о человеке... Пощади, пожалуйста... Я люблю его...»
Она что — ненормальная? Так вот взять и первой встречной открыть тайну? Уже потом, когда они подружились, Сюзи высказала ей свое удивление. «Не знаю, отчего я призналась,— сказала Егинэ.— Так хотелось с кем-то поделиться... Я думала, мы с тобой больше не увидимся...»
В тот день Сюзи была в своей очередной маске. Сказала, что находилась тут на отдыхе, завтра уезжает. Сейчас Сюзи увидела разом все свои маски, и горькая ухмылка застыла на ее губах. «Маски не стареют,— сказал Варужан.— Морщинами не покрываются. В них, наверно, удобнее...» Удобнее? Может, и парик надеть? Он ведь не седеет.
Стало быть, Варужан и Егинэ в конце концов встретились. Это должно было случиться. Но полюбит ли ее Варужан, способен ли он на это? Вряд ли. Он ведь тренер, а не игрок. Кто это сказал? А, его двоюродный брат. Даже имя всплыло в памяти — Арам. Видно, довольно остроумный парень. «Я его спросил,— сказал ей Варужан,— а сам-то ты кто, Арам? Он ответил: «Я запасной игрок. Пока что бегаю себе вокруг поля. Тренер перед началом каждого тайма велит мне готовиться — мол, сейчас на поле выпущу. А выпускает другого. Так, наверно, и состарюсь, бегая вокруг жизни». Сюзи тогда невесело рассмеялась: «Грустные слова сказал Арам». Варужан вспылил: «Союзника нашла? — и вдруг посмотрел ей прямо в глаза: — А ты что такое, Сюзи?..» — «Я?.. Я, наверно, мяч». Слово «мяч» вырвалось у нее как-то само собой. Сказала и ужаснулась. И Варужан на миг задумался, я потом рассмеялся: «Вы с Арамом из одного теста, это точно. Обещаю и его привезти в село».
Я мяч... Сейчас это слово отозвалось в ней несказанной печалью, наполнилось смыслом, обрело форму и цвет, и она сказала себе: «Мяч, имя твоей судьбы — Сюзи. Да, ты всего лишь мяч, причем вне игры. Ты измученный мяч под ногами у жизни, тебя шпыняют туда-сюда. Куда ты катишься?..» Посмотрела на небо — смешно: только что учила жить, страдать, верить, давала уроки истины человеку, который несравненно тебя умнее. Так, стало быть, и ты тренер?.. Сама живи, страдай, верь... Сказала или нет себе Сюзи эти слова? И как поступит, если вдруг опять встретится с Варужаном? Нацепит очередную маску или... Когда, где начался ее невеселый маскарад?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72