— Сейчас Дмитро, наверное, у Аргама, в доме Чегреновых. По целым дням пропадает там. Да, есть о чем вам рассказать, Тигран Иваныч.
Услышав имя Аргама, Аршакян и Каро одновременно невольно вскрикнули:
— Где, где дом Чегреновых?!
— Пойдем, пойдем, сейчас увидите Аргама,— сказал Бабенко и расправил усы.— Парень немного приболел, температура у него. Я сегодня еще не заходил к нему. Собирался как раз туда. Хороший парень Аргам, будет большим человеком. Наверное, Меликян добрался до вас и рассказал об Аргаме...
— А где Меликян, Олесь Григорьевич? — с сильно бьющимся сердцем спросил Тигран.
— Разве вы его не видели? — удивился старик.— Неделю назад он уехал, хотел разыскать вашу воинскую часть. Я потому об Аргаме не говорил, думал, что вам Меликян все рассказал. Неужели не добрался? А я подумал, что это он послал вас сюда.
Через несколько мгновений они уже шли к дому Чегреновых.
V
Когда с улицы Гоголя они свернули в узкий переулок, Бабенко сказал:
— А вот и наш Дмитро.
Навстречу им шел высокий худенький паренек с непокрытой головой, пустой левый рукав его пиджака был засунут под поясной ремень. Тигран сам не узнал бы Митю, если бы Бабенко не указал на него.
— Молчите, посмотрим, узнает? — тихо проговорил старик.
Митя рассеянно оглядел военных, идущих рядом с дедом. Тигран был уверен, что Митя бросится к нему на шею, начнет целовать его.
— Не узнаешь, Дмитро? — спросил дед.
Митя печально улыбнулся и спросил совсем по-взрослому:
— Неужели это Тигран Иваныч? А мы только что говорили о вас с Аргамом.
Эти слова он произнес спокойно, словно не было ничего удивительного в том, что Аршакян появился в Вовче. Протянув Тиграну руку, он сказал:
— Вот мы и увиделись снова.
Тигран обнял его, хотел поцеловать, но почувствовал, что Митя отстраняется.
— Пойдемте к Аргаму,— сказал Митя,— он очень обрадуется.
— Как это получилось, Митя? Почему так неосторожно? — спросил Тигран, кладя свою руку на плечо мальчику и испытывая отцовское желание приласкать его.
Митя махнул рукой, как бы желая сказать, что нет надобности вспоминать прошлое,— что потеряно, того не вернешь.
— Другим тяжелее доля выпала,— неохотно проговорил он.— Проживу и так.
Грустный взгляд Мити, тихий, внешне безразличный голос, свойственный только пожилым людям, перенесшим большие испытания, удивил и опечалил Тиграна. Словно это был не Митя — живой, ласковый, веселый мальчик.
Опередив Аршакяна, Каро поспешно вошел во двор Чегреновых. Когда же, спустя несколько мгновений, во двор вошел Тигран, Аргам и Каро, крепко обнявшись, уже стояли на крыльце. Вышли на крыльцо и Чегреновы — мать, Зина, Коля.
Быстро спустившись с крыльца, Аргам подбежал к Тиграну, обнял его.
— Мне кажется, что это сон, Тигран! Боюсь проснуться, чтобы он не рассеялся...
Аргам словно бы вырос за это время, стал шире в плечах, но был бледен, и взгляд его, казалось, тоже стал другим.
— Ты уже старший батальонный комиссар, Тигран?
— Подполковник,— сказал Каро.— Теперь все звания одни.
— Какие вести из дому? Что пишет Люсик?
— Она у нас, в нашем медсанбате.
— Как это?
— Вскоре увидишь ее.
— Не понимаю! Люсик?
— Она на фронте. В нашей дивизии.
Аргам растерянно и радостно слушал Тиграна. Неужели сестра — Люсик — на фронте, недалеко от него?
— Я забыл познакомить вас,— вдруг спохватившись, сказал Аргам.— Вот, прошу познакомьтесь — это Чегреновы, семья, которая спасла мне жизнь.
Тигран и Каро подошли к Галине Спиридоновне, Зине и Коле.
— Мы много слышали о вас и ждали вас,— сказала Галина Спиридоновна.— Чего же мы стоим на крыльце? Войдите в дом.
Все вошли в небогатую, чисто прибранную комнату.
Тигран сел между Аргамом и Митей, обнял их. Галина Спиридоновна, Бабенко и Каро сели напротив. Зина и Коля стояли. Зина посматривала на Арша-кяна; ее интересовал родственник Аргама.
Разговаривали долго. Аргам и Чегреновы подробно рассказывали о том, что произошло в Вовче, о том, что они видели и пережили. Они рассказали о Сархошеве, Минасе Меликяне, Бено Шарояне.
Тигран сказал, что в Сталинграде в группе пленных немцев они обнаружили едва живого Бено и что ему пришлось ампутировать отмороженную ногу.
— Бедный парень,— сказала Галина Чегренова.— Судьба его запуталась, потерял он свою дорогу... Так и пропал парень!
— Да,— сказал Аргам,— он думал, что убил Сархо-шева, а оказывается, тот негодяй был только ранен. Немцы его вылечили.
— А что с ним случилось после? — спросил Тигран.
— Убежал с немцами. Дважды Минас и Дьяченко выезжали в Харьков, чтобы поймать его и убить. Но им не удалось это сделать. В первый раз его не оказалось дома, а во второй он выпрыгнул из окна второго этажа, поднял панику и немцы чуть не схватили наших. Минас и Дьяченко застрелили его тетку-шпионку и вернулись.
Бабенко и Чегреновы рассказали, как немцы казнили охотника Петренко, как комендант натравил своего волкодава на внука Петренко, отправившего с почтовым голубем письмо в Москву. Вспомнили историю предателя Макавейчука, рассказали о трагической судьбе его жены и сына Гриши. Вспомнили и Вилли Шварца, который за несколько дней до отступления немцев ушел к партизанам и сейчас служит в Советской Армии.
Олесь Григорьевич рассказал о том, как немцы казнили Билика, о кострах, загоравшихся на его могиле, рассказал об истории его шапки. Тигран слушал все это с волнением. Его особенно потрясла судьба Гриши Макавейчука.
— Чудесный, просто чудесный был парень, скромный, умница,— с болью говорил Аргам,— сколько раз ходил на разведку в Харьков, сколько совершил храбрых дел! Последний раз, тяжелораненый, он добрался до нашего леса совсем уже обескровленный и, теряя сознание, сказал: «Задание выполнил...». Это были его последние слова.
— Красивая была душа,— тихо добавил Олесь Григорьевич.
После этих слов все долго молчали, словно стояли у могилы Гриши Макавейчука.
Галина Спиридоновна принялась угощать гостей. Зина, веселая, оживленная, носилась из комнаты в кухню, помогала матери.
— Я сейчас пишу вторую часть летописи Вовчи, дорогой Тигран Иваныч,— сказал Олесь Григорьевич,— огромное множество событий, прямо не знаю, что записывать в первую очередь, а чем пренебречь... Ведь описание одних только подвигов наших вовчинских ребят может составить целый том.
Он показал на Митю, Колю и Зину.
— И вообще, мой дорогой друг, горе и тревога, что пережиты в эти годы каждой семьей в Вовче, могут заполнить фолианты... А вы расскажите нам о Сталинграде. Узнали, что там взяли в плен этого фон Роденбурга. Много кровавых, страшных дел связано с его именем в нашей Вовче. Ведь это он приказал казнить Макара Петренко.
Тигран посмотрел на старика с удивлением.
— Что вы говорите, Олесь Григорьевич? В этом страшном деле участвовал Роденбург? Ведь это мы его взяли в плен... Но я не знал таких подробностей о нем.
Потом все жадно слушали рассказ Тиграна о сталинградских боях.
Уже глубокой ночью Тигран пошел ночевать к Бабенко, а Каро остался с Аргамом у Чегреновых...
У всех было такое чувство, словно они собрались в тихом, родном доме и что уже кончились великие бедствия и пришли дни мира и покоя.
Рано утром все вновь встретились у дома Ивчуков и пошли на могилу Седы и Миши Ивчука. Яблони склонились над невысокими холмиками земли, с ветвей на могилы падали капельки талой воды. Долго молча стояли они возле могил. С влажной земли, согретой весенним солнцем, поднимался пар.
Казалось, что никто не решится нарушить молчание и сказать: «Что ж, товарищи, пошли».
Зина смотрела на сверкающие водяные капли, падающие с яблонь, на дыхание пробуждающейся земли, на печальное лицо Аргама и силилась мысленно представить себе девушку, которую он любил.
Мать обняла Зину, погладила ее по волосам...
Тигран, Аргам и Каро попрощались с Седой, с маленьким Мишей, с Вовчей, попрощались с людьми, ставшими для них навсегда родными.
VI
Реки вскрылись, по быстрой воде плыли глыбы серого льда. Озерца, мимо которых Тигран и Каро два дня назад ехали в Вовчу, вышли из берегов, затопили поля. Ели словно умылись весенней водой, и зелень их блестела на солнце. На весеннем ветру покачивались голые березы, мирно шумели сосны. Не было слышно орудийного грома, война не нарушала тишины полей. Три путника шагали по дороге.
— Скоро в лесах и садах запоют соловьи,— сказал Аргам.— Ведь в лесах по берегам Северного Донца живут миллионы соловьев.
Он говорил об украинской природе как человек, который хорошо знает и любит Украину и может без конца рассказывать о ее красоте и прелести.
Каро то и дело брал руку Аргама, крепко пожимал ее, словно боясь, что друг его снова может потеряться.
Путники шли весь день. К вечеру они встретили колонну автомашин с номерами, начинающимися с букв Г-О. Это были автомашины армии Чистякова, идущие за продуктами на армейские склады в поселок Прохоровку. Аршакян, Каро, Аргам залезли в кузов порожней машины. Всю ночь ехали они на грузовике, а рано утром уже были в районе расположения дивизии Геладзе. Издали до слуха доносились глухие орудийные раскаты.
От встречных бойцов друзья узнали, что медсанбат расположился на окраине маленького села Лучки, недалеко от лесной опушки. Они пошли в указанном направлении, все ускоряя шаг. Вот лес, а вот и село Лучки.
Первой их увидела Мария Вовк. Она обняла Аргама, как брата, и тут же сразу, отпустив его, побежала разыскивать Люсик.
Из палаток высыпали врачи, санитары, сестры.
— Аргам! — послышался взволнованный радостный голос.
В первый момент Аргам не узнал сестру,— он никогда не видел Люсик в военной форме.
Люсик подбежала к брату, прижала его к груди. Аргам почувствовал, что сестра дрожит.
— Милая моя Люсик, милая Люсик. Успокойся, сестренка!
Немного отстранив Люсик от себя, Аргам посмотрел ей в глаза.
— Люсик, Люсик,— повторял он.
Люсик очень изменилась. В волосах появилась седина.
— Аргам! — окликнул его радостный голос Аник. А следом за Аник шел Минас Меликян.
— Умереть мне за твою душу, Тигран джан, снова я увидел тебя! Мне больше нет смерти, сто лет еще проживу... Ты думал, дурень Минас пропал? Да? Ты думал, что душу Минаса дэвы взяли и унесли, да? Вай, Тигран джан! Ну, посмотри своими сладкими глазами: жив-здоров, стою перед тобой. Больше мне нет смерти, а тут еще Люсик привезла мне письмо от сыночка.
У Меликяна был бравый вид, и он заметно тянулся, чтобы казаться еще более лихим. На боку у него висел маузер в деревянной кобуре.
— Ты сейчас похож на настоящего гайдука, Минас Авакыч! — со смехом сказал Тигран.— Словно ты солдат Сероба паши...
— Я сам себе паша, Тигран джан! Этот маузер мне генерал подарил. Душа генерал, славный человек.
— Какой генерал?
— Сколько же у нас генералов? Генерал Геладзе.
— Вы уже знакомы?
— В первый же день пошел представился, как положено.
И Минас рассказал Тиграну о своей встрече с генералом Геладзе.
— Одно только мучит меня, Тигран джан. Сархошева, это змеиное отродье, я не сумел поймать. Сбежал сукин сын с фашистами!.. Одно это горе точит теперь мою душу. Два раза из Вовчи пробирались мы в Харьков и все же не смогли схватить его. Он пронюхал о том, что его ищут. Скрывался подлец.
Минас вдруг замолчал, лицо его стало печально. Он тихим голосом сообщил, что вчера был убит майор Мисак Атоян. Немецкий снаряд разворотил штабной блиндаж — убиты Мисак и двое бойцов, трое ранены.
— Хороший был человек, тысячу раз жаль его. А сегодня мы получили из Армении два вагона подарков и тюк писем. Сестра Мисака прислала ему письмо и две бутылки коньяку. Передали мне, я их храню.
Мисак Атоян убит... Много хороших людец, много близких друзей убито, и вот нет всегда молчаливого, скромного, добросовестного и трудолюбивого Мисака.
— Радость и печаль всегда идут рядом друг с другом,— негромко сказал Минас— Такова жизнь... Ну, что мы стоим? Пойдем сядем где-нибудь.
Еще не прошло волнение первой встречи, как генерал по телефону вызвал к себе Аршакяна и Меликяна.
Геладзе поручил Меликяну раздать в полках подарки из Еревана, Тбилиси и Баку.
— Смотри, маузерист,— сказал генерал Минасу,— это дело надо сделать хорошо, четко, аккуратно. Каждый боец должен получить от кавказцев какой-нибудь подарок.
Меликян вытянулся, оглушительно отрапортовал:
— Приказ будет выполнен точно, товарищ генерал! Геладзе весело рассмеялся.
— Полюбуйся, Аршакян, вот это настоящий маузерист! Смотри же, Меликян, свяжись с политработниками, составь списки, подарки следует вручить как можно торжественней. Ясно?
— Будет исполнено, товарищ генерал! — повторил Меликян, и генерал снова засмеялся.
Видно было, что «дурень Минас» нравился командиру дивизии.
Всю следующую неделю Минас раздавал в полках подарки, стараясь, чтобы каждому бойцу подарок пришелся по душе — будь то бутылка Воскеваза, Цинандали или Мадраса, вышитые носовые платки, сухофрукты, рукавицы, шерстяные носки. Каждому бойцу Меликян вручал письмо, адресованное «Защитнику Родины».
Выполнив приказ генерала, Меликян представил в штаб списки и доложил об исполнении. У него на руках осталась кем-то присланная из Еревана коробочка с надписью: «Самой храброй и сердобольной медсестре»,— и две бутылки коньяку от сестры Атояна. Меликян спросил генерала, кому отдать эту коробку и как быть с коньяком.
— Знаешь что, Меликян,— сказал Геладзе, — пойдем навестим могилу майора Атояна, отнесем ему подарки сестры. Я тебе скажу, кого надо позвать.
...Солнце уже садилось, когда Геладзе, Козаков, Аршакян, Меликян и Кобуров вместе с несколькими бойцами подошли к свежему могильному холму.
Меликян откупорил бутылки коньяка, налил полные стаканы. Все молча выпили по полстакана, а оставшимся коньяком окропили могильный холм.
— Всегда останется светлой память твоя, Мисак,— сказал Меликян.
Коробочку, которая адресовалась «самой храброй и сердобольной медсестре», генерал велел отдать Марии Вовк.
Вечером Минас пошел в медсанбат и в присутствии врачей и медсестер вручил подарок Марии Вовк.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101