Хорошее чувство коснулось его сердца. Он был доволен, что зашел к Чегреновым.
XI
Не успел Шароян дойти до дома Глушко, как хлынул ливень. Бено побежал к дому. Вдруг раздался выстрел. Пуля свистнула над самой его головой, он даже глаза зажмурил. Тотчас же раздался второй выстрел. Бено испуганно вбежал в ворота.
Сархошев и Фрося сидели за столом и, с жадностью наслаждаясь вкусной едой, ужинали.
— Где ты гуляешь, Бено,— сказал Сархошев,— какое это ты злачное место отыскал, что тайком от меня ходишь, прохлаждаешься?
— Опять, наверное, к бабам,— засмеялась Фрося. Бено, не ответив, подошел к окну, прислушался,
но, кроме шума дождя, ничего не было, слышно.
— Бено, Бено, у тебя кровь капает с руки,— удивленно вскрикнул Сархошев.
Фрося и Сархошев сняли с Шарояна гимнастерку. Оказалось, что предплечье его задето пулей.
— Ясно, ясно, это след пули, в тебя стреляли! — испуганно повторял Сархошев.— Это террор, террор!
Бено охватил страх. Фрося поспешно завесила одеялами окна.
Сархошев по телефону, накануне установленному немецкими связистами, позвонил коменданту. Комендант сказал, что он тоже слышал выстрелы и уже выслал усиленный патруль.
Фрося перевязала руку Бено, легонько щелкнула его по носу.
— Хорошо, что пуля не в нос попала. Будь осторожен, чтобы бабы не плакали по тебе.
Сархошев, казалось, был взволнован и расстроен больше, чем пострадавший Шароян.
— Неопытный был стрелок,— бормотал Сархошев,— а не то влепил бы тебе пулю прямо в затылок.
Сжав толстые губы, бывший лейтенант барабанил пальцами по столу, потом стал разливать водку в стаканы.
— Пейте! Будем живы, не помрем. Ясно, что за нами следят. Если в тебя метили из револьвера, Бено, то в меня будут стрелять из пушки. Ты тоже будь поосторожней, Фрося. Главное выжить!
Бено дрожал всем телом. Залпом выпив водку, он пододвинул к Сархошеву пустой стакан.
— Еще хочешь? Пей! Бено выпил и лег на лавку.
Старуха Ксения громко храпела на своей кровати, повернувшись лицом к стене.
Рано утром Бено разбудил Сархошева. Наспех одевшись, они снова выпили по стакану водки и пошли в комендатуру. Комендант инструктировал солдат, которые должны были с утра приступить к облавам и обыскам. Он задал несколько вопросов Шарояну по поводу вчерашнего нападения и смеясь сказал Сархошеву по-немецки:
— Охотились за тобой, наткнулись на него. Эти слова ужаснули Сархошева.
Патрули разошлись по городу. Комендант, трое солдат, Сархошев и Шароян сели в машину, и шофер повез их к дому Мазина.
Как только машина остановилась у знакомого дома, автоматчики вывели из подвала Минаса.
Он шел, высоко подняв голову, казалось, даже сутулость его исчезла. Лицо его было бледно, резко обозначились скулы, нос заострился. Солдаты хотели на руках поднять его в кузов машины, предполагая, что обессилевший старик не сможет подняться сам. Минас оттолкнул их и, поставив ногу на колесо, ухватился за борт грузовика и забрался в кузов. Его посадили между двумя солдатами, против коменданта и Сархо-шева, и машина тотчас тронулась.
Вскоре они выехали из города, на большой скорости подъехали к сосновому лесу. Солнце уже взошло. Стволы сосен горели красной медью. Утро стояло яркое, ясное, воздух был чист и прозрачен.
Минас задумчиво смотрел вокруг себя.
— Значит, так, Партев Сархошев,— заговорил он с Сархошевым, но не глядя на него,— от твоей руки суждено мне умереть. Имеешь право расстрелять меня, тысячу раз имеешь право.
Сархошев перевел его слова коменданту и тут же перевел на армянский язык ответ коменданта.
— Минас Авакович, твое мнение о немцах ошибочно. Они великодушные люди. Тебя везут не на казнь. Тебя вызвали в Харьков, высокое командование потребовало этого.
— Может случиться, что из Харькова к Гитлеру меня повезете? — насмешливо сказал Меликян.
Сархошев испуганно покосился на коменданта.
— Минас Авакович!
Грузовик мчался вдоль берега красивого лесного озера, которое местные жители называли «Монгольским озером». На повороте машина замедлила ход. Вдруг грянули выстрелы. Машина круто развернулась, со всего размаха врезалась в толстый сосновый ствол.
Винтовки и автоматы били, казалось, над самым ухом.
Бено выскочил из грузовика и, согнувшись, бросился бежать. Потом он и сам не помнил, как пробирался через кустарник, бежал лесом, полз по какой-то канаве и как, наконец, пришел домой. Он не мог ничего ответить на вопросы Фроси и помощника коменданта. Охваченный столбняком, он молчал, его била мелкая дрожь. В глазах было выражение безумия. Помощник коменданта, взбесившись, стал бить его по голове плетью. Фрося Глушко прикрыла Бено своим телом.
— Не видите разве, парень умирает!
Рота немецких солдат на грузовых машинах помчалась в сторону леса. Фрося уложила Бено на кровать, закрыла его одеялом, дала холодной воды. Губы Шарояна не могли поймать край стакана, челюсти не разжимались.
Пришел он в себя вечером. В дом вошли Партев Сархошев, Макавейчук и помощник коменданта. Правая рука Сархошева была в бинтах от локтя до плеча.
Бено встал, вытянулся перед ними. Сархошев приказал ему выйти во двор. На крыльце негромко разговаривали мать и дочь Глушко. Мать говорила:
— Все это дела Билика, его, его дела.
— Ты что, спятила, что ли? Уже сгнила та веревка, на которой его повесили, а ты говоришь, его дела,— сердито сказала Фрося.
Ксения Глушко зловеще усмехнулась.
— Сгнила? Ты бойся, как бы на этой веревке не вздернули твоего любовника. Сгнила веревка... А я говорю,— это его рук дело. Он из могилы посылает свои приказы партизанам, этот Билик. Он еще много дел натворит.
Бено услышал, что партизаны, напавшие на машину, убили коменданта и трех солдат, отбили Минаса Меликяна. Остались невредимыми лишь один солдат и Бено. Один партизан был ранен, но товарищи его унесли.
— Все равно немцы перережут всех партизан, как кур,— сказала Фрося.
— Дай-то бог! — пробормотала старая Ксения. За весь этот день Бено не произнес ни одного слова.
XII
В окрестностях Вовчи есть партизаны, они среди бела дня вырвали пленного из рук фашистов! Эта новость потрясла население маленького города.
Старики Бабенко не позволили Мите в этот день выходить из дому.
«Беда может свалиться на нашу голову»,— причитала бабушка. Дед тоже казался напуганным, но острые глаза Мити заметили, что у дедушки отменно хорошее настроение. Олесь Григорьевич спустился в подвал, ключ от которого он в последние дни никому не доверял, и принес оттуда бутылку водки. Вскоре он вторично спустился в подвал и довольно долго оставался там. Он принес еще одну бутылку водки и поставил ее в шкаф. «А это на после пригодится»,— сказал он. Когда стол был накрыт, старик осторожно постучался в дверь к своему жильцу.
— Вилли Августович!
Митя подумал, что дед прав, когда говорит, что этот Вилли Августович не похож на других немцев,— уж очень он хорош с семьей Бабенко, да и дед бы не величал фашиста по имени и отчеству. Как Шварц сегодня утром прогнал фашистов из дома! Весь город обыскали, шли из дома в дом, и только в доме Бабенко не было обыска благодаря Шварцу.
На стук деда Шварц ответил по-русски «сейчас», но из своей комнаты вышел не сразу. Наконец, улыбаясь, он подошел к столу.
Дед налил водку сначала ему, потом себе и, поднимая стакан, произнес:
— За ваше здоровье, Вилли Августович, всем сердцем и всей семьей пьем за ваше здоровье. Нет хороших и плохих наций, есть хорошие и плохие люди. За ваше здоровье, за здоровье всех хороших, честных людей!
Они чокнулись. Перед тем как выпить, офицер с улыбкой посмотрел на Митю.
— Митя не соглашай, Митя мой сторофий пить не хочешь.
Митя смутился.
Бабушка поспешно сказала:
— Что вы говорите, Вилли Августович, Митя вас очень уважает.
Шварц перестал улыбаться, неожиданно помрачнел.
Этот артиллерист был бы хорошим человеком, если бы не служил в фашистской армии. Нет, они все одинаковые, не нужно обманываться! Митя рассердился на деда и бабушку, которые так любезны с фашистом, даже пьют за его здоровье. Но вот офицер снова улыбнулся, погладил Митю по голове. Мальчику эта ласка была неприятна, он встал из-за стола. Ведь в день, когда вешали Андрея Билика, этот милый Вилли Августович установил орудия на холмах, направил дула пушек на городскую площадь!
— Митя, пойди на улицу, марш,— неожиданно сказал офицер мальчику. Митя оскорбился и, чтобы поступить наперекор немецкому приказу, сел на стул, поставленный у двери.
— Это наш дом. Никуда я не пойду,— сказал он.
— Митро, так не разговаривают со взрослыми,— сказал дед. — Вилли Августович говорит, чтоб ты вышел, значит, выходи. Только не на улицу, оставайся во дворе.
Митя резко хлопнул дверью и вышел на крыльцо.
— Идемте ко мне,— сказал Шварц.
Олесь Григорьевич и Улита Дмитриевна удивленно переглянулись. Очевидно, Шварц хотел сказать Бабенко о чем-то очень серьезном и важном.
— Садись,— пригласил офицер, указывая Олесю Григорьевичу на кресло.
Хозяин дома, молча приняв приглашение гостя, сел в кресло.
— Олес Григорич, с тобой есть серьезный разкофор.
— Слушаю, Вилли Августович, говорите.
Шварц долгим, испытующим взглядом посмотрел на старика.
— Ты знаешь, кто вчера вечир стрелял Шароян? Вопрос был для старика неожиданным.
— Скажу вам совершенно честно, понятия не имею об этом. Думаю только, если бы то были партизаны, вряд ли этот малый уцелел бы от партизанской пули.
— Прафильно,— оживился Шварц,— ни партизан. Он отодвинул ящик стола, вытащил оттуда маленький пистолет, повертел его, понюхал дуло.
— Ты эта писталет видил?
— Поверьте мне, Вилли Августович, впервые вижу. Шварц, тихо произнося слова, сказал, что в Шароя-
на вчера вечером стреляли именно из этого пистолета.
— Эта писталет есть Митин.
— Что вы говорите, Вилли Августович? — испуганно воскликнул старик.
— Пафериш мне, Олес Григорич. О, Митья, Митья! И он рассказал, как догадался о том, что Митя
занимается опасными делами. Каждый день он смотрел через занавеску в окно, следил за тем, что делает Митя во дворе, и увидел, как мальчик достал закопанный в землю пистолет. Надо строжайше отчитать мальчика, а то он погубит и себя и всех своих близких.
Бабенко с невольным восхищением смотрел на Шварца, на его открытое лицо, ясные глаза. Великое утешение, что есть еще на земле такие хорошие люди!
Они договорились, что Бабенко поговорит с Митей, строжайше предупредит мальчика. Но Митя ни в коем случае не должен знать, что Шварц в курсе всех этих дел.
А в это время Митя понуро стоял в саду и, ничего не понимая, смотрел на свой разрытый тайник. Кто мог знать, что здесь зарыт пистолет кто его вырыл и унес? Ясно, что кто-нибудь из своих. Если бы пистолет нашел немец, то сейчас их дом бы уже был сожжен, а деда потащили бы на площадь и повесили.
Но так или иначе — Митя лишился пистолета! Мальчик горько переживал свою потерю, когда вдруг к ним во двор зашел Коля Чегренов.
— Колька!
— Что?
— Смотри... вытащили, унесли...
Мальчики молча стояли возле разрытого тайника. Как узнать, кто унес пистолет, как заполучить пистолет обратно? Ребятам казалось, что они сразу стали бессильными и беспомощными. Что им делать без оружия?
— Убежим к партизанам,— предложил Коля. Митя не ответил.
— Ну, что молчишь?
Митя улыбнулся улыбкой взрослого, житейски умудренного человека.
— Где ты их найдешь? Если даже найдем, не примут они нас, это не такое простое дело.
Он возражал, но сердился на себя, что мысль разыскать партизан родилась не у него в голове.
— Что же нам делать? — спросил Коля.
— Подумаем. У меня есть еще три ручные гранаты.
— Три гранаты! Тремя гранатами не много уничтожишь фашистов. Мимо нас прошел этот Шароян, ты и то промахнулся. А говорил, что хорошо стреляешь. Если бы дал пистолет мне!
Митя рассердился.
— Хватит, не морочь голову. Подумаешь, отыскался снайпер. Ты в жизни своей ни разу не стрелял из пистолета.
Они уселись на траве и долго молчали.
— Мить, а знаешь, что у этого Шарояна отнялся язык?
— А ну его к черту!
— С ним разговаривают, а он не может отвечать, онемел.
— Ну и что?
— Но ты не думай, что от твоего выстрела он так ругался. Он после нападения партизан стал таким.
— Ладно. Хватит. — Не кисни, Мить. Говорят, в лесу полно партизан, pienib, как называется их отряд? «Партизанский имени Андрея Билика»... Зина рассказывала гери, а я притворился спящим, думали, что я не limy. И знаешь, где сейчас Аргам? Не знаешь,
знаю. У вас в доме, в вашем подвале. Один из ключей того Шварца. Будто бы он свои вещи положил туда дикому не дает ключа. Зина каждый день приходит, будто бы прислуживать этому Вилли Августо,— это все липа... Приходит она к Аргаму, а Шварц дш человек, как Тельман...
И От неожиданности Митя совершенно оторопел. , почувствовал себя глубоко оскорбленным: почему (ц, ничего ему не сказал об этих делах, и он узнает р всем от Кольки Чегренова!
— Хватит болтать байки всякие.
— Не выдумки,— ответил Коля,— все верно, что, честное партизанское слово.
— Я все это давно сам знаю,— хвастливо проговорил Митя,— но ты пойми, что это строгая тайна.
— Только с тобой я про это и говорю.
— Нет, и со мной не нужно. Коля обиделся.
— Не воображай... Если так, я многое еще знаю, не скажу.
— Дело твое, я и не прошу.
Но Коля не выдержал молчания,
— Знаешь, Митя, я сегодня отравил Оккупанта. Дала яду, я этот яд в куске мяса бросил ему, съел.
Эта новость и обрадовала и одновременно опечалила Степного. Коля во всем опередил его!
— Нет, это не ерунда — если победит мазинский петух, бабы подумают, что фашисты сильнее нас.
На крыльце показался Шварц, он посмотрел на ребят и погрозил им пальцем, потом топнул ногой и закричал:
— Домой, марш, бистро, бистро!
Покорные этому приказу, мальчики пошли к крыльцу.
XIII
Дед сидел с трубкой во рту, угрюмо насупившись. Улита Дмитриевна, собирая со стола посуду, бормотала:
— Упрямый, дрянной мальчишка, накличет он беду на нашу голову!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101