Да еще если станут указывать на ту или иную мелькающую
перед ним вещь и задавать вопрос, что это такое, и вдоба-
вок заставят его отвечать! Не считаешь ли ты, что это край-
не его затруднит и он подумает, будто гораздо больше прав-
ды в том, что он видел раньше, чем в том, что ему
показывают теперь?
- Конечно, он так подумает.
- А если заставить его смотреть прямо на самый свет, разве
не заболят у него глаза и не вернется он бегом к тому, что он в
силах видеть, считая, что это действительно достовернее тех
вещей, которые ему показывают?
- Да, это так.
228
11J1A1 UH (42S - 347 гг. до н. э.)
- Если же кто станет насильно тащить его по крутизне вверх,
в гору и не отпустит, пока не извлечет его на солнечный свет,
разве он не будет страдать и не возмутится таким насилием? А
когда бы он вышел на свет, глаза его настолько были бы
поражены сиянием, что он не мог бы разглядеть ни одного
предмета из тех, о подлинности которых ему теперь говорят.
- Да, так сразу он этого бы не смог.
- Тут нужна привычка, раз ему предстоит увидеть все то, что
там, наверху. Начинать надо с самого легкого: сперва смотреть
на тени, затем - на отражения в воде людей и различных пред-
метов, а уж потом - на самые вещи; при этом то, что на небе, и
самоё небо ему легче было бы видеть не днем, а ночью, то есть
смотреть на звездный свет и Луну, а не на Солнце и его свет.
- Несомненно.
- И наконец, думаю я, этот человек был бы в состоянии
смотреть уже на самоё Солнце, находящееся в его собственной
области, и усматривать его свойства, не ограничиваясь на-
блюдением его обманчивого отражения в воде или в других,
ему чуждых средах.
- Конечно, ему это станет доступно.
И тогда уж он сделает вывод, что от Солнца зависят и
времена года, и течение лет, и что оно ведает всем в видимом
пространстве и оно же каким-то образом есть причина всего
того, что этот человек и другие узники видели раньше в пещере.
Ясно, что он придет к такому выводу после тех наблюдений.
- Так как же? Вспомнив свое прежнее жилище, тамошнюю
премудрость и сотоварищей по заключению, разве не сочтет
он блаженством перемену своего положения и разве не пожа-
леет своих друзей?
И даже очень.
А если они воздавали там какие-нибудь почести и хвалу друг
другу, награждая того, кто отличался наиболее острым зрением
при наблюдении текущих мимо предметов и лучше других запо-
минал, что обычно появлялось сперва, что после, а что и одно-
временно, и на этом основании предсказывал грядущее, то, как
ты думаешь, жаждал бы всего этого тот, кто уже освободился
от уз, и разве завидовал бы он тем, кого почитают узники и кто
среди них влиятелен? Или он испытывал бы то, о чем говорит
Гомер, то есть сильнейшим образом желал бы
...как поденщик, работая в поле,
службой у бедного пахаря хлеб добывать свой насущный
229lUlAlun itza - -)t/ гг. до и. i.<
и скорее терпеть что угодно, только бы не разделять представ-
лений узников и не жить так, как они?
- Я-то думаю, он предпочтет вытерпеть все что угодно, чем
жить так.
- Обдумай еще и вот что: если бы такой человек опять спус-
тился туда и сел бы на то же самое место, разве не были бы его
глаза охвачены мраком при таком внезапном уходе от света
Солнца?
- Конечно.
_ А если бы ему снова пришлось состязаться с этими вечными
узниками, разбирая значение тех теней? Пока его зрение не
притупится и глаза не привыкнут - а на это потребовалось бы
немалое время, - разве не казался бы он смешон? О нем стали
бы говорить, что из своего восхождения он вернулся с испор-
ченным зрением, а значит, не стоит даже и пытаться идти ввысь.
А кто принялся бы освобождать узников, чтобы повести их
ввысь, того разве они не убили бы, попадись он им в руки?
- Непременно убили бы.
Так вот это уподобление следует применить ко всему, что
было сказано ранее: область, охватываемая зрением, подобна
тюремному жилищу, а свет от огня уподобляется в ней мощи
Солнца. Восхождение и созерцание вещей, находящихся в вы-
шине, - это подъем души в область умопостигаемого. Если
ты все это допустишь, то постигнешь мою заветную мысль -
коль скоро ты стремишься ее узнать, - а уж богу ведомо,
верна ли она. Итак, вот что мне видится: в том, что познавае-
мо, идея блага - это предел, и она с трудом различима, но
стоит только ее там различить, как отсюда напрашивается
вывод, что именно она - причина всего правильного и прекрасно-
го. В области видимого она порождает свет и его владыку, а в
области умопостигаемого она сама - владычица, от которой
зависят истина и разумение, и на нее должен взирать тот, кто
хочет сознательно действовать как в частной, так и в общест-
венной жизни.
ИДЕЯ БЛАГА
- Зрение ни само по себе, ни в том, в чем оно возникает, - мы
называем это глазом - не есть Солнце.
Конечно,нет.
Однако из орудий наших ощущений оно самое солнце-
образное.
230
ПЛАТОН (428 347 гг. до н. -).)
Да,самое.
- И та способность, которой обладает зрение, уделена ему
Солнцем, как некое истечение.
Конечно.
- Значит, и Солнце не есть зрение. Хотя оно- причина
зрения, но само зрение его видит.
- Да, это так.
Вот и считай, что я утверждаю это и о том, что порождается
благом, - ведь благо произвело его подобным самому себе:
чем будет благо в умопостигаемой области по отношению к
уму и умопостигаемому, тем в области зримого будет Солнце
по отношению к зрению и зрительно постигаемым вещам.
Как это? Разбери мне подробнее.
- Ты знаешь, когда напрягаются, чтобы разглядеть пред-
меты, озаренные сумеречным сиянием ночи, а не те, цвет
которых предстает в свете дня, зрение притупляется, и чело-
века можно принять чуть ли не за слепого, как будто его
глаза не в порядке.
Действительно, это так.
Между тем, те же самые глаза отчетливо видят предметы,
освещенные Солнцем: это показывает, что зрение в порядке.
И что же?
- Считай, что так бывает и с душой: всякий раз, когда она
устремляется туда, где сияют истина и бытие, она восприни-
мает их и познает, а это показывает ее разумность. Когда же
она уклоняется в область смешения с мраком, возникновения и
уничтожения, она тупеет, становится подверженной мнениям,
меняет их так и этак, и кажется, что она лишилась ума.
Похоже на это.
Так вот, то, что придает познаваемым вещам истинность, а
человека наделяет способностью познавать, это ты и считай идеей
блага - причиной знания и познаваемости истины. Как ни пре-
красно и то и другое - познание и истина, но если идею блага
гы будешь считать чем-то еще более прекрасным, ты будешь
прав. Как правильно было считать свет и зрение солнцеобразны-
ми, но признать их Солнцем было бы неправильно, так и здесь:
правильно считать познание и истину имеющими образ блага,
но признать которое-либо из них самим благом было бы непра-
вильно: благо по его свойствам надо ценить еще больше.
Каким же ты считаешь его несказанно прекрасным, если, по
1воим словам, от него зависят и познание, и истина, само же
231ПЛАТОН (428 - 347 гг. до н. э.)
оно превосходит их своей красотой! Но, конечно, ты понима-
ешь под этим не удовольствие?
- Не кощунствуй! Лучше вот как рассматривай его образ...
- Как?
Солнце дает всему, что мы видим, не только возможность
быть видимым, но и рождение, рост, а также питание, хотя
само оно не есть становление.
Как же иначе?
- Считай, что и познаваемые вещи могут познаваться лишь
благодаря благу; оно же дает им и бытие, и существование,
хотя само благо не есть существование, оно - за пределами
существования, превышая его достоинством и силой.
О ДУШЕ
Если человек настоящий философ, его заботы обращены не на|
тело, но почти целиком - насколько возможно отвлечься от|
собственного тела - на душу.
Можно ли видеть душу?
Нельзя.
- Значит, она безвидна?
Да.
Каждое тело, движимое извне, не одушевлено, а движимое из-
нутри, из самого себя, одушевлено, потому что такова природа
души. То. что движет само себя, есть не что иное, как душа.
Душа наша существовала до того, как мы родились.
Душа - своего рода гармония, слагающаяся из натяжения
телесных начал.
То, что видит душа, умопостигаемо и безвидно.
Душа бессмертна и неуничтожима. И поистине наши души
будут существовать в Аиде.
Уподобим душу слитой воедино силе упряжки крылатых коней и
возничего. Из коней, говорим мы, один хорош, а другой нет,
один из них прекрасных статей, стройный, шея высокая, храп (
горбинкой, масть белая, глаза черные; он любит честь, но ivpv.
этом воздержан и совестлив, он друг верных мнений, его не надо
погонять бичом. А другой весь перекошен, тучен, дурно сложен,
шея у него мощная, да короткая, он курносый, черной масти, а
глаза светлые, полнокровный, друг наглости и похвальбы; кос-
мы вокруг ушей делают его глухим, он с трудом повинуется бичу
Душа умершего продолжает существовать и обладает способ-
ностью мыслить.
232
11J1ATUH (428 - 347 гг. до н. ч.)
Душа всякий раз обманывается по вине тела. Мне кажется, это
бесспорно.
На мой взгляд, сказал Симмий, душа сродни лире , ее струнам
и гармонии. И верно, в настроенной лире гармония - это
нечто невидимое, бестелесное, прекрасное и божественное, а
сама лира и струны - тела, то есть нечто телесное, сложное,
земное и сродное смертному. Представь себе теперь, что лиру
разбили или же порезали и порвали струны, - приводя те же
доводы, какие приводишь ты, кто-нибудь будет упорно дока-
зывать, что гармония не разрушилась и должна по-прежнему
существовать. Быть того не может, скажет такой человек, что-
бы лира с разорванными струнами и сами струны - вещи
смертной природы - все еще существовали, а гармония, срод-
ная и близкая божественному и бессмертному, погибла, унич-
тожившись раньше, чем смертное. Нет, гармония непременно
должна существовать, и прежде истлеют без остатка дерево и
жилы струн, чем претерпит что-нибудь худое гармония. И
право же, я думаю, ты и сам отлично сознаешь, что наиболее
частый взгляд на душу таков: если наше тело связывают и
держат в натяжении тепло, холод, сухость, влажность и неко-
торые иные, подобные им, начала, то душа наша есть сочета-
ние и гармония этих начал, когда они хорошо и соразмерно
смешаны друг с другом. И если душа - это действительно
своего рода гармония, значит, когда тело чрезмерно слабеет
или, напротив, чрезмерно напрягается - из-за болезни или
иной какой напасти, - душа при всей своей божественности
должна немедленно разрушиться, как разрушается любая гар-
мония, будь то звуков или же любых творений художников; а
телесные останки могут сохраняться долгое время, пока их не
уничтожит огонь или тление. Пожалуйста, подумай, как нам
огвечать на этот довод, если кто будет настаивать, что душа
есгь сочетание телесных качеств и потому в том, что мы назы-
ваем смертью, гибнет первою.
Сократ, по всегдашней своей привычке, обвел собравшихся
взглядом, улыбнулся и сказал:
Симмий говорит дело. Если кто из вас находчивее моего,
пусть отвечает. Кажется, Симмий метко поддел наше рассуж-
дение. И все-таки, на мой взгляд, прежде чем отвечать, нужно
сперва выслушать еще Кебета, в чем упрекает наши доводы
он, а мы тем временем подумаем, что нам сказать. И тогда
уже, выслушав обоих, мы либо уступим им, если выяснится,
233ПЛАТОН (428 - 347 гг. до н. э.)
что они поют в лад, а если нет - будем отстаивать свое
доказательство. Ну, Кебет, теперь твой черед: говори, что
тебя смущает.
Да, Сократ, я скажу, - отозвался Кебет. [...] Смотри,
есть ди толк в том, что я на это отвечаю. Естественно, что
и мне, как раньше Симмию, понадобится какое-нибудь
уподобление.
Так рассуждать, на мой взгляд, примерно то же самое, что
применить этот довод к умершему старику-ткачу и утвер-
ждать, будто он не погиб, но где-то существует, целый и
невредимый, и в подтверждение предъявить плащ, который
старик сам себе соткал: плащ-то ведь цел, ему ничего не
сделалось, он невредим. А если кто усомнится, тогда спро-
сить, что долговечнее, люди или плащи, которые постоянно в
употреблении, в носке, и, услыхав в ответ: <Разумеется, лю-
ди>, считать доказанным, что человек, соткавший этот
плащ, без всякого сомнения, цел и невредим, раз не погибла
вещь менее долговечная.
Но я думаю, Симмий, что на самом-то деле все обстоит
иначе.
[...]
Тем не менее я так считаю, сказал Симмий, - и был бы
очень изумлен, если бы мое мнение вдруг переменилось.
Тогда Сократ:
А между тем.~друг-фиванец, тебе придется его переменить,
если ты останешься при мысли, что гармония - это нечто
составное, а душа- - своего рода гармония, слагающаяся из
натяжения телесных начал. Ведь ты едва ли и сам допустишь,
что гармония сложилась и существовала прежде, нежели то, из
чего ей предстояло сложиться. Или все-таки допустишь?
Никогда, Сократ! - воскликнул Симмий.
Но ты видишь, что именно это ты нечаянно и утвержда-
ешь? Ведь ты говоришь, что душа существует до того, как
воплотится в человеческом образе, а значит, она существует,
сложившись из того. что еще не существует. Ведь гармония
совсем непохожа на то, чему ты уподобляешь ее сейчас: на-
оборот, сперва рождается лира, и струны, и звуки, пока еще
негармоничные, и лишь последней возникает гармония и первой
разрушается. Как же этот твой новый довод будет звучать в
лад с прежним?
Никак не будет, отвечал Симмий.
234
llJlt\l- А ведь если какому доводу и следует звучать стройно и в
лад, так уж тому, который касается гармонии.
- Да, конечно, - согласился Симмий.
- А у тебя не выходит в лад, - сказал Сократ.
- Сколько я помню, мы говорили, что душа существует до
перехода своего в тело с такой же необходимостью, с какой ей
принадлежит сущность, именуемая бытием. Это основание я
принимаю как верное и достаточное и нимало в нем не сомне-
ваюсь. А если так, я, по-видимому, не должен признавать, что
душа есть гармония, кем бы этот взгляд ни высказывался -
мною или еще кем-нибудь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79