Мы обрели друг друга в большом и холодном мире — этим сказано все.
Иосиф Виссарионович, разумеется, знал о переменах, которые произошли у меня, однако тактично разговор по этому поводу не заводил. Он теперь реже бывал на нашей общей квартире, дверь между нашими половинами почти не открывалась. Мне было тягостно думать, что я стесняю Иосифа Виссарионовича, лишаю его возможности отдохнуть или поработать в полной изоляции. И ещё: волновало меня не то, что брат Кати расстрелян ЧК, а как относится к этому Сталин, не компрометирует ли его наше соседство. Выбрав удобный момент, я спросил, нужно ли мне переехать на другую квартиру?
— А чем вас не устраивает старая? — пытливо глянул Иосиф Виссарионович. — Вам тесно в двух комнатах?
— Меня и Катю устраивает все. О вас беспокоюсь.
— Не надо тревожиться обо мне. — Лёгкая улыбка скользнула у него под усами. — Я не против настоящего положения. Вот когда у вас пойдут дети, тогда посмотрим… От маленьких детей много крика. Выдержит ли наша стена?
— Спасибо.
— Я очень рад, Николай Алексеевич, что вы нашли достойную женщину. Грузинские мужчины часто привлекательны, крупные черты лица придают им мужественный вид, даже заведомым трусам, — усмехнулся Сталин. — И наоборот, крупные черты лица не украшают грузинских женщин, огрубляют их внешне; они редко выглядят красивыми даже смолоду, и быстро стареют. Грузинская женщина некрасива, но она прекрасна, можете мне поверить. Сколько в ней чистоты, преданности, большого ума. Грузинская женщина держит на себе всю семью… Впрочем, я могу быть пристрастным.
— Будьте, — сказал я. — Ведь я тоже пристрастен. Я люблю Екатерину Георгиевну и выполню одну её просьбу, но предварительно хочу посоветоваться с вами.
— Пожалуйста, — сказал Сталин. — Мою первую жену, мать Якова, тоже звали Екатериной. Такое вот совпадение, — тряхнул головой, будто отгоняя подступившие воспоминания. — Какой совет вам нужен, Николай Алексеевич?
— Катя хочет венчаться в церкви. Она христианка, я тоже.
— Разве вы верующий? — приподнялась, изогнувшись, бровь Сталина.
— Общепринятый обычай. Катя столько пережила, что теперь боится… Уверена, что церковь принесёт нам счастье.
— Ну, что же, — произнёс, подумав Иосиф Виссарионович. — Мы не одобряем религию, мы боремся с церковными пережитками, мы воюем за благополучие людей на земле, а не на сомнительном том свете, но церковные обряды у нас не запрещены… Екатерину Георгиевну не следует сейчас же перевоспитывать, но постарайтесь убедить её, чтобы не крестила ребёнка.
— Думаю, что она согласится, но при условии, Иосиф Виссарионович, — улыбнулся я. — Если вы будете на гражданском обряде.
— Чтобы я был крёстным отцом?! — понял и засмеялся Сталин. — Что значат слова, никуда от них не уйдёшь. Крёстный отец, опять «крест»… Нам не только обряды, но и слова придётся менять. А пока договорились, Николай Алексеевич, за мной дело не станет. Только чтобы вы с ней не подкачали. Так и передайте Екатерине Георгиевне.
7
Всегда я очень тревожился, если Иосиф Виссарионович становился вдруг слишком спокойным и сдержанным, скрывая своё раздражение, свой гнев. Чем хладнокровнее, инертней он выглядел, тем сильнее было внутреннее давление. Ладно, если накопившееся напряжение просочится через какую-нибудь отдушину, не вызвав взрыва, чреватого опасными последствиями — особенно у человека, отмеченного большой властью.
Несколько ночей подряд Сталин провёл вдруг на нашей квартире. Приезжал поздно, сразу ложился спать. В одиннадцать дня за ним приходила машина. Можно было догадаться — у него очередная неприятность в семье. Я выяснил: была ссора, и Надежда Сергеевна, забрав детей, уехала к своему отцу в Ленинград.
Сталин был настолько взвинчен, что никого не хотел видеть, перестал пользоваться услугами цирюльника, брился сам.
Власик пришёл утром на мою половину, сказал испуганно:
— Уж больно он странный, Николай Алексеевич! Стоит у зеркала с бритвой и будто окаменел. Вода стынет, три раза менял, а он только правую щеку выбрил.
Сталин, действительно, находился возле зеркала. Скособочившись, подняв руку с бритвой до подбородка, он смотрел на себя тусклыми, желтоватыми глазами и, кажется, ничего не видел.
— Добрый день! — громко произнёс я.
Он медленно повернул голову, глянул недовольно, сказал со злой иронией:
— Ещё один Никола-угодник… (Власика ведь тоже звали Николаем.)
Ну, насчёт угодника было слишком даже для Сталина.
— Кто давал вам право так говорить со мной? Я никогда никому не угождал и не буду! — Голос мой прозвучал отрезвляюще-резко.
— А кто мне может не дать право? — скривились губы Иосифа Виссарионовича.
— Я!
— Каким образом?
— Вызову на дуэль.
— Вы это серьёзно? — кажется, он очухался.
— Вполне.
— Но это невозможно! — Да, судя по улыбке, Сталин пришёл в себя. — Вас немедленно арестует Власик (тот, дуболом, принял стойку, как хищник перед прыжком).
— Это вопрос чести. Значит, вы боитесь! — продолжал я не щадить его.
У Сталина бешено сверкнули и сразу просветлели глаза. Сдержался. Положив бритву, всем корпусом повернулся ко мне. Произнёс вполне осмысленно, рассудительно, даже с юмором:
— Нет, я не боюсь. Но для дуэли мне требуется разрешение Центрального Комитета партии. Могут не дать.
— Надёжная защита.
— Но что же мне делать? — пожал плечами Сталин: разговор явно заинтересовал его.
— Сесть к столу и написать вашей жене в Ленинград. Тёплое хорошее письмо. Сообщите Надежде Сергеевне, что намерены приехать за ней.
— Почему я должен первым? Она ушла сама, увезла грудного ребёнка…
— Мы мужчины, Иосиф Виссарионович. И вообще, первый шаг к примирению всегда делает тот, кто умней.
— Разве что так… — в голосе Сталина звучало явное облегчение. — Но мне трудно писать. Лучше я позвоню ей. Скажу, что сам приеду за ними.
— Как хотите. Однако сегодня я вас никуда не пущу, а на завтра вызову сюда врача.
— Какого врача? — не понял он.
— Невропатолога, — жёстко сказал я. — Владимира Михайловича Бехтерева. Он крупнейший специалист.
Сталин сразу как-то обмяк под моим требовательным взглядом, бессильно повисли вдоль туловища руки. Произнёс сдавленно:
— Пусть осмотрит дома… Но не сейчас, а когда вернётся Надежда. Тогда я буду чувствовать себя лучше.
На том и порешили.
Через несколько дней жена Иосифа Виссарионовича возвратилась в Москву, и в их семье на некоторое время восстановилось относительное спокойствие. Но лишь на некоторое…
Трудно, невозможно понять и объяснить перелом в психике Иосифа Виссарионовича, начавшийся к концу двадцатых годов и обостривший самые скверные черты его характера, если не учитывать те неприятности, которые обрушились на Сталина в личной жизни. Много сил, нервов, душевной энергии расходовал он на работе. И ему, человеку впечатлительному, замкнутому, очень нужен был домашний уют, тёплая семейная атмосфера, где он мог бы сбросить напряжение, получить разрядку. Сталин очень стремился к этому, хотел иметь надёжный семейный очаг и не просто красивую жену, а верного единомышленника и ласковую добрую хозяйку. Это ведь очень важно, когда есть надёжный тыл, где можно успокоиться, восстановить силы. Особенно когда тебе уже под пятьдесят. Но ничего подобного у Иосифа Виссарионовича не имелось. Дома не получал он ни радости, ни вдохновения. Одна лишь дополнительная нервотрёпка. И чем дальше, тем сильнее…
О своей первой жене, Екатерине Сванидзе, скончавшейся в двадцать два года от брюшного тифа, вспоминать он не любил, если говорил о ней, то с оттенком уважения, но не больше. Сожалений о её ранней кончине, горечи утраты — этого не было. И к сыну, Якову Джугашвили, относился с удивительным равнодушием, не свойственным для грузин, которые обычно очень любят своих близких, особенно детей, а уж мальчиков — наследников тем паче. Причина тут вот какая. Родился Яков в 1907 году, сразу после первой, неудачной революции, в самое трудное для Сталина время. Аресты, ссылки, подполье — Иосиф Виссарионович почти не видел сына, который рос у родственников жены, у Сванидзе, людей, в общем-то чуждых Иосифу Виссарионовичу, и сам Яков становился постепенно чужим для него.
Долгое время Сталин вёл холостяцкую жизнь и, наверное, вообще не завёл бы новой семьи, если бы не особый случай, получивший постепенно этакую романтическую окраску. Я бы сказал — роковой случай, роковой дважды и трижды.
Представьте себе картину. Начало нашего века. Летний день на берегу тёплого моря. Вдоль кромки воды прогуливается хорошо одетая женшина, рельефными формами и томной улыбкой привлекающая внимание пылких южан. Заговорилась с усатым франтом и не заметила, как набежавшая волна смыла её двухлетнюю дочку. Только белое платьице мелькнуло средь мутной пены. Гибель казалась неизбежной, но тут, как в сказке, появился молодой грузин, смело бросился в кипящий вал, нырнул, нашёл и вынес на берег прекрасное крохотное существо.
Думаю, все это выглядело не столь трагично и героически, как рассказывалось впоследствии. «Было нечто подобное», — с улыбкой говорил Сталин. Дело в том, что он во всю свою жизнь так и не научился плавать, а уж нырять — тем более. Вероятно, девочка барахталась там, где воды было по колено взрослому человеку. Болтливая мамаша, чуть не прококетничавшая своего ребёнка, могла потом нафантазировать невесть что. Во всяком случае, именно тогда впервые увидел Иосиф Виссарионович свою будущую жену Надежду Аллилуеву.
Шли годы. История о чудесном спасении превратилась в семейную легенду, волновавшую сердце подраставшей девочки. Да и герой легенды время от времени давал знать о себе. Вот отец Нади — Сергей Яковлевич — познакомился на конспиративной квартире с молодым, смелым революционером Сосо Джугашвили: им предстояло перевезти из Тифлиса в Баку ручной печатный станок, тайно изготовленный рабочим железнодорожных мастерских. Вот в трудные годы реакции Сергей Яковлевич, занимая приличную должность в Петербурге, создаёт и возглавляет специальный денежный фонд для ссыльных революционеров — большевиков. Товарищам по партии, в далёкую Сибирь, шли деньги, посылки с продуктами и одеждой. Такой помощью пользовались Яков Свердлов, Коба-Сталин… «Это он, тот самый!» — говорили о нем в семье.
И вот — начало июля 1917 года. Временное правительство перешло в наступление. В Петрограде расстреляна мирная демонстрация. Разгромлена редакция газеты «Правда». Ленин и другие большевики обвинены в шпионаже и государственной измене. Издан приказ об аресте Владимира Ильича.
События тех трагических дней, когда Ленин вынужден был опять перейти на нелегальное положение, когда в ЦК обсуждался вопрос, отправляться ли Владимиру Ильичу на суд, когда сам он заявил: «Я явлюсь на суд Временного правительства и добьюсь, чтобы он был открытым судом, и превращу его а суд над контрреволюцией…» — события тех трудных дней хорошо известны. Мне важно лишь вот что. Когда полиция искала Ленина по всему городу, когда шли повсюду аресты и обыски революционеров, Владимир Ильич с Надеждой Константиновной укрылись в трехкомнатной квартире заведующего кабельной электросетью Невского района Сергея Яковлевича Аллилуева и его жены Ольги Евгеньевны. Сюда же пришли вскоре члены ЦК РСДРП(б) Сталин и Орджоникидзе, другие товарищи. Тут вырабатывалась тактика на ближайшие дни, здесь по предложению Сталина было принято решение тайно переправить Владимира Ильича в Разлив.
Из дома вышли в сумерках, после девяти вечера. На Ленине — старое рыжеватое пальто, серая кепка надвинута на лоб — узнать невозможно. Рядом с ним шагали Вячеслав Иванович Зоф, секретарь сестрорецкой партийной организации, и балтийский матрос Юргис Стимун. Немного сзади Сталин и Аллилуев. Так проследовали до вокзала, где Владимир Ильич сел в последний вагон последнего в ту ночь поезда…
Вместе с Аллилуевым возвратился Иосиф Виссарионович на квартиру, где оставался потом ещё несколько суток. По достоинству оценил он надёжное и спокойное укрытие в этой семье. И, конечно, подействовал на него восхищённый взгляд шестнадцатилетней гимназистки — красавицы Нади. Взаимное чувство вспыхнуло между ними сразу. И вскоре они провели свою первую ночь в посёлке Левашово, на даче. И ей и ему почему-то особенно запомнилось, что там, на полянах, в разгар лета, было много земляники.
Сталину исполнилось тогда тридцать восемь лет, но Надя не ощущала разницы в возрасте, настолько Иосиф Виссарионович был бодр, весел, полон энергии; военная форма и решительность выделяли его среди штатских людей, бывавших в семье Аллилуевых.
Родители не возражали, отец не имел решающего голоса в домашних делах, а мать — Ольга Евгеньевна, сама убежавшая с Аллилуевым (через окно, ночью, с узелком в руках), когда ей было всего четырнадцать лет, страсть как любила пикантные положения. А тут такой романтический случай: объявился спаситель Нади, ниспосланный свыше!
Тогда и соединились Иосиф Виссарионович и Надежда Сергеевна в семейную пару. И все у них шло хорошо первые годы. Сталин любил молодую жену, ездил к Наде при каждой возможности с фронта, сам молодел рядом с ней: задорной, страстной и нежной. Будни начались позже, когда наступило мирное время. Надежда Сергеевна переехала к мужу в столицу, и они поселились в кремлёвской квартире. Ну, не такие уж серые будни, а обычная семейная жизнь, нисколько, впрочем, не тяготившая Иосифа Виссарионовича. Наоборот, он был очень доволен, что у него есть жена и маленький сын Вася, имеется свой собственный тёплый угол. Даже привычку работать ночью и ложиться в четыре утра поломал тогда ради жены, а это нелегко далось ему. И вообще для Нади он готов был на многое. Никогда не заботившийся о своём благополучии, он вынужден был теперь «пристраивать» многочисленных родственников Аллилуевых, в том числе и их побочного клана Енукидзе. Кому-то требовалась одежда, кому-то еда, кто-то заболел и просил положить в хорошую больницу. Сталин делал и это, через силу, скрепя сердце, но делал ради жены, хотя сам ходил в одной и той же шинели, а при сильном холоде — в потёртой шубе, которую привёз из последней ссылки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321 322 323 324 325 326 327 328 329 330 331 332 333 334 335 336 337 338 339 340 341 342 343 344