https://wodolei.ru/catalog/rakoviny/malenkie/Jacob_Delafon/
И вдруг раздался крик, такой громкий и яростный, что я даже вздрогнул:
— Стой, Зайцев! Останови!
Шофёр резко затормозил.
Захаров выскочил из машины, так хлобыстнув дверцей, что та едва не отлетела. Кононенко и шофёр Зайцев, прихвативший автомат, бросились за генералом. Я пошёл следом.
Впереди — недостроенный мост через речушку. Сани переправлялись по льду, по временному настилу. Туда же вела и автомобильная колея. Поодаль, на опушке, толпились бойцы с котелками возле походной кухни.
— Командира ко мне! — прохрипел генерал. Его пальцы рвали ворот гимнастёрки, врезавшийся в шею. Не задохнулся бы!
Подбежал командир сапёров: худой, высокий капитан в длинной шипели, в больших растоптанных валенках. Видно, что из гражданских. Неумело поднёс руку к шапке, хотел доложить.
— Ты что тут делаешь? — ткнул его пальцем в грудь генерал.
— Мост строим.
— Ты строишь? Они? — показал Захаров на солдат у костра. — Врёшь, саботажник!
— Простите, у нас перерыв на обед. Кухня быстро остывает на холоде, — пояснил капитан, с удивлением глядя на генерала. — Люди покушают, отдохнут и продолжат работу.
— Покушают! Ресторан развёл на войне! Пробки создаёшь!
— Пробки нет. Два грузовика и танк стоят без горючего.
— Ты с кем споришь!? Ты видишь, с кем споришь? Бойцов распустил! На врага работаешь, гад!
Капитан заморгал, открыл было рот, но Захаров оглушил его криком:
— Зайцев! Расстрелять саботажника! Зайцев, где ты?
— Здесь!
— Прикончи у всех на виду! Чтобы знали! Никакой пощады мерзавцам!
— Слушаюсь!
Зайцев подтолкнул прикладом одеревеневшего капитана. А Захаров быстро пошёл, почти побежал к машине. Там расслабленно упал на мягкое сиденье, дыша тяжело, будто загнанная лошадь.
Я был настолько ошеломлён, что не успел даже сообразить, — вмешаться ли мне?.. Протрещала за деревьями автоматная очередь.
Шофёр Зайцев, заняв своё место, взглянул на генерала с такой укоризной, что тот вновь помрачнел.
Машина миновала злополучный мост. Ехали молча. Тишина была гнетущая. Захаров обмяк, скис — словно наступило похмелье после большой пьянки. Часто вздыхал. Потом вытянул из кармана красную тряпицу и долго сморкался. Заискивающе прозвучал его голос:
— Зайчик, ты бумаги-то посмотрел? Семейный он?
— Детишек трое. Две девочки и пацан… Сразу и вдова, и трое сирот… — Молчание. Вздохи.
— Зайка, ты значит…
— Ваше приказание выполнено.
— Ах, Зайка, Зайка!
Почудилось — всхлипнул генерал.
— Зайка, голубчик, может, ты не того…
— Вы велели.
— Зайка, ты же знаешь… — Шофёр пожал плечами.
— Зайка, поклянись своей матерью! — Шофёр молчал, устремив взгляд на бегущую под колёса дорогу. Генерал воспрянул, потянулся к нему:
— Ага, Зайчик, меня не проведёшь, нет! Ну, скажи правду, я тебе все прощу. Ты в воздух стрелял?
— В воздух, — проворчал Зайцев.
— Честное слово?
— Честное.
Вздох облегчения вырвался у Захарова. Потрепал водителя по плечу, произнёс ласково:
— Спасибо, Зайка! Грех с души!..
Когда остановились в перелеске, выпустив генерала по малой нужде, Кононенко спросил шофёра, осторожно подбирая слова:
— Он что — нервный такой?
— У каждого свои странности, — сухо ответил Зайцев. — Мы привыкли, смягчаем… Когда он спокоен —лучше не сыщешь. А в гневе безудержный…
Случай этот изрядно испортил мне настроение, заставил внутренне собраться, быть готовым к любым эскападам неуравновешенного генерала. Такое состояние не оставляло меня до самого прибытия в месторасположение частей Белова, коего достигли мы уже в сумерках. Это было большое село среди лесов. Погода пасмурная, ползли низкие тучи, надёжно укрывавшие от авиации. На широкой улице необычное для прифронтовой полосы многолюдье. Бойцы, женщины, ребятишки. Несли воду от колодцев, разгружали подводы с сеном, просто перекуривали люди, разговаривая. Во дворах кормили, обихаживали лошадей. Кололи дрова. Мне это было по душе: устоявшийся военный быт, люди с толком использовали передышку. Повеселел майор Кононенко, оказавшийся среди своих. А Захарову такая мирная картина явно не понравилась, опять побагровело лицо.
Оставив машину возле полуразрушенного кирпичного здания, пошли по переулку. С тыльной стороны этой кирпичной коробки горел большой костёр: говор, смех, заглушаемые гармошкой. Завёл гармонист что-то весёлое, быстрое, и сразу чёртом выскочил в круг кавалерист без шапки, с русым чубом, в меховой душегрейке поверх гимнастёрки, в широченных галифе, в сапогах, начищенных до зеркального блеска — голенища вспыхивали отражением багрового пламени. Прошёлся, звучно пришлепывая ладонями по каблукам.
— Давай, взводный! Жми, топтало! — весело подзадоривали его.
И он зачастил под музыку, рассыпая частушки:
Эх, конь вороной,
Белые копыта,
Как вернёмся домой,
Полюблюсь досыта.
Ну, насчёт действий по возвращении домой выразился он несколько проще, категоричней, полностью раскрыв свои намерения, но, думаю, не откровенная грубоватость взводного и не зависть к его потенциальным возможностям вызвали раздражение генерала:
— Там сапёры обедают — здесь кавалеристы пляшут… Бардак развели! — грузно повернулся он к Кононенко. Я сообразил: сейчас вспыхнет, накричит, «виновных» накажет. И поспешил вмешаться.
— Молодцы, гвардия! И воевать умеют, и отдыхать. Это сабельный эскадрон?
— Разведывательный дивизион, — охотно пояснил Кононенко, сразу понявший мой ход. — Орлы, с первых дней в седле!
— Орлы не здесь, а в бою, — проворчал Захаров.
— Э, генерал, плясать тоже надо уметь, — усмехнулся я, озадачив замкомфронта своим снисходительно-насмешливым тоном. Ещё бы: молчал этот представитель всю дорогу, а тут разговорился да вроде бы ещё поучает…
7
Павел Алексеевич Белов встретил нас у крыльца крайнего в переулке дома, за которым начинался лес. Кстати, очень важно выбрать каждый раз такое место для штаба, которое меньше всего может привлечь внимание противника. В опасении бомбёжки, диверсантов. У беловцев это всегда хорошо получалось. Провёл нас Павел Алексеевич в просторную горницу. Посреди стол с расстеленной картой, две лавки. Больше никакой мебели. Находились здесь десятка полтора командиров: в шинелях, бекешах, ватниках. Белов спросил, хочет ли Захаров отдохнуть, с дороги или ознакомится с обстановкой? Захаров был голоден (с раннего утра не ели), и устал, и намёрзся, но — сразу за дело:
— Докладывайте.
Только что поступило донесение: 57-я лёгкая кавдивизия и 115-й лыжный батальон отбросили немцев от населённого пункта Подберезье у Варшавского шоссе. Стрелковый полк атакует мост севернее Подберезья. Дивизия Осликовского готова пересечь шоссе и войти в прорыв.
Захаров слушал рассеянно, вроде бы давая понять, что подробности его не интересуют. Спросил:
— Письмо Жукова получено?
— Да, — нахмурился Белов.
— Товарищ Жуков требует прорваться на Вязьму немедленно и любой ценой. Почему не выполняете?
— Я как раз и говорю о том, как это указание выполняем.
— Один ваш полк уже выходил на Варшавское шоссе. Но был отброшен. Почему? — напирал Захаров.
— Потому, что Варшавское шоссе — это коридор за ледяным валом, там противник свободно маневрирует на хорошей дороге мотопехотой и танками. А у меня танков нет. Немцы не жалеют боеприпасов, а мы распределяем снаряды поштучно. И ещё. Враг бьёт с воздуха, а наши истребители сюда не летают. Далеко.
Видя, что Захаров не воспринимает его доводов, Белов — умолк. А Захаров обвёл взглядом людей, находившихся в горнице, произнёс, обращаясь не столько к Белову, сколько к ним:
— Командира полка, отступившего от шоссе, — расстрелять.
Тишина. Потом негромкий сдержанный голос Белова:
— Полк сделал все, что мог. Его отбросили превосходящие силы.
— Я сказал — расстрелять! Пусть знают, что пощады не будет, — жёстко повторил Захаров.
— Передадим дело в трибунал.
— Никаких трибуналов! — сорвался на крик Захаров.
— К стенке!
Чтобы как-то разрядить накалившуюся атмосферу, шагнул вперёд высокий, худой комиссар кавкорпуса Щелаковский. Заговорил о том, что войска не имеют не только боеприпасов, но и продовольствия. Держатся за счёт населения. За спиной группы очень плохие дороги, а кавкорпус — соединение подвижное, у него нет тылов, специальных транспортных подразделений.. Хотел как лучше комиссар, но, сам не зная того, лишь подлил масла в огонь, напомнив Захарову о неприятностях, которые были только что испытаны им на этих самых дорогах.
— У вас люди бездельничают, с девками пляшут, а вы жалуетесь! — вскипел Захаров. — Почему заносы, почему не расчищаете?! — ткнул он пальцем в широкую грудь Кононенко, глядя на майора белесыми ненавидящими глазами. Нашёл опять козла отпущения, как недавно капитана возле моста.
— Я начальник разведки, за дороги не отвечаю.
— Уклоняешься? Встречать ездишь?! А кто отвечает? Никто?
— Я начальник разведки, — громче повторил майор.
— Молчать! Саботажник!
И тут Кононенко не выдержал:
— А вы на меня не орите!
— С кем говоришь? Под трибунал пойдёшь!
— А ты не пугай! Пугливых здесь нет!
Кононенко напрягся, подавшись вперёд, будто готовясь к прыжку. Захаров, отшатнувшись, царапнул пальцами кобуру. Но не успел ещё раскрыть её, а разведчик уже выхватил свой пистолет. Дальнейшее свершилось мгновенно, многие из находившихся в комнате даже не поняли, что и как произошло. Белов бросился к Кононенко и встал перед ним, я шагнул к Захарову, двумя руками схватив его сильную руку на кобуре. Комиссар Щелаковский вырос между мной и Беловым — третьей преградой. И дал команду:
— Все свободны! Все до одного! Быстро, товарищи, быстро!
Вместе со всеми оказался за дверью и Кононенко, вытесненный Беловым. Я почувствовал, как ослабла и безвольно повисла рука Захарова. Вспышка прошла, Захаров опустился на лавку. Все четверо молчали. Слышалось только тяжёлое дыхание, и с улицы доносились звуки гармошки. Первой мыслью моей было: не надо раздувать конфликт. Начнётся расследование, нервотрёпка, пострадают люди из-за чиновного дуролома. И сказал тоном, не допускающим возражений:
— Здесь ничего не было… Павел Алексеевич, прошу вас, докладывайте обстановку.
Белов благодарно посмотрел на меня и продолжил своё сообщение, стараясь говорить спокойно и ровно. Мы со Щелаковским делали вид, что внимательно слушаем. Вынужден был слушать и Захаров, хотя и сопел тяжело, недовольно. Раздумывал, наверно, замять ли дело или дать официальный ход? Обязанности «толкача», «пикировщика» да и сама натура его требовали вроде бы обострить ситуацию, «нагнать страха» на всех, но нас-то тут было трое, а он один. К тому же осторожничал, чувствуя по моему поведению, по очень уважительному отношению ко мне Белова, что за мной стоит большая сила. Ни до чего не додумавшись, посопел да и ушёл отдыхать в отведённый для него дом, бросив с порога:
— Утром разберусь.
Ничего хорошего это обещание и тон, которым оно было высказано, Белову не сулили. Тем более что вот-вот должен был прибыть грузовик с охраной и помощниками Захарова, что несомненно придаст ему самоуверенности. Однако январская ночь длинна, а Белов со своими войсками как раз и привык действовать в тёмное время суток, маскируясь от авиации. За ночь два лыжных батальона, одни стрелковый полк и 57-я лёгкая кавдивизия продвинулись по снежной целине вдоль речки Пополты и перехватили Варшавское шоссе. Образовался «коридор». Небольшой, километра три. Но этого было достаточно, чтобы шоссе пересекли основные силы 2-й гвардейской кавдивизии генерал-майора Осликовского и сабельные эскадроны 75-й лёгкой кавдивизии. Значит, войска Белова выполнили приказ и пошли на Вязьму. Как, каким образом — эти подробности при успехе остаются обычно вне интереса вышестоящего начальства.
Утром немцы подбросили к месту прорыва пехоту на автомашинах, подтянули танки, враг простреливал весь «коридор», в светлое время двигаться там не было никакой возможности, но факт оставался фактом: полки двух кавдивизий через шоссе перешли, а на следующую ночь Белов готовил прорыв основных сил своей группы. Тут только не мешать бы ему, многоопытному талантливому генералу поля боя. Но «пикировщик»! Он же обязательно будет соваться туда, где от него никакой пользы! Предвидя это, я рано утром, пока Захаров отдыхал, навязал разговор Павлу Алексеевичу Белову: как он намерен локализовать Захарова? И ещё раз убедился в том, насколько рассудителен и решителен Белов, которого многие руководители, оценивая по манерам, по интеллигентности (матом хлестать не умел!), считали слишком мягким для военачальника. Сказал же он следующее:
— Терпеть вмешательство Захарова в конкретные дела не намерен. Командую группой войск и кавалерийским корпусом я. Должности наши примерно равны.
— Так, так, — это было любопытно.
— По званию мы оба генерал-лейтенанты. Но полную ответственность за все действия несу я. Могу принять от Захарова только советы, не более.
— А конкретно — что вы намерены? Вот он придёт и начнёт распоряжаться…
— Пресеку, — сказал Белов. — Обезоружу его и охрану. И в сопровождении эскадрона выдворю за пределы моей группы.
— Превосходно! По-рыцарски благородно, по-генеральски категорично, по-интеллигентски умно.
— Смеётесь, Николай Алексеевич.
— Ни в коем разе, все правильно. Но как оценит Жуков? Он доложит товарищу Сталину просто: этот самый Белов зазнался до того, что дал пинком под зад заместителю командующего фронтом.
— А вы?
— Я могу только сказать, что это аллегория, что физического пинка в зад генерал Захаров не получал. Верховный, конечно, спросит, заслуживал ли? С моей точки зрения — вполне. А вот как отреагирует товарищ Сталин — ручаться не могу.
— Спасибо за объективность, — чуть наклонил голову Павел Алексеевич. — Но есть ли другой вариант?
— Есть, — ответил я. И, движимый расположением к симпатичному мне человеку, объяснил, что надо сделать.
Выспавшийся, бодрый, агрессивно настроенный Захаров явился в штаб Белова в девять утра. Павел Алексеевич встретил его спокойно, с достоинством, уважительно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321 322 323 324 325 326 327 328 329 330 331 332 333 334 335 336 337 338 339 340 341 342 343 344
— Стой, Зайцев! Останови!
Шофёр резко затормозил.
Захаров выскочил из машины, так хлобыстнув дверцей, что та едва не отлетела. Кононенко и шофёр Зайцев, прихвативший автомат, бросились за генералом. Я пошёл следом.
Впереди — недостроенный мост через речушку. Сани переправлялись по льду, по временному настилу. Туда же вела и автомобильная колея. Поодаль, на опушке, толпились бойцы с котелками возле походной кухни.
— Командира ко мне! — прохрипел генерал. Его пальцы рвали ворот гимнастёрки, врезавшийся в шею. Не задохнулся бы!
Подбежал командир сапёров: худой, высокий капитан в длинной шипели, в больших растоптанных валенках. Видно, что из гражданских. Неумело поднёс руку к шапке, хотел доложить.
— Ты что тут делаешь? — ткнул его пальцем в грудь генерал.
— Мост строим.
— Ты строишь? Они? — показал Захаров на солдат у костра. — Врёшь, саботажник!
— Простите, у нас перерыв на обед. Кухня быстро остывает на холоде, — пояснил капитан, с удивлением глядя на генерала. — Люди покушают, отдохнут и продолжат работу.
— Покушают! Ресторан развёл на войне! Пробки создаёшь!
— Пробки нет. Два грузовика и танк стоят без горючего.
— Ты с кем споришь!? Ты видишь, с кем споришь? Бойцов распустил! На врага работаешь, гад!
Капитан заморгал, открыл было рот, но Захаров оглушил его криком:
— Зайцев! Расстрелять саботажника! Зайцев, где ты?
— Здесь!
— Прикончи у всех на виду! Чтобы знали! Никакой пощады мерзавцам!
— Слушаюсь!
Зайцев подтолкнул прикладом одеревеневшего капитана. А Захаров быстро пошёл, почти побежал к машине. Там расслабленно упал на мягкое сиденье, дыша тяжело, будто загнанная лошадь.
Я был настолько ошеломлён, что не успел даже сообразить, — вмешаться ли мне?.. Протрещала за деревьями автоматная очередь.
Шофёр Зайцев, заняв своё место, взглянул на генерала с такой укоризной, что тот вновь помрачнел.
Машина миновала злополучный мост. Ехали молча. Тишина была гнетущая. Захаров обмяк, скис — словно наступило похмелье после большой пьянки. Часто вздыхал. Потом вытянул из кармана красную тряпицу и долго сморкался. Заискивающе прозвучал его голос:
— Зайчик, ты бумаги-то посмотрел? Семейный он?
— Детишек трое. Две девочки и пацан… Сразу и вдова, и трое сирот… — Молчание. Вздохи.
— Зайка, ты значит…
— Ваше приказание выполнено.
— Ах, Зайка, Зайка!
Почудилось — всхлипнул генерал.
— Зайка, голубчик, может, ты не того…
— Вы велели.
— Зайка, ты же знаешь… — Шофёр пожал плечами.
— Зайка, поклянись своей матерью! — Шофёр молчал, устремив взгляд на бегущую под колёса дорогу. Генерал воспрянул, потянулся к нему:
— Ага, Зайчик, меня не проведёшь, нет! Ну, скажи правду, я тебе все прощу. Ты в воздух стрелял?
— В воздух, — проворчал Зайцев.
— Честное слово?
— Честное.
Вздох облегчения вырвался у Захарова. Потрепал водителя по плечу, произнёс ласково:
— Спасибо, Зайка! Грех с души!..
Когда остановились в перелеске, выпустив генерала по малой нужде, Кононенко спросил шофёра, осторожно подбирая слова:
— Он что — нервный такой?
— У каждого свои странности, — сухо ответил Зайцев. — Мы привыкли, смягчаем… Когда он спокоен —лучше не сыщешь. А в гневе безудержный…
Случай этот изрядно испортил мне настроение, заставил внутренне собраться, быть готовым к любым эскападам неуравновешенного генерала. Такое состояние не оставляло меня до самого прибытия в месторасположение частей Белова, коего достигли мы уже в сумерках. Это было большое село среди лесов. Погода пасмурная, ползли низкие тучи, надёжно укрывавшие от авиации. На широкой улице необычное для прифронтовой полосы многолюдье. Бойцы, женщины, ребятишки. Несли воду от колодцев, разгружали подводы с сеном, просто перекуривали люди, разговаривая. Во дворах кормили, обихаживали лошадей. Кололи дрова. Мне это было по душе: устоявшийся военный быт, люди с толком использовали передышку. Повеселел майор Кононенко, оказавшийся среди своих. А Захарову такая мирная картина явно не понравилась, опять побагровело лицо.
Оставив машину возле полуразрушенного кирпичного здания, пошли по переулку. С тыльной стороны этой кирпичной коробки горел большой костёр: говор, смех, заглушаемые гармошкой. Завёл гармонист что-то весёлое, быстрое, и сразу чёртом выскочил в круг кавалерист без шапки, с русым чубом, в меховой душегрейке поверх гимнастёрки, в широченных галифе, в сапогах, начищенных до зеркального блеска — голенища вспыхивали отражением багрового пламени. Прошёлся, звучно пришлепывая ладонями по каблукам.
— Давай, взводный! Жми, топтало! — весело подзадоривали его.
И он зачастил под музыку, рассыпая частушки:
Эх, конь вороной,
Белые копыта,
Как вернёмся домой,
Полюблюсь досыта.
Ну, насчёт действий по возвращении домой выразился он несколько проще, категоричней, полностью раскрыв свои намерения, но, думаю, не откровенная грубоватость взводного и не зависть к его потенциальным возможностям вызвали раздражение генерала:
— Там сапёры обедают — здесь кавалеристы пляшут… Бардак развели! — грузно повернулся он к Кононенко. Я сообразил: сейчас вспыхнет, накричит, «виновных» накажет. И поспешил вмешаться.
— Молодцы, гвардия! И воевать умеют, и отдыхать. Это сабельный эскадрон?
— Разведывательный дивизион, — охотно пояснил Кононенко, сразу понявший мой ход. — Орлы, с первых дней в седле!
— Орлы не здесь, а в бою, — проворчал Захаров.
— Э, генерал, плясать тоже надо уметь, — усмехнулся я, озадачив замкомфронта своим снисходительно-насмешливым тоном. Ещё бы: молчал этот представитель всю дорогу, а тут разговорился да вроде бы ещё поучает…
7
Павел Алексеевич Белов встретил нас у крыльца крайнего в переулке дома, за которым начинался лес. Кстати, очень важно выбрать каждый раз такое место для штаба, которое меньше всего может привлечь внимание противника. В опасении бомбёжки, диверсантов. У беловцев это всегда хорошо получалось. Провёл нас Павел Алексеевич в просторную горницу. Посреди стол с расстеленной картой, две лавки. Больше никакой мебели. Находились здесь десятка полтора командиров: в шинелях, бекешах, ватниках. Белов спросил, хочет ли Захаров отдохнуть, с дороги или ознакомится с обстановкой? Захаров был голоден (с раннего утра не ели), и устал, и намёрзся, но — сразу за дело:
— Докладывайте.
Только что поступило донесение: 57-я лёгкая кавдивизия и 115-й лыжный батальон отбросили немцев от населённого пункта Подберезье у Варшавского шоссе. Стрелковый полк атакует мост севернее Подберезья. Дивизия Осликовского готова пересечь шоссе и войти в прорыв.
Захаров слушал рассеянно, вроде бы давая понять, что подробности его не интересуют. Спросил:
— Письмо Жукова получено?
— Да, — нахмурился Белов.
— Товарищ Жуков требует прорваться на Вязьму немедленно и любой ценой. Почему не выполняете?
— Я как раз и говорю о том, как это указание выполняем.
— Один ваш полк уже выходил на Варшавское шоссе. Но был отброшен. Почему? — напирал Захаров.
— Потому, что Варшавское шоссе — это коридор за ледяным валом, там противник свободно маневрирует на хорошей дороге мотопехотой и танками. А у меня танков нет. Немцы не жалеют боеприпасов, а мы распределяем снаряды поштучно. И ещё. Враг бьёт с воздуха, а наши истребители сюда не летают. Далеко.
Видя, что Захаров не воспринимает его доводов, Белов — умолк. А Захаров обвёл взглядом людей, находившихся в горнице, произнёс, обращаясь не столько к Белову, сколько к ним:
— Командира полка, отступившего от шоссе, — расстрелять.
Тишина. Потом негромкий сдержанный голос Белова:
— Полк сделал все, что мог. Его отбросили превосходящие силы.
— Я сказал — расстрелять! Пусть знают, что пощады не будет, — жёстко повторил Захаров.
— Передадим дело в трибунал.
— Никаких трибуналов! — сорвался на крик Захаров.
— К стенке!
Чтобы как-то разрядить накалившуюся атмосферу, шагнул вперёд высокий, худой комиссар кавкорпуса Щелаковский. Заговорил о том, что войска не имеют не только боеприпасов, но и продовольствия. Держатся за счёт населения. За спиной группы очень плохие дороги, а кавкорпус — соединение подвижное, у него нет тылов, специальных транспортных подразделений.. Хотел как лучше комиссар, но, сам не зная того, лишь подлил масла в огонь, напомнив Захарову о неприятностях, которые были только что испытаны им на этих самых дорогах.
— У вас люди бездельничают, с девками пляшут, а вы жалуетесь! — вскипел Захаров. — Почему заносы, почему не расчищаете?! — ткнул он пальцем в широкую грудь Кононенко, глядя на майора белесыми ненавидящими глазами. Нашёл опять козла отпущения, как недавно капитана возле моста.
— Я начальник разведки, за дороги не отвечаю.
— Уклоняешься? Встречать ездишь?! А кто отвечает? Никто?
— Я начальник разведки, — громче повторил майор.
— Молчать! Саботажник!
И тут Кононенко не выдержал:
— А вы на меня не орите!
— С кем говоришь? Под трибунал пойдёшь!
— А ты не пугай! Пугливых здесь нет!
Кононенко напрягся, подавшись вперёд, будто готовясь к прыжку. Захаров, отшатнувшись, царапнул пальцами кобуру. Но не успел ещё раскрыть её, а разведчик уже выхватил свой пистолет. Дальнейшее свершилось мгновенно, многие из находившихся в комнате даже не поняли, что и как произошло. Белов бросился к Кононенко и встал перед ним, я шагнул к Захарову, двумя руками схватив его сильную руку на кобуре. Комиссар Щелаковский вырос между мной и Беловым — третьей преградой. И дал команду:
— Все свободны! Все до одного! Быстро, товарищи, быстро!
Вместе со всеми оказался за дверью и Кононенко, вытесненный Беловым. Я почувствовал, как ослабла и безвольно повисла рука Захарова. Вспышка прошла, Захаров опустился на лавку. Все четверо молчали. Слышалось только тяжёлое дыхание, и с улицы доносились звуки гармошки. Первой мыслью моей было: не надо раздувать конфликт. Начнётся расследование, нервотрёпка, пострадают люди из-за чиновного дуролома. И сказал тоном, не допускающим возражений:
— Здесь ничего не было… Павел Алексеевич, прошу вас, докладывайте обстановку.
Белов благодарно посмотрел на меня и продолжил своё сообщение, стараясь говорить спокойно и ровно. Мы со Щелаковским делали вид, что внимательно слушаем. Вынужден был слушать и Захаров, хотя и сопел тяжело, недовольно. Раздумывал, наверно, замять ли дело или дать официальный ход? Обязанности «толкача», «пикировщика» да и сама натура его требовали вроде бы обострить ситуацию, «нагнать страха» на всех, но нас-то тут было трое, а он один. К тому же осторожничал, чувствуя по моему поведению, по очень уважительному отношению ко мне Белова, что за мной стоит большая сила. Ни до чего не додумавшись, посопел да и ушёл отдыхать в отведённый для него дом, бросив с порога:
— Утром разберусь.
Ничего хорошего это обещание и тон, которым оно было высказано, Белову не сулили. Тем более что вот-вот должен был прибыть грузовик с охраной и помощниками Захарова, что несомненно придаст ему самоуверенности. Однако январская ночь длинна, а Белов со своими войсками как раз и привык действовать в тёмное время суток, маскируясь от авиации. За ночь два лыжных батальона, одни стрелковый полк и 57-я лёгкая кавдивизия продвинулись по снежной целине вдоль речки Пополты и перехватили Варшавское шоссе. Образовался «коридор». Небольшой, километра три. Но этого было достаточно, чтобы шоссе пересекли основные силы 2-й гвардейской кавдивизии генерал-майора Осликовского и сабельные эскадроны 75-й лёгкой кавдивизии. Значит, войска Белова выполнили приказ и пошли на Вязьму. Как, каким образом — эти подробности при успехе остаются обычно вне интереса вышестоящего начальства.
Утром немцы подбросили к месту прорыва пехоту на автомашинах, подтянули танки, враг простреливал весь «коридор», в светлое время двигаться там не было никакой возможности, но факт оставался фактом: полки двух кавдивизий через шоссе перешли, а на следующую ночь Белов готовил прорыв основных сил своей группы. Тут только не мешать бы ему, многоопытному талантливому генералу поля боя. Но «пикировщик»! Он же обязательно будет соваться туда, где от него никакой пользы! Предвидя это, я рано утром, пока Захаров отдыхал, навязал разговор Павлу Алексеевичу Белову: как он намерен локализовать Захарова? И ещё раз убедился в том, насколько рассудителен и решителен Белов, которого многие руководители, оценивая по манерам, по интеллигентности (матом хлестать не умел!), считали слишком мягким для военачальника. Сказал же он следующее:
— Терпеть вмешательство Захарова в конкретные дела не намерен. Командую группой войск и кавалерийским корпусом я. Должности наши примерно равны.
— Так, так, — это было любопытно.
— По званию мы оба генерал-лейтенанты. Но полную ответственность за все действия несу я. Могу принять от Захарова только советы, не более.
— А конкретно — что вы намерены? Вот он придёт и начнёт распоряжаться…
— Пресеку, — сказал Белов. — Обезоружу его и охрану. И в сопровождении эскадрона выдворю за пределы моей группы.
— Превосходно! По-рыцарски благородно, по-генеральски категорично, по-интеллигентски умно.
— Смеётесь, Николай Алексеевич.
— Ни в коем разе, все правильно. Но как оценит Жуков? Он доложит товарищу Сталину просто: этот самый Белов зазнался до того, что дал пинком под зад заместителю командующего фронтом.
— А вы?
— Я могу только сказать, что это аллегория, что физического пинка в зад генерал Захаров не получал. Верховный, конечно, спросит, заслуживал ли? С моей точки зрения — вполне. А вот как отреагирует товарищ Сталин — ручаться не могу.
— Спасибо за объективность, — чуть наклонил голову Павел Алексеевич. — Но есть ли другой вариант?
— Есть, — ответил я. И, движимый расположением к симпатичному мне человеку, объяснил, что надо сделать.
Выспавшийся, бодрый, агрессивно настроенный Захаров явился в штаб Белова в девять утра. Павел Алексеевич встретил его спокойно, с достоинством, уважительно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321 322 323 324 325 326 327 328 329 330 331 332 333 334 335 336 337 338 339 340 341 342 343 344