Первоклассный https://Wodolei.ru
Вся эта развилка была буквально перепахана большими и малыми воронками и, по словам Суханова, простреливалась немцами из винтовок и пулемётов — для автоматов расстояние было велико. А ещё командир полка сказал, что удерживает свой рубеж только потому, что держится крепость, то есть монастырь на возвышенности с его массивными, стенами. Закрыта для противника Волоколамская магистраль. Но положение обороняющихся очень тяжёлое. Большие потери, на исходе боеприпасы. А он, Суханов, и командир дивизии Белобородое ничем не способны помочь. Самим помощь нужна.
Там, на бугре, возле дощатого киоска, в чаду и дыму пожаров, в треске огня, в грохоте разрывов мне совсем не показалось странным, что никто, даже командир полка, не знает, какая же воинская часть держит крепость, то бишь монастырь. Важно было не кто воюет, а как воюет. Суханов знал только, что не из их дивизии, но все равно и патроны туда посылал, и раненых его полковые медики выносили при первой возможности. Кстати, раненые, доставленные из монастыря, чувствовали себя здесь, возле командного пункта, спокойно, как в глубоком тылу. А мне-то казалось, что мы на самой передовой линии.
Пока я опрашивал раненых, сопровождавший меня капитан вместе с тремя полковыми разведчиками «сбегал» (через узкий простреливаемый перешеек перед воротами) в монастырь и часа через полтора вернулся оттуда. В общем, картина вырисовывалась такая. Ещё в конце октября волею какого-то высокого начальства в Новоиерусалимский монастырь был отправлен 18-й отдельный прожекторный батальон. Кадровый, полностью укомплектованный: почти тысяча человек с большим количеством пулемётов, со своим автотранспортом, с прожекторами для ведения ночного боя. Цель — превратить монастырь в надёжный узел сопротивления и оборонять его, если прорвутся немцы. Но в октябре немцы не прорвались, время шло, начальство менялось. Отдельный батальон надо было кому-то подчинить, а поскольку он технический, прожекторный, пустили его по фронтовому инженерному ведомству, а там штабные мудрецы, опять же по формальному признаку, включили его в сапёрный отряд, действовавший по линии Волоколамского шоссе. Несколько сапёрных батальонов этого отряда возводили оборонительные сооружения в Истре и восточнее, минировали мосты, готовили к подрыву заводы, крупные здания даже в самой Москве, в том месте, где сливаются шоссе Волоколамское и Ленинградское. Ну и прожекторный батальон пристегнули. Вероятно, командир сапёрного отряда просто не знал, что с ним делать. Побывал в монастыре, проверил готовность к обороне, повторил общеизвестное категорическое распоряжение: без приказа — ни шагу назад. За оставление позиций — под трибунал. И убыл, по горло занятый своими сапёрными делами. А 18-й прожекторный батальон, превратив Новоиерусалимский монастырь в крепость, встретил подступивших немцев сам по себе, без связи с начальством, без распоряжений, без помощи. Держал фашистов у слияния двух речек, на перекрёстке дорог. Держал, погибая от бомб и снарядов, разрушавших великолепный ансамбль русского церковного зодчества.
Через посланного мной капитана командир прожекторного батальона сообщил мне: может покинуть монастырь только по приказу командира сапёрного отряда. И назвал фамилию — майор Чернов. Это было уже кое-что.
Знаете рассказ Леонида Пантелеева о мальчике, которого старшие ребята, играя, оставили на посту, забыли о нем, а он находился там до вечера, до тех пор, пока появился военный, «освободивший» его от данного им честного слова. Дорого ценится такое слово у настоящих людей. Вспоминается мне этот рассказ каждый раз, когда думаю о боях в Истре.
Спросил у командира полка Суханова: долго ли продержится город? Тот ответил, что начали выводить тылы. Продержаться-то можно и сутки, и больше, немцы не пускают в Истру танки из-за пожаров, наверное, но город, того гляди, окажется в кольце, вражеские танкисты уже возле Манихино. Для меня это означало, что снимать с позиций прожектористов надо как можно скорее.
Поехали в Снегири. Там мне удалось связаться по телефону с Шапошниковым. Он обрадовался и моему сообщению, и тому, что я обнаружился: оказывается, звонил Поскребышев, разыскивая меня. Остальное, как говорится, было делом техники. Через штаб Западного фронта разыскали командира сводного сапёрного отряда Чернова, ему было передано соответствующее распоряжение. И вот ведь очередное коленце фортуны: оказывается, Чернов в это время тоже находился в Снегирях, поблизости от того дома, откуда я звонил Борису Михайловичу. Но разве угадаешь!
18-й прожекторный героический батальон, то, что уцелело от него, удалось вывести из монастыря. Новоиерусалимская святыня не подверглась полному разрушению, было с чего начать потом восстановление. А вообще в Истре после тех боев уцелело лишь несколько зданий. Да, во всем городе три-четыре дома и ещё дощатый киоск на пригорке, тот самый киоск, за стенами которого «укрывались» мы с Сухановым. С командиром полка тогда ещё обычной сибирской дивизии Афанасия Павлантьевича Белобородова, в будущем дважды Героя Советского Союза. Дивизии, которая через несколько дней станет 9-й гвардейской. Заслужить звание гвардейцев при отступлении — такое бывает редко.
И согласитесь, хороший рассказ о мальчике, умевшем держать слово, написал Леонид Пантелеев. Может, тот повзрослевший мальчик как раз и командовал 18-м прожекторным батальоном в Новоиерусалимском монастыре?!
17
Бессмысленно делить славу. Она равно принадлежит и тем, кто сражался на безвестном болоте у безвестной деревни Борки, и тем, кто держал последние рубежи в Подмосковье. Да и кто властен определить, когда, на какой черте начинались события, изменившие ход второй мировой войны, развенчавшие миф о непобедимости немецких армий?! Может, между Орлом и Тулой, где танкисты Катукова затормозили прорыв бронированной гудериановской лавины?! Может, на Бородинском поле, где 32-я дальневосточная стрелковая дивизия полковника Полосухина трое суток держала противника?! Может, в отчаянных контратаках кавалерийской группы Доватора?! Или при героической обороне волоколамско-истринского направления, когда потери в 16-й армии генерала Рокоссовского были такими, что из строя выбывали девять бойцов из десяти?! Подвиг всех воинов одинаков для Родины.
Нет смысла делить славу, но с той же очевидностью надобно отдавать должное тем, кто её заслужил. И, говоря о Московском сражении, я бы опять особое внимание уделил войскам генерала Белова. Меня упрекали и упрекают в том, что я отношусь к этому полководцу с пристрастием, которое, дескать, исключает объективность оценок. Так часто упрекали, что я и сам начал сомневаться: а вдруг личная симпатия к умному интеллигентному человеку берет верх? Решил перепроверить себя. Взял книгу генерала Гудериана «Воспоминания солдата». И что же? Там корпус Белова упоминается по 1941 году чаще всех других наших соединений. В дневниках начальника германского генерального штаба Гальдера фамилия Белова с осени 1941 по весну 1942 года встречается чаще всех других наших полководцев.
Есть очень добросовестный труд — справочная книга «Разгром немецко-фашистских войск под Москвой», выпущенная Воениздатом в 1964 году. Редактировал её Маршал Советского Союза В. Д. Соколовский, выдающийся штабист, известный своей скрупулёзной точностью и принципиальностью. Так вот, в этой книге фамилия Белова упоминается чаще всех других, на 45 страницах! Второе место у Гудериана — на 22 страницах. Для сравнения: Доватор — на 7, Катуков — на 6, Рокоссовский и Панфилов — каждый на 5. Показательная цифирь. Так что не случайно привлекаю я внимание читателей к не очень-то известному противоборству двух выдающихся полководцев, немецкого «танкового бога» Гудериана и нашего кавалериста Белова. Тут как в зеркале, ход первого периода войны.
И ещё одно соображение. Лет через двадцать после того, как отгремели последние залпы, меня пригласили выступить в День Победы в одну из школ Звенигородского района. Обычное выступление ветерана. Увлёкся, рассказывая детям, как в моем представлении развивались военные события в Подмосковье. Думалось, хорошо выступил. А в раздевалке случайно услышал разговор. Женщина, вероятно мама, спросила девочку с красным галстуком, на вид пяти— или шестиклассницу.
— Не скучно было про войну слушать?
— Нет, дяденька на доске карту рисовал, потом стрелы — наша стрела на немецкую. Про Сталина говорил, про Жукова, а про войну-то и ничего…
Устами ребёнка глаголет истина. Конечно, я излагал события на том уровне, который был мне ближе. Как подметила ленинградская поэтесса:
У каждого была своя война,
Свой путь вперёд, своя дорога к бою.
И каждый был во всем самим собою,
И только цель у всех была одна.
Судьба битв и сражений решалась не только замыслами и делами Шапошникова, Сталина, Жукова, других высших руководителей, но и в значительной степени действиями фронтовиков, так называемых генералов поля боя. Позвольте подробнее показать, как это происходило. В тех сложных условиях, когда кавкорпус Белова брошен был под Каширу, навстречу танковой армаде Гудериана.
* * *
Ровно в полночь с севера въехала в Мордвес легковая автомашина. Медленно двигалась она по центральной улице, огибая свежие воронки. Старый маленький городок будто вымер. Ни огонька, ни человеческого голоса. Днём Мордвес бомбили немцы, окна многих домов зияли чёрными провалами. На перекрёстке дотлевали остатки пожарища.
Старший лейтенант Михайлов, адъютант Белова, весь в напряжении. Палец — на спусковом крючке автомата. Тишина обманчива, не наскочить бы на гитлеровцев!
В это же самое время в Мордвес с юга, со стороны Венева, въехала другая автомашина, в которой находились два генерала: командующий 50-й армией Болдин и его предшественник на этом посту, только что сдавший свои дела. Как и было условлено, машины встретились в центре города. Михайлов и адъютант Болдина пошли искать место, где можно поговорить. Ходили от дома к дому, стучали в окна — никто не отзывался. Наконец в небольшом домике им открыли дверь. У хозяйки нашлась керосиновая лампа. При её тусклом свете генералы разложили на столе карты.
Болдин познакомил Белова с обстановкой. Советские дивизии в районе Венева отброшены и рассеяны, 50-я армия разрезана надвое. У Болдина осталась только охрана и группа связистов. С ними он намерен пробиваться к главным силам армии в полуокруженную Тулу.
Павел Алексеевич хорошо понимал, какую угрозу несёт новый рывок Гудериана. Нет сомнений, что фашисты хотят выйти к Оке и захватить переправы через неё, чтобы наступать на Москву. Потерять Каширу — значит лишиться мощной ГРЭС, оставить Ожерельевский железнодорожный узел. А самое страшное — открыть фашистам прямую дорогу к столице. И на всем этом направлении нет сил Красной Армии, способных отразить удар танкового тарана. Никаких сил, если не считать поредевший в боях кавкорпус Белова. Только успеют ли конники, колонны которых растянулись по просёлкам в лесных массивах между Серпуховом и Ступино, выйти к Кашире раньше немецких войск? Путь слишком долог, а времени мало. Но даже если кавалеристы и успеют, что смогут сделать они в единоборстве с лавиной бронированных машин?
— Ну, Павел Алексеевич, ваши предложения? — Болдин с надеждой смотрел в усталое, землистое лицо кавалерийского генерала, о боевых делах которого был изрядно наслышан.
Белов задумчиво поглаживал большим пальцем правой руки щётку усов. Ответил негромко:
— Сейчас пошлю делегатов связи к командирам дивизий. Объясню обстановку и потребую использовать все средства, чтобы ускорить марш. Политработники расскажут людям, люди поймут… В первую очередь прикрою мосты через Оку. Это главное. С утра буду в Кашире. А сейчас — спать. Прошлую ночь я не ложился.
— Немцы близко, — предупредил Болдин. — Может появиться разведка.
— Утром появится, — ответил Павел Алексеевич. — По ночам они не воюют, если мы их не вынуждаем. Да и холодно, в избах сейчас отсиживаются. На всякий случай шофёр подежурит во дворе возле машины.
— Останусь и я! — решился Болдин. — На ногах засыпаю, а лень завтра трудный, ох и трудный! — вздохнул он.
Утром, напившись крепкого чая из хозяйского самовара, Павел Алексеевич вышел на улицу. До рассвета было ещё далеко. Морозец настолько крепок, что перехватывало дыхание. Сыпался мелкий, едва приметный снежок, причём сыпался, наверно, давно — все вокруг было белым и чистым.
Генерал Болдин отправился на запад. Павел Алексеевич выехал в Каширу. После его отъезда не прошло и часа, как в Мордвес ворвались немецкие танки. Не задерживаясь в городе, они двинулись дальше. Дорога на север была пустынна. На свежем снегу виднелись только следы колёс, оставленные машиной Белова.
* * *
Деревня Пятница вытянулась вдоль шоссе двумя рядами старых, почерневших от времени домов. Лишь немногие крыты жестью или дранкой, на остальных — чёрная, улежавшаяся солома. Гнулись под ветром гибкие ветви вётел. В овраге, куда полого сбегало шоссе, намело уже небольшие сугробы.
Павел Алексеевич вышел из машины, огляделся. Нет, здесь не особенно выгодное место для обороны. Да и до Каширы далековато: километров семь-восемь.
— Поехали дальше, — сказал шофёру.
Было уже совсем светло. Справа вдали виднелась красная черепичная крыша в деревне Чернятино. Скорее всего, школа. Промелькнул небольшой голый лесок. Перевалили гребень, и дорога снова пошла вниз, спускаясь в просторную глубокую долину, промытую ручьём Мутенки.
«Препятствие для танков, — подумал Павел Алексеевич. — Мост деревянный, взорвать или разрушить немедленно. Пусть повозятся фрицы. С северного ската хороший обзор и обстрел, далеко просматривается дорога. Окапываться надо вон там, чуть повыше. А Кашира за гребнем. Ока и мосты тоже. Немцам не видно… Тут и станем. А второй рубеж — на гребне…»
Машина поравнялась с приземистыми постройками, похожими на свинарники. Павел Алексеевич удовлетворённо хмыкнул:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321 322 323 324 325 326 327 328 329 330 331 332 333 334 335 336 337 338 339 340 341 342 343 344
Там, на бугре, возле дощатого киоска, в чаду и дыму пожаров, в треске огня, в грохоте разрывов мне совсем не показалось странным, что никто, даже командир полка, не знает, какая же воинская часть держит крепость, то бишь монастырь. Важно было не кто воюет, а как воюет. Суханов знал только, что не из их дивизии, но все равно и патроны туда посылал, и раненых его полковые медики выносили при первой возможности. Кстати, раненые, доставленные из монастыря, чувствовали себя здесь, возле командного пункта, спокойно, как в глубоком тылу. А мне-то казалось, что мы на самой передовой линии.
Пока я опрашивал раненых, сопровождавший меня капитан вместе с тремя полковыми разведчиками «сбегал» (через узкий простреливаемый перешеек перед воротами) в монастырь и часа через полтора вернулся оттуда. В общем, картина вырисовывалась такая. Ещё в конце октября волею какого-то высокого начальства в Новоиерусалимский монастырь был отправлен 18-й отдельный прожекторный батальон. Кадровый, полностью укомплектованный: почти тысяча человек с большим количеством пулемётов, со своим автотранспортом, с прожекторами для ведения ночного боя. Цель — превратить монастырь в надёжный узел сопротивления и оборонять его, если прорвутся немцы. Но в октябре немцы не прорвались, время шло, начальство менялось. Отдельный батальон надо было кому-то подчинить, а поскольку он технический, прожекторный, пустили его по фронтовому инженерному ведомству, а там штабные мудрецы, опять же по формальному признаку, включили его в сапёрный отряд, действовавший по линии Волоколамского шоссе. Несколько сапёрных батальонов этого отряда возводили оборонительные сооружения в Истре и восточнее, минировали мосты, готовили к подрыву заводы, крупные здания даже в самой Москве, в том месте, где сливаются шоссе Волоколамское и Ленинградское. Ну и прожекторный батальон пристегнули. Вероятно, командир сапёрного отряда просто не знал, что с ним делать. Побывал в монастыре, проверил готовность к обороне, повторил общеизвестное категорическое распоряжение: без приказа — ни шагу назад. За оставление позиций — под трибунал. И убыл, по горло занятый своими сапёрными делами. А 18-й прожекторный батальон, превратив Новоиерусалимский монастырь в крепость, встретил подступивших немцев сам по себе, без связи с начальством, без распоряжений, без помощи. Держал фашистов у слияния двух речек, на перекрёстке дорог. Держал, погибая от бомб и снарядов, разрушавших великолепный ансамбль русского церковного зодчества.
Через посланного мной капитана командир прожекторного батальона сообщил мне: может покинуть монастырь только по приказу командира сапёрного отряда. И назвал фамилию — майор Чернов. Это было уже кое-что.
Знаете рассказ Леонида Пантелеева о мальчике, которого старшие ребята, играя, оставили на посту, забыли о нем, а он находился там до вечера, до тех пор, пока появился военный, «освободивший» его от данного им честного слова. Дорого ценится такое слово у настоящих людей. Вспоминается мне этот рассказ каждый раз, когда думаю о боях в Истре.
Спросил у командира полка Суханова: долго ли продержится город? Тот ответил, что начали выводить тылы. Продержаться-то можно и сутки, и больше, немцы не пускают в Истру танки из-за пожаров, наверное, но город, того гляди, окажется в кольце, вражеские танкисты уже возле Манихино. Для меня это означало, что снимать с позиций прожектористов надо как можно скорее.
Поехали в Снегири. Там мне удалось связаться по телефону с Шапошниковым. Он обрадовался и моему сообщению, и тому, что я обнаружился: оказывается, звонил Поскребышев, разыскивая меня. Остальное, как говорится, было делом техники. Через штаб Западного фронта разыскали командира сводного сапёрного отряда Чернова, ему было передано соответствующее распоряжение. И вот ведь очередное коленце фортуны: оказывается, Чернов в это время тоже находился в Снегирях, поблизости от того дома, откуда я звонил Борису Михайловичу. Но разве угадаешь!
18-й прожекторный героический батальон, то, что уцелело от него, удалось вывести из монастыря. Новоиерусалимская святыня не подверглась полному разрушению, было с чего начать потом восстановление. А вообще в Истре после тех боев уцелело лишь несколько зданий. Да, во всем городе три-четыре дома и ещё дощатый киоск на пригорке, тот самый киоск, за стенами которого «укрывались» мы с Сухановым. С командиром полка тогда ещё обычной сибирской дивизии Афанасия Павлантьевича Белобородова, в будущем дважды Героя Советского Союза. Дивизии, которая через несколько дней станет 9-й гвардейской. Заслужить звание гвардейцев при отступлении — такое бывает редко.
И согласитесь, хороший рассказ о мальчике, умевшем держать слово, написал Леонид Пантелеев. Может, тот повзрослевший мальчик как раз и командовал 18-м прожекторным батальоном в Новоиерусалимском монастыре?!
17
Бессмысленно делить славу. Она равно принадлежит и тем, кто сражался на безвестном болоте у безвестной деревни Борки, и тем, кто держал последние рубежи в Подмосковье. Да и кто властен определить, когда, на какой черте начинались события, изменившие ход второй мировой войны, развенчавшие миф о непобедимости немецких армий?! Может, между Орлом и Тулой, где танкисты Катукова затормозили прорыв бронированной гудериановской лавины?! Может, на Бородинском поле, где 32-я дальневосточная стрелковая дивизия полковника Полосухина трое суток держала противника?! Может, в отчаянных контратаках кавалерийской группы Доватора?! Или при героической обороне волоколамско-истринского направления, когда потери в 16-й армии генерала Рокоссовского были такими, что из строя выбывали девять бойцов из десяти?! Подвиг всех воинов одинаков для Родины.
Нет смысла делить славу, но с той же очевидностью надобно отдавать должное тем, кто её заслужил. И, говоря о Московском сражении, я бы опять особое внимание уделил войскам генерала Белова. Меня упрекали и упрекают в том, что я отношусь к этому полководцу с пристрастием, которое, дескать, исключает объективность оценок. Так часто упрекали, что я и сам начал сомневаться: а вдруг личная симпатия к умному интеллигентному человеку берет верх? Решил перепроверить себя. Взял книгу генерала Гудериана «Воспоминания солдата». И что же? Там корпус Белова упоминается по 1941 году чаще всех других наших соединений. В дневниках начальника германского генерального штаба Гальдера фамилия Белова с осени 1941 по весну 1942 года встречается чаще всех других наших полководцев.
Есть очень добросовестный труд — справочная книга «Разгром немецко-фашистских войск под Москвой», выпущенная Воениздатом в 1964 году. Редактировал её Маршал Советского Союза В. Д. Соколовский, выдающийся штабист, известный своей скрупулёзной точностью и принципиальностью. Так вот, в этой книге фамилия Белова упоминается чаще всех других, на 45 страницах! Второе место у Гудериана — на 22 страницах. Для сравнения: Доватор — на 7, Катуков — на 6, Рокоссовский и Панфилов — каждый на 5. Показательная цифирь. Так что не случайно привлекаю я внимание читателей к не очень-то известному противоборству двух выдающихся полководцев, немецкого «танкового бога» Гудериана и нашего кавалериста Белова. Тут как в зеркале, ход первого периода войны.
И ещё одно соображение. Лет через двадцать после того, как отгремели последние залпы, меня пригласили выступить в День Победы в одну из школ Звенигородского района. Обычное выступление ветерана. Увлёкся, рассказывая детям, как в моем представлении развивались военные события в Подмосковье. Думалось, хорошо выступил. А в раздевалке случайно услышал разговор. Женщина, вероятно мама, спросила девочку с красным галстуком, на вид пяти— или шестиклассницу.
— Не скучно было про войну слушать?
— Нет, дяденька на доске карту рисовал, потом стрелы — наша стрела на немецкую. Про Сталина говорил, про Жукова, а про войну-то и ничего…
Устами ребёнка глаголет истина. Конечно, я излагал события на том уровне, который был мне ближе. Как подметила ленинградская поэтесса:
У каждого была своя война,
Свой путь вперёд, своя дорога к бою.
И каждый был во всем самим собою,
И только цель у всех была одна.
Судьба битв и сражений решалась не только замыслами и делами Шапошникова, Сталина, Жукова, других высших руководителей, но и в значительной степени действиями фронтовиков, так называемых генералов поля боя. Позвольте подробнее показать, как это происходило. В тех сложных условиях, когда кавкорпус Белова брошен был под Каширу, навстречу танковой армаде Гудериана.
* * *
Ровно в полночь с севера въехала в Мордвес легковая автомашина. Медленно двигалась она по центральной улице, огибая свежие воронки. Старый маленький городок будто вымер. Ни огонька, ни человеческого голоса. Днём Мордвес бомбили немцы, окна многих домов зияли чёрными провалами. На перекрёстке дотлевали остатки пожарища.
Старший лейтенант Михайлов, адъютант Белова, весь в напряжении. Палец — на спусковом крючке автомата. Тишина обманчива, не наскочить бы на гитлеровцев!
В это же самое время в Мордвес с юга, со стороны Венева, въехала другая автомашина, в которой находились два генерала: командующий 50-й армией Болдин и его предшественник на этом посту, только что сдавший свои дела. Как и было условлено, машины встретились в центре города. Михайлов и адъютант Болдина пошли искать место, где можно поговорить. Ходили от дома к дому, стучали в окна — никто не отзывался. Наконец в небольшом домике им открыли дверь. У хозяйки нашлась керосиновая лампа. При её тусклом свете генералы разложили на столе карты.
Болдин познакомил Белова с обстановкой. Советские дивизии в районе Венева отброшены и рассеяны, 50-я армия разрезана надвое. У Болдина осталась только охрана и группа связистов. С ними он намерен пробиваться к главным силам армии в полуокруженную Тулу.
Павел Алексеевич хорошо понимал, какую угрозу несёт новый рывок Гудериана. Нет сомнений, что фашисты хотят выйти к Оке и захватить переправы через неё, чтобы наступать на Москву. Потерять Каширу — значит лишиться мощной ГРЭС, оставить Ожерельевский железнодорожный узел. А самое страшное — открыть фашистам прямую дорогу к столице. И на всем этом направлении нет сил Красной Армии, способных отразить удар танкового тарана. Никаких сил, если не считать поредевший в боях кавкорпус Белова. Только успеют ли конники, колонны которых растянулись по просёлкам в лесных массивах между Серпуховом и Ступино, выйти к Кашире раньше немецких войск? Путь слишком долог, а времени мало. Но даже если кавалеристы и успеют, что смогут сделать они в единоборстве с лавиной бронированных машин?
— Ну, Павел Алексеевич, ваши предложения? — Болдин с надеждой смотрел в усталое, землистое лицо кавалерийского генерала, о боевых делах которого был изрядно наслышан.
Белов задумчиво поглаживал большим пальцем правой руки щётку усов. Ответил негромко:
— Сейчас пошлю делегатов связи к командирам дивизий. Объясню обстановку и потребую использовать все средства, чтобы ускорить марш. Политработники расскажут людям, люди поймут… В первую очередь прикрою мосты через Оку. Это главное. С утра буду в Кашире. А сейчас — спать. Прошлую ночь я не ложился.
— Немцы близко, — предупредил Болдин. — Может появиться разведка.
— Утром появится, — ответил Павел Алексеевич. — По ночам они не воюют, если мы их не вынуждаем. Да и холодно, в избах сейчас отсиживаются. На всякий случай шофёр подежурит во дворе возле машины.
— Останусь и я! — решился Болдин. — На ногах засыпаю, а лень завтра трудный, ох и трудный! — вздохнул он.
Утром, напившись крепкого чая из хозяйского самовара, Павел Алексеевич вышел на улицу. До рассвета было ещё далеко. Морозец настолько крепок, что перехватывало дыхание. Сыпался мелкий, едва приметный снежок, причём сыпался, наверно, давно — все вокруг было белым и чистым.
Генерал Болдин отправился на запад. Павел Алексеевич выехал в Каширу. После его отъезда не прошло и часа, как в Мордвес ворвались немецкие танки. Не задерживаясь в городе, они двинулись дальше. Дорога на север была пустынна. На свежем снегу виднелись только следы колёс, оставленные машиной Белова.
* * *
Деревня Пятница вытянулась вдоль шоссе двумя рядами старых, почерневших от времени домов. Лишь немногие крыты жестью или дранкой, на остальных — чёрная, улежавшаяся солома. Гнулись под ветром гибкие ветви вётел. В овраге, куда полого сбегало шоссе, намело уже небольшие сугробы.
Павел Алексеевич вышел из машины, огляделся. Нет, здесь не особенно выгодное место для обороны. Да и до Каширы далековато: километров семь-восемь.
— Поехали дальше, — сказал шофёру.
Было уже совсем светло. Справа вдали виднелась красная черепичная крыша в деревне Чернятино. Скорее всего, школа. Промелькнул небольшой голый лесок. Перевалили гребень, и дорога снова пошла вниз, спускаясь в просторную глубокую долину, промытую ручьём Мутенки.
«Препятствие для танков, — подумал Павел Алексеевич. — Мост деревянный, взорвать или разрушить немедленно. Пусть повозятся фрицы. С северного ската хороший обзор и обстрел, далеко просматривается дорога. Окапываться надо вон там, чуть повыше. А Кашира за гребнем. Ока и мосты тоже. Немцам не видно… Тут и станем. А второй рубеж — на гребне…»
Машина поравнялась с приземистыми постройками, похожими на свинарники. Павел Алексеевич удовлетворённо хмыкнул:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321 322 323 324 325 326 327 328 329 330 331 332 333 334 335 336 337 338 339 340 341 342 343 344