инсталляции для унитаза
А Голиков, наоборот, прямолинейно атакует вражеские узлы сопротивления. Ну и так далее.
Положительным результатом подобных разговоров и моих докладных записок было то, что Сталин по моим предложениям постоянно наращивал потенциал группы генерала Белова. Ему передали из 10-й армии стрелковую дивизию и, что очень важно, три лёгкие кавалерийские дивизии. У Голикова эти дивизии были незаметны, а оказавшись в руках настоящего боевого генерала, сразу проявили себя.
Теперь самое время сказать о том событии, которое я считаю важнейшим в декабрьском сражении под Москвой и которое в общем-то выпало из поля зрения многих наших историков: видели, что поближе, что легче понять.
Общая картина из того, что сказано мною впереди, вырисовывается такая. Нанеся контрудары по противнику, войска Западного фронта на нескольких направлениях заметно продвинулись вперёд. Угроза, нависшая над нашей столицей, стала менее острой, но не исчезла. По сути дела, фашисты были отброшены на те рубежи, с которых они начали своё ноябрьское наступление. Фронт проходил по линии Волоколамск, Дорохово, Наро-Фоминск, а ведь это ближнее Подмосковье. К тому же примерно к 25 декабря нам, военным специалистам, стало ясно, что наступление выдыхается. Этого следовало ожидать. Значительного перевеса над противником мы не имели. Метели и морозы — они ведь хуже для наступающих, чем для обороняющихся, засевших в населённых пунктах. Людей у нас в ту пору хватало, но нечем было вооружить их. Маршевые батальоны, прибывшие на фронт, собирали для себя оружие на местах недавних боев. Плохо было с боеприпасами. А немцы подтянули свои войска на угрожаемые участки, возвели разветвлённую сеть оборонительных сооружений. Противнику, увы, повсюду удалось сохранить целостность своих линий. Ещё несколько дней, неделя — и фронт стабилизируется, застынет, немцы получат необходимую мм передышку, и опять труднопредсказуемым будет дальнейшее. Что предпринять, чтобы чаша весов склонилась бы в нашу пользу, — над этим ломали голову в штабе Западного фронта, в Генштабе, этим был весьма озабочен Иосиф Виссарионович. А между тем чаша уже качнулась, уже свершилось то, что спрессует все предыдущие контрудары и разовьёт их в общее контрнаступление под Москвой. Уже лопнул немецкий фронт, лопнул непоправимо, хотя тогда, в сумятице дел и забот, с нашей стороны на это почти не обратили внимания. Ну, молодым генералам, даже сравнительно молодым, таким, как Жуков и Василевский, простительно. Непрофессиональному военному Сталину — тем более. Но мы-то с Шапошниковым, имея за плечами не одну войну, мы-то как просмотрели… Впрочем, даже сами «виновники» случившегося, генерал Белов и генерал Гудериан, не сразу осознали важность того, что произошло, как это отразится на их судьбах, изменит всю обстановку на фронте.
После нескольких неудач занервничал Гейнц Гудериан, впервые за свою военную службу вынужденный отступать. И перед кем?! Стыдно даже говорить: его прославленные на всю Европу танкисты не смогли сдержать конницу! (Он ни разу не упомянет в своих мемуарах, что не сумел справиться с русской кавалерией!) Опыта отступления, отвода войск у него не было, однако ум и интуиция помогли Гудсриану сделать наиболее правильный выбор. Он решил пожертвовать частью территории и быстро отвести свою танковую армию на линию Орёл, Калуга, заняв оборону по рекам Зуша и Ока. Фронт сокращался вдвое, высвобождались войска. И очень важно, что по берегам этих рек сохранились оборонительные сооружения, созданные ещё летом и осенью (в промёрзшую землю не закопаешься).
Соответствующий приказ был отдан и начал выполняться. Основа танковой армии — её танковые дивизии отводились к Орлу для отдыха и пополнения. Остатки нескольких пехотных дивизий под прикрытием полка «Великая Германия» оттягивались к Оке, чтобы освоиться и закрепиться на новом рубеже. От Тулы в сторону Калуги, тоже к Оке, начал отходить 43-й армейский корпус.
Все это Гудериан сделал по собственной инициативе. Но не учёл одного обстоятельства. Прежде ему прощалось многое, вернее прощалось все: и авантюризм, и чрезмерная самонадеянность, и даже сумасбродство. Ему всегда сопутствовал успех, а победителей, как известно, не судят. Фюрер щадил самолюбие прославленного танкиста. Однако до поры до времени. Узнав, что Гудериан самочинно отводит войска на новый рубеж, Гитлер взъярился. Это полностью противоречило его концепции: удерживать до последней возможности каждый опорный пункт, умирать, но не отступать, жёсткой обороной измотать русских, сорвать их замыслы. К этому вроде и шло, а Гудериан вдруг решил оставить большую территорию с крупными населёнными пунктами, с узлами дорог. Ни по телефону, ни в личной беседе Гудериану не удалось убедить фюрера в своей правоте. Распоряжение об отводе войск было отменено.
Возникла неизбежная в таких случаях сумятица. Одни части ещё выполняли старый приказ, другие новый, третьи ждали дополнительных указаний, а русские тем временем продолжали давить по всему фронту, ещё больше осложняя и запутывая обстановку. Танковая армия как бы разделилась на три большие обособленные группы, перемещавшиеся по расходящимся направлениям. Гудериан терял управление, а наши наступавшие войска действовали слаженно и уверенно.
В ночь на 18 декабря 1-й гвардейский кавалерийский корпус, а если быть точным — его 1-я гвардейская кавалерийская дивизия генерал-майора Баранова (помните богатыря-кавалериста с громовым голосом, любимца конников, отца-командира, у которого все имущество помещалось в седельных сумках) — дивизия этого воистину фронтового генерала пересекла железную дорогу из Тулы на Орёл и завязала бой за большое село Карамышево, что на шоссе опять же из Тулы на Орёл, на так называемом Симферопольском шоссе. Запомните это малоизвестное название — село Карамышево.
По мнению командира корпуса Павла Алексеевича Белова, бой предстоял трудный. Логика: немцы не пожалеют сил, чтобы оставить за собой важнейшую рокаду, связывавшую два крупных города, позволявшую маневрировать силами и средствами. Исходя из этого, генерал Белов начал подтягивать резервные полки, дабы обойти сильный оборонительный узел с севера и с юга. В лоб он, как известно, не штурмовал. Я потом, приехав в гвардейский кавкорпус, подробно расспрашивал самого Белова, начальника штаба Грецова, начальника разведки Кононенко о событиях тех часов и дней, но эти товарищи не очень охотно говорили о себе, о своих делах, как-то все сбивались на шутку. В отличие от тех, кто сделает на грош, а шумит на червонец. В ту ночь в штаб корпуса заявилась из Москвы фотокорреспондент Галина Санько, женщина напористая, смелая И хороший мастер своего дела. Она прямо-таки замучила интеллигентного, по-кавалерийски галантного генерала Белова — корпус, мол, гвардейский, геройский, о нем много пишут, с восторгом и удивлением — клинки против танков! — но нет ни одного снимка конной атаки. Где заснять, как заснять? Напрасно Павел Алексеевич и люди его штаба увещевали энергичную корреспондентку, объясняя, что теперь другие времена, в конном строю с шашками наголо не атакуют, что преимущество наше в манёвренности, в быстроте, в проходимости, в умении вести ближний бой… Для Галины Санько это были пустые слова, ей нужны были броские кадры. Она знала, что после успеха под Каширой в корпус приезжали кинооператоры, недавние коллеги по Мосфильму командира 2-й гвардейской кавдивизии полковника Осликовского. Он выделил им несколько эскадронов для съёмок в тылу «лихой кавалерийской атаки». Эта «атака» попала в кинохронику, смотрелась с интересом, но была в общем-то заурядной «липой». А Санько хотела настоящих, живых кадров. И была очень разочарована тем, что важный опорный пункт противника — село Карамышево — взяли быстро, без кавалерийских атак, в обычном ночном бою, когда одни спешенные эскадроны сковывают врага с фронта, а другие обтекают с флангов. Ну, стреляет боец из пулемёта, ну, перебегают люди от укрытия к укрытию — обыкновенные снимки. Но, сама того не сознавая, Галина Санько запечатлела самое интересное, самое важное — обычные будни войны: выдвижение эскадронов по заснеженной целине к передовой, вступление конницы в населённый пункт, генерала Белова на перекрёстке дорог. Теперь эти неброские правдивые снимки лежат у меня, очень жаль, что жанр этой книги не позволяет использовать их здесь.
Если Галина Санько была огорчена тем, что не удалось сделать впечатляющих кадров, то Павел Алексеевич Белов был обрадован и в какой-то мере удивлён быстрым успехом под Карамышево. Взяли почти без потерь. Гвардейцы, выставив заслоны, разошлись по домам греться и отдыхать. Большое-то, оно зачастую начинается не очень заметно. Павел Алексеевич сознавал, разумеется, что достигнут важный успех, перерезана единственная рокада танковой армии Гудериана, который лишён теперь свободы манёвра. Белов был уверен, что враг попытается восстановить положение, оттеснить вырвавшуюся вперёд конницу, но… Ещё до полудня к Белову прибыл начальник разведки корпуса майор Кононенко. Без вызова. И с интереснейшим сообщением. Позволю себе сказать, что Кононенко, выдающийся разведчик, воистину «глаза и уши» командира, считал, что по своей должности обязан по крайней мере за сутки знать, что замышляет, на что способен противник. Так понимал свою работу этот мужественный, смекалистый человек, с виду обычный усатый крепыш-кавалерист. Но Белов умел разбираться в людях и не случайно доверил молодому командиру дело весьма ответственное. Ещё в Испании Александр Кононенко, владевший румынским языком, понимавший испанский, был не кем-нибудь, а… советником по разведке командира республиканской дивизии. Ещё там, на пробном полигоне второй мировой войны, встретился с немецкими фашистами, понял их суть, возненавидел их. Теперь перед Кононенко самые отъявленные, самые наглые гитлеровцы стояли навытяжку, ощущая его силу, знания, ненависть. Он получал на допросах пленных все, что требовалось. А сам Кононенко, поняв и оценив талантливость и человеческие качества Белова, был предан ему с первых дней совместной службы, с 1940 года, и до самой смерти Павла Алексеевича.
Так вот, ещё до полудня 18 декабря майор Кононенко незванно прибыл к Белову с необычным сообщением. Сначала, как всегда, кратко и чётко изложил суть. После взятия Карамышево перед группой войск генерала Белова обнаружился разрыв в боевых порядках немцев: между населёнными пунктами Щекино и Сумароково (один в двадцати, а второй в сорока пяти километрах южнее Тулы) немцев нет. В полосе танковой армии Гудериана дыра шириной в двадцать, километров, и не где-нибудь, а на важнейшем шоссе. И первым вопросом Павла Алексеевича (и к Кононенко, и к самому себе) было: почему? как могло такое случиться? Он ведь не знал о просчёте, который был допущен Гудерианом, а точнее, о той ошибке, которую сам же Белов своими действиями заставил совершить немецкого генерала. Майор Кононенко уточнил: главные силы 43-го пехотного корпуса из армии Гудериана медленно отходят на северо-запад, в сторону Калуги. Остатки танковых дивизий оттягиваются к Орлу. Непосредственно перед группой Белова отступают через Крапивну и Одоев к Оке остатки 112, 167 и 226-й вражеских пехотных дивизий с многочисленными обозами и тыловыми подразделениями. Прикрывает их полк СС «Великая Германия», хоть и потрёпанный, но ещё достаточно сильный.
Павлу Алексеевичу пришлось в тот день поступиться галантностью, препоручив милую гостью Галину Санько заботам своего расторопного ординарца, земляка Дмитрия Бобылева. А сам с начальником штаба полковником Грецовым и его заместителем майором Батуриным, с Александром Кононенко обсуждал сложившуюся ситуацию. И размышлял. Анализировать, советоваться — забота общая, а принимать решение и нести ответственность должен командир.
Для лучшего уяснения обстановки хочу сказать следующее. Бывали и до этого разрывы в боевых порядках противника, разных размеров, в разных местах. Хотя бы возле той же Тулы. Но ни один из наших военных руководителей, вплоть до Ставки, не решился глубоко ввести в эти разрывы войска. Не лезть же самим в окружение, на верную гибель?! Запугали нас немцы летом и осенью, сложился стереотип, боязнь дерзких бросков, отрыва от своих главных сил. А ведь без таких смелых действий вообще невозможно крупное наступление, невозможен большой выигрыш. И вот теперь перед Беловым встала задача с несколькими неизвестными. Что предпринять? Ожидать, пока подтянемся 10-я армия, отставшая на два суточных перехода, — значит дать немцам уйти из-под удара, закрепиться на новых рубежах. Терять время нельзя — это Белов отверг сразу. Самое простое и лёгкое — повернуть на север, к Туле, Но зачем? Оттуда нет угрозы. Разъезды, посланные Кононенко, уже встретились возле Ясной Поляны с передовыми частями 50-й армии Болдина; осада Тулы фактически снята. Тогда что же, повернуть свои силы на юг, на Мценск и Орёл, на эти важные опорные пункты? Успех вполне возможен, но опять же какой смысл? Через двое-трое суток к Мценску должна выйти пехота 10-й армии, а южнее, к Орлу, дивизии 61-й армии. Это их полосы. Они прикроют группу Белова с юга. А что же он?
И тут Павел Алексеевич на свой страх и риск принял, как я считаю, смелое и мудрое решение, изменившее вскоре весь ход боевых действий на Западном фронте. Выставив заслоны на шоссе в сторону Орла, где концентрировались танки Гудериана, Белов бросил главные силы — две гвардейские и три лёгкие кавдивизии вперёд, и разрыв, на отходящего, деморализованного противника. Первый рывок — на тридцать километров до райцентра Крапивна. Втрой рывок — опять на такое же расстояние по правому и левому берегу реки Упы до Одоева, важного опорного пункта противника. Стоящий на высоком холме, Одоев словно бы самой природой создан для обороны (его-то — помните? — и приказано было Жуковым взять в честь дня рождения товарища Сталина как подарок). Белов торопиться и штурмовать не стал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321 322 323 324 325 326 327 328 329 330 331 332 333 334 335 336 337 338 339 340 341 342 343 344
Положительным результатом подобных разговоров и моих докладных записок было то, что Сталин по моим предложениям постоянно наращивал потенциал группы генерала Белова. Ему передали из 10-й армии стрелковую дивизию и, что очень важно, три лёгкие кавалерийские дивизии. У Голикова эти дивизии были незаметны, а оказавшись в руках настоящего боевого генерала, сразу проявили себя.
Теперь самое время сказать о том событии, которое я считаю важнейшим в декабрьском сражении под Москвой и которое в общем-то выпало из поля зрения многих наших историков: видели, что поближе, что легче понять.
Общая картина из того, что сказано мною впереди, вырисовывается такая. Нанеся контрудары по противнику, войска Западного фронта на нескольких направлениях заметно продвинулись вперёд. Угроза, нависшая над нашей столицей, стала менее острой, но не исчезла. По сути дела, фашисты были отброшены на те рубежи, с которых они начали своё ноябрьское наступление. Фронт проходил по линии Волоколамск, Дорохово, Наро-Фоминск, а ведь это ближнее Подмосковье. К тому же примерно к 25 декабря нам, военным специалистам, стало ясно, что наступление выдыхается. Этого следовало ожидать. Значительного перевеса над противником мы не имели. Метели и морозы — они ведь хуже для наступающих, чем для обороняющихся, засевших в населённых пунктах. Людей у нас в ту пору хватало, но нечем было вооружить их. Маршевые батальоны, прибывшие на фронт, собирали для себя оружие на местах недавних боев. Плохо было с боеприпасами. А немцы подтянули свои войска на угрожаемые участки, возвели разветвлённую сеть оборонительных сооружений. Противнику, увы, повсюду удалось сохранить целостность своих линий. Ещё несколько дней, неделя — и фронт стабилизируется, застынет, немцы получат необходимую мм передышку, и опять труднопредсказуемым будет дальнейшее. Что предпринять, чтобы чаша весов склонилась бы в нашу пользу, — над этим ломали голову в штабе Западного фронта, в Генштабе, этим был весьма озабочен Иосиф Виссарионович. А между тем чаша уже качнулась, уже свершилось то, что спрессует все предыдущие контрудары и разовьёт их в общее контрнаступление под Москвой. Уже лопнул немецкий фронт, лопнул непоправимо, хотя тогда, в сумятице дел и забот, с нашей стороны на это почти не обратили внимания. Ну, молодым генералам, даже сравнительно молодым, таким, как Жуков и Василевский, простительно. Непрофессиональному военному Сталину — тем более. Но мы-то с Шапошниковым, имея за плечами не одну войну, мы-то как просмотрели… Впрочем, даже сами «виновники» случившегося, генерал Белов и генерал Гудериан, не сразу осознали важность того, что произошло, как это отразится на их судьбах, изменит всю обстановку на фронте.
После нескольких неудач занервничал Гейнц Гудериан, впервые за свою военную службу вынужденный отступать. И перед кем?! Стыдно даже говорить: его прославленные на всю Европу танкисты не смогли сдержать конницу! (Он ни разу не упомянет в своих мемуарах, что не сумел справиться с русской кавалерией!) Опыта отступления, отвода войск у него не было, однако ум и интуиция помогли Гудсриану сделать наиболее правильный выбор. Он решил пожертвовать частью территории и быстро отвести свою танковую армию на линию Орёл, Калуга, заняв оборону по рекам Зуша и Ока. Фронт сокращался вдвое, высвобождались войска. И очень важно, что по берегам этих рек сохранились оборонительные сооружения, созданные ещё летом и осенью (в промёрзшую землю не закопаешься).
Соответствующий приказ был отдан и начал выполняться. Основа танковой армии — её танковые дивизии отводились к Орлу для отдыха и пополнения. Остатки нескольких пехотных дивизий под прикрытием полка «Великая Германия» оттягивались к Оке, чтобы освоиться и закрепиться на новом рубеже. От Тулы в сторону Калуги, тоже к Оке, начал отходить 43-й армейский корпус.
Все это Гудериан сделал по собственной инициативе. Но не учёл одного обстоятельства. Прежде ему прощалось многое, вернее прощалось все: и авантюризм, и чрезмерная самонадеянность, и даже сумасбродство. Ему всегда сопутствовал успех, а победителей, как известно, не судят. Фюрер щадил самолюбие прославленного танкиста. Однако до поры до времени. Узнав, что Гудериан самочинно отводит войска на новый рубеж, Гитлер взъярился. Это полностью противоречило его концепции: удерживать до последней возможности каждый опорный пункт, умирать, но не отступать, жёсткой обороной измотать русских, сорвать их замыслы. К этому вроде и шло, а Гудериан вдруг решил оставить большую территорию с крупными населёнными пунктами, с узлами дорог. Ни по телефону, ни в личной беседе Гудериану не удалось убедить фюрера в своей правоте. Распоряжение об отводе войск было отменено.
Возникла неизбежная в таких случаях сумятица. Одни части ещё выполняли старый приказ, другие новый, третьи ждали дополнительных указаний, а русские тем временем продолжали давить по всему фронту, ещё больше осложняя и запутывая обстановку. Танковая армия как бы разделилась на три большие обособленные группы, перемещавшиеся по расходящимся направлениям. Гудериан терял управление, а наши наступавшие войска действовали слаженно и уверенно.
В ночь на 18 декабря 1-й гвардейский кавалерийский корпус, а если быть точным — его 1-я гвардейская кавалерийская дивизия генерал-майора Баранова (помните богатыря-кавалериста с громовым голосом, любимца конников, отца-командира, у которого все имущество помещалось в седельных сумках) — дивизия этого воистину фронтового генерала пересекла железную дорогу из Тулы на Орёл и завязала бой за большое село Карамышево, что на шоссе опять же из Тулы на Орёл, на так называемом Симферопольском шоссе. Запомните это малоизвестное название — село Карамышево.
По мнению командира корпуса Павла Алексеевича Белова, бой предстоял трудный. Логика: немцы не пожалеют сил, чтобы оставить за собой важнейшую рокаду, связывавшую два крупных города, позволявшую маневрировать силами и средствами. Исходя из этого, генерал Белов начал подтягивать резервные полки, дабы обойти сильный оборонительный узел с севера и с юга. В лоб он, как известно, не штурмовал. Я потом, приехав в гвардейский кавкорпус, подробно расспрашивал самого Белова, начальника штаба Грецова, начальника разведки Кононенко о событиях тех часов и дней, но эти товарищи не очень охотно говорили о себе, о своих делах, как-то все сбивались на шутку. В отличие от тех, кто сделает на грош, а шумит на червонец. В ту ночь в штаб корпуса заявилась из Москвы фотокорреспондент Галина Санько, женщина напористая, смелая И хороший мастер своего дела. Она прямо-таки замучила интеллигентного, по-кавалерийски галантного генерала Белова — корпус, мол, гвардейский, геройский, о нем много пишут, с восторгом и удивлением — клинки против танков! — но нет ни одного снимка конной атаки. Где заснять, как заснять? Напрасно Павел Алексеевич и люди его штаба увещевали энергичную корреспондентку, объясняя, что теперь другие времена, в конном строю с шашками наголо не атакуют, что преимущество наше в манёвренности, в быстроте, в проходимости, в умении вести ближний бой… Для Галины Санько это были пустые слова, ей нужны были броские кадры. Она знала, что после успеха под Каширой в корпус приезжали кинооператоры, недавние коллеги по Мосфильму командира 2-й гвардейской кавдивизии полковника Осликовского. Он выделил им несколько эскадронов для съёмок в тылу «лихой кавалерийской атаки». Эта «атака» попала в кинохронику, смотрелась с интересом, но была в общем-то заурядной «липой». А Санько хотела настоящих, живых кадров. И была очень разочарована тем, что важный опорный пункт противника — село Карамышево — взяли быстро, без кавалерийских атак, в обычном ночном бою, когда одни спешенные эскадроны сковывают врага с фронта, а другие обтекают с флангов. Ну, стреляет боец из пулемёта, ну, перебегают люди от укрытия к укрытию — обыкновенные снимки. Но, сама того не сознавая, Галина Санько запечатлела самое интересное, самое важное — обычные будни войны: выдвижение эскадронов по заснеженной целине к передовой, вступление конницы в населённый пункт, генерала Белова на перекрёстке дорог. Теперь эти неброские правдивые снимки лежат у меня, очень жаль, что жанр этой книги не позволяет использовать их здесь.
Если Галина Санько была огорчена тем, что не удалось сделать впечатляющих кадров, то Павел Алексеевич Белов был обрадован и в какой-то мере удивлён быстрым успехом под Карамышево. Взяли почти без потерь. Гвардейцы, выставив заслоны, разошлись по домам греться и отдыхать. Большое-то, оно зачастую начинается не очень заметно. Павел Алексеевич сознавал, разумеется, что достигнут важный успех, перерезана единственная рокада танковой армии Гудериана, который лишён теперь свободы манёвра. Белов был уверен, что враг попытается восстановить положение, оттеснить вырвавшуюся вперёд конницу, но… Ещё до полудня к Белову прибыл начальник разведки корпуса майор Кононенко. Без вызова. И с интереснейшим сообщением. Позволю себе сказать, что Кононенко, выдающийся разведчик, воистину «глаза и уши» командира, считал, что по своей должности обязан по крайней мере за сутки знать, что замышляет, на что способен противник. Так понимал свою работу этот мужественный, смекалистый человек, с виду обычный усатый крепыш-кавалерист. Но Белов умел разбираться в людях и не случайно доверил молодому командиру дело весьма ответственное. Ещё в Испании Александр Кононенко, владевший румынским языком, понимавший испанский, был не кем-нибудь, а… советником по разведке командира республиканской дивизии. Ещё там, на пробном полигоне второй мировой войны, встретился с немецкими фашистами, понял их суть, возненавидел их. Теперь перед Кононенко самые отъявленные, самые наглые гитлеровцы стояли навытяжку, ощущая его силу, знания, ненависть. Он получал на допросах пленных все, что требовалось. А сам Кононенко, поняв и оценив талантливость и человеческие качества Белова, был предан ему с первых дней совместной службы, с 1940 года, и до самой смерти Павла Алексеевича.
Так вот, ещё до полудня 18 декабря майор Кононенко незванно прибыл к Белову с необычным сообщением. Сначала, как всегда, кратко и чётко изложил суть. После взятия Карамышево перед группой войск генерала Белова обнаружился разрыв в боевых порядках немцев: между населёнными пунктами Щекино и Сумароково (один в двадцати, а второй в сорока пяти километрах южнее Тулы) немцев нет. В полосе танковой армии Гудериана дыра шириной в двадцать, километров, и не где-нибудь, а на важнейшем шоссе. И первым вопросом Павла Алексеевича (и к Кононенко, и к самому себе) было: почему? как могло такое случиться? Он ведь не знал о просчёте, который был допущен Гудерианом, а точнее, о той ошибке, которую сам же Белов своими действиями заставил совершить немецкого генерала. Майор Кононенко уточнил: главные силы 43-го пехотного корпуса из армии Гудериана медленно отходят на северо-запад, в сторону Калуги. Остатки танковых дивизий оттягиваются к Орлу. Непосредственно перед группой Белова отступают через Крапивну и Одоев к Оке остатки 112, 167 и 226-й вражеских пехотных дивизий с многочисленными обозами и тыловыми подразделениями. Прикрывает их полк СС «Великая Германия», хоть и потрёпанный, но ещё достаточно сильный.
Павлу Алексеевичу пришлось в тот день поступиться галантностью, препоручив милую гостью Галину Санько заботам своего расторопного ординарца, земляка Дмитрия Бобылева. А сам с начальником штаба полковником Грецовым и его заместителем майором Батуриным, с Александром Кононенко обсуждал сложившуюся ситуацию. И размышлял. Анализировать, советоваться — забота общая, а принимать решение и нести ответственность должен командир.
Для лучшего уяснения обстановки хочу сказать следующее. Бывали и до этого разрывы в боевых порядках противника, разных размеров, в разных местах. Хотя бы возле той же Тулы. Но ни один из наших военных руководителей, вплоть до Ставки, не решился глубоко ввести в эти разрывы войска. Не лезть же самим в окружение, на верную гибель?! Запугали нас немцы летом и осенью, сложился стереотип, боязнь дерзких бросков, отрыва от своих главных сил. А ведь без таких смелых действий вообще невозможно крупное наступление, невозможен большой выигрыш. И вот теперь перед Беловым встала задача с несколькими неизвестными. Что предпринять? Ожидать, пока подтянемся 10-я армия, отставшая на два суточных перехода, — значит дать немцам уйти из-под удара, закрепиться на новых рубежах. Терять время нельзя — это Белов отверг сразу. Самое простое и лёгкое — повернуть на север, к Туле, Но зачем? Оттуда нет угрозы. Разъезды, посланные Кононенко, уже встретились возле Ясной Поляны с передовыми частями 50-й армии Болдина; осада Тулы фактически снята. Тогда что же, повернуть свои силы на юг, на Мценск и Орёл, на эти важные опорные пункты? Успех вполне возможен, но опять же какой смысл? Через двое-трое суток к Мценску должна выйти пехота 10-й армии, а южнее, к Орлу, дивизии 61-й армии. Это их полосы. Они прикроют группу Белова с юга. А что же он?
И тут Павел Алексеевич на свой страх и риск принял, как я считаю, смелое и мудрое решение, изменившее вскоре весь ход боевых действий на Западном фронте. Выставив заслоны на шоссе в сторону Орла, где концентрировались танки Гудериана, Белов бросил главные силы — две гвардейские и три лёгкие кавдивизии вперёд, и разрыв, на отходящего, деморализованного противника. Первый рывок — на тридцать километров до райцентра Крапивна. Втрой рывок — опять на такое же расстояние по правому и левому берегу реки Упы до Одоева, важного опорного пункта противника. Стоящий на высоком холме, Одоев словно бы самой природой создан для обороны (его-то — помните? — и приказано было Жуковым взять в честь дня рождения товарища Сталина как подарок). Белов торопиться и штурмовать не стал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321 322 323 324 325 326 327 328 329 330 331 332 333 334 335 336 337 338 339 340 341 342 343 344