Выбор порадовал, доставка мгновенная
А Чемерикин был убит в самые последние минуты боя. Это была последняя смерть, завершившая счёт потерь воинов бригады за время Великой Отечественной войны.
Кто как, терпеливый читатель моей исповеди, а я, давно уже обзаведшийся сединой, чего только не повидавший на своём долгом веку, не перестаю удивляться и радоваться многообразию и внезапным поворотам реальной жизни: экие коленца выкидывает! Можно было предположить что угодно. Через кольцевую дорогу Берлина просочится, прорвётся наша войсковая разведка, которая всегда впереди, об этом даже песни свидетельствуют. Прекрасные могучие наши танки, гремя огнём, пересекут асфальтированную полосу, оставив на ней белесые рубцы гусениц. Лихая кавалерия пронесётся, цокая копытами, выбивая подковами искры. Пехота протопает, запечатлев следы сапог и ботинок. Осмотрительные сапёры с миноискателями в руках проложат путь. Есть же, в конце концов, геройские воздушно-десантные парни, которые могли бы сигануть из-под облаков если не на крыши Большого Берлина, то хотя бы на поля возле кольцевой дороги. Но нет, ни те не отличились, ни другие, ни третьи, а въехали в немецкую столицу наши уральские трактора-тягачи, влекущие громадные гаубицы, которым надлежало находиться не на передовой, а бить по врагу издалека, из своего тыла, с закрытых позиций. Но так уж распорядилась необузданная выдумщица-судьба.
Каким же образом, скажите на милость, работать Генеральному штабу с его аналитикой, предвиденьем и планированием хода войны? Что делать другим многочисленным штабам: фронтовым, армейским, корпусным, дивизионным, бригадным, полковым, — определяющим перспективы, ставящим задачи, предусматривающим все, вплоть до плановой таблицы боя. И таблицы есть, бои есть, а дела вроде бы идут сами по себе. Куда штабникам податься?! Но это, разумеется, шутка. Если действительно хочешь добиться успеха, то планируй, организуй, обеспечивай, добивайся его, не забывая о том, что события могут пойти не совсем так, как ты хочешь, памятуя о многовариантности реальной действительности. Случайность — это всего ведь составная часть закономерности, естественная и неизбежная.
8
24-25 апреля я провёл в спецпоезде командующего 1-м Белорусским фронтом, в своём удобном купе. Выходил на прогулку. Пригородная дачная местность, сосновый лес, птицы поют. Весной пахнет. Все остальное время работал над документами… Написал сейчас последнюю фразу и невольно засмеялся. Не без причины. В нашей старой царской армии среди штабных офицеров, обязанных являться с докладами и донесениями к высокому начальству, бытовал некий шифр, доступный лишь узкому кругу посвящённых. «Что генерал?» — спрашивали дежурного адъютанта. «Работает над документами». Значит, пьёт и закусывает в своё удовольствие, самое лучшее не отвлекать его, не гневить, даже если Северный полюс поменяется местами с Южным. Потерпится с полюсами-то. А вот ещё: «Как их превосходительство?» — «Занимаются с картами». Понятно: не только пьёт, но и дама сердца при нем. Тут уж тем более нельзя мешать ни в коем разе, пусть хоть земля начнёт вращаться в обратную сторону.
Вместе со штабистами вышеприведённый шифр перекочевал и в Красную Армию, только обращение изменилось: «Что начдив?» Или: «Что командарм?» Хотя вообще-то в новой армии высокопоставленным руководителям «работать над документами» и «заниматься с картами» было гораздо труднее, чем в старой. Тут тебе и комиссары начеку, и партийная ячейка не дремлет. Народный контроль, одним словом. Так что при Сталине своеобразный шифр основательно подзабылся. Однако во время войны некоторые крупные начальники, особенно из политработников, поверив во вседозволенность, и водкой баловались основательно, и без женщин не томились. На Северо-Западном фронте один член армейского Военного совета суток на двое, на трое полностью устранялся от забот и хлопот, вместе с весёлой телефонисткой «урабатываясь над картой» до потери сознательности. За что и был отстранён. Партия боролась со ржавчиной, но она уже исподволь разъедала верхушку.
Сам я в те дни под Берлином был чист аки стёклышко. Даже коньяк во мною же установленном пределе не употреблял, не до того было. А женщин, кроме Анны Ивановны, обретавшейся в Москве с моей дочерью, — других женщин в ту пору для меня просто не существовало. Востребовать же некоторые оперативные документы и поразмышлять над ними заставила не столько прямая целесообразность, сколько то, что принято называть интуицией. Ещё неясное предощущение какой-то возможной озарённости, проникновения в какую-то сущность. Основа, вероятно, вполне материалистическая: большой опыт, знание аналогий, способность видеть и развивать варианты. Но есть в предчувствии и нечто иррациональное, не подвластное логике и рассудку. Бывало у меня, хоть и не часто, но бывало этакое приподнятое, радостно-возбуждённое состояние, верный предвестник некоей вспышки, необъяснимого прозрения.
Подобное состояние возникло у меня после того, как побывал в 3-й ударной армии, в 79-м стрелковом корпусе генерала Переверткина, который первым прорвался в Большой Берлин. Умело и стремительно действовал этот корпус, продвигаясь быстрее других. Случайно ли? А номера-то какие! Тройка — хорошая цифра. Семёрка — ещё лучше, символ удачи. Ну и девятка, как её ни крути, все равно не утрачивает смысла. Конечно, девятка-шестёрка — это не туз, но и они, если козырные, бывают иной раз полезней, чем валеты и дамы. Какая-то символика чудилась мне и в фамилии командира корпуса: Семён Никифорович Переверткин — генерал без поражений, отмеченный делами, но не славой, скромный чернорабочий войны, которого судьба долго, до самой немецкой столицы, держала в тени. Но это я все скатываюсь на мистику, а на одной мистике далеко не уедешь. Реальность нужна.
Попросил заместителя Жукова — Василия Даниловича Соколовского, чтобы мне представили копию отчётной фронтовой карты с внесением изменения обстановки через каждые два часа, оперативные сводки, поступающие из армий, а также обобщённую сводку разведотдела со всеми новыми данными. И «зарылся в бумаги». Из них следовало, что на данный момент, то есть на 25 апреля, наибольшего успеха добились войска, действовавшие не в самом Берлине, а возле него и на более отдалённых участках. Передовые подразделения 58-й гвардейской стрелковой дивизии генерала Русакова (1-й Украинский фронт) вышли на Эльбу в районе Торгау, где встретились с разведпатрулями 69-й пехотной дивизии 1-й американской армии. Таким образом начала определяться фактическая разграничительная линия между нами и союзниками — путь на Берлин был для них перекрыт. Важным было и то, что единый фронт немецких войск оказался нарушенным, фашистские армии в Северной и в Южной Германии отрезаны друг от друга.
В тот же день западнее Берлина соединились войска 47-й армии генерала Перхоровича из состава 1-го Белорусского фронта с войсками 4-й гвардейской танковой армии генерала Лелюшенко из 1-го Украинского фронта. Кольцо вокруг вражеской столицы ещё не было сплошным, сквозь него проходили, просачивались немецкие подразделения, но с каждым часом оно уплотнялось. Берлин был полностью окружён. Событие, безусловно, важное, хотя на боевых действиях внутри города это пока не сказывалось. Вражеская столица раскинулась на большой территории, имела крупные силы, защищавшие её, сражавшиеся умело и фанатично. Более трехсот тысяч солдат и офицеров (в том числе отборные эсэсовские части) при трех тысячах орудий и миномётов, при огромных запасах всякого другого вооружения. Продолжали формироваться отряды фольксштурма. Мне показали фотографию: седовласая старуха лет под восемьдесят, в военном кепи над полными ненависти глазами, целится фаустпатроном… А сколько их там в толстостенных домах, в подвалах-казематах таких яростных, вооружённых старух, стариков, подростков — это кроме регулярных частей. А сколько снайперов в гражданской одежде? Сколько выставлено противотанковых и противопехотных мин? Всего и не перечислишь. Вполне естественно, что наши войска, особенно наступавшие с востока, продвигались очень медленно, метр за метром. Преодолев оборонительный рубеж на берлинских окраинах, наши дивизии достигли так называемого городского оборонительного обвода, который проходил внутри Берлина примерно по линии окружной железной дороги и фактически представлял собой заранее подготовленную мощную крепость, включавшую в себя все постройки, а также специальные оборонительные сооружения.
По данным нашей разведки, весь этот укреплённый район был разбит на девять секторов: восемь по окружности и один, самый мощный, в центре. Вот они передо мной на карте, обозначенные немцами по буквам латинского алфавита. Каждый городской квартал — это батальонный узел сопротивления. Четыреста железобетонных оборонительных сооружений, среди них врытые в землю бункеры, имевшие несколько этажей: ни бомбой не пробьёшь, ни тяжёлым снарядом. Гарнизон такого бункера достигал тысячи человек. А вообще основу обороны каждого сектора составляли примерно дивизия, пополнявшаяся отходившими на эти рубежи немецкими войсками.
Чем ближе к центру города, тем заметнее падал темп нашего наступления. В бой были брошены все резервы. Нервничал маршал Жуков, это было видно по его мрачности и особенно по возраставшей резкости отдаваемых распоряжений. Никто, конечно, не сомневался, что Берлин будет взят. Но когда? Намеревались к 1 мая, чтобы преподнести праздничный подарок советскому народу, но обстановка подсказывала, что сражение может затянуться надолго, потребует привлечения дополнительных сил. По опыту боев за Познань, за Кенигсберг мы знали, как упорно и умело способны немцы сражаться за крупные города, и уж тем более — за столицу. А ведь каждые сутки битвы за Берлин, напомню, вырывали из наших рядов по 17-19 тысяч человек. Слишком дорогая цена. Сколько жизней будет сохранено, если артиллерийские залпы смолкнут хотя бы на несколько дней раньше.
Наиболее успешно в тот день, как и в предшествовавшие несколько дней, действовала 3-я ударная армия генерала Кузнецова, меньше других пострадавшая на подступах к городу. Да и противник у неё, вероятно, был послабее, чем перед 8-й гвардейской, 5-й ударной и 1-й гвардейской танковой армиями, наступавшими прямо на центр Берлина. 3-я ударная прошла по северной окраине вражеской столицы как бы по касательной, не вгрызаясь в оборонительные сектора. Но теперь Жуков приказал и ей развернуться фронтом на юг, к центру города. И едва армия изменила направление, темп её продвижения тоже резко упал. Два её корпуса, левофланговый и серединный, затоптались на месте, и только 79-й стрелковый корпус генерала Переверткина, дальше всех продвинувшийся на запад, продолжал успешно наступать, углубляясь в столицу. Вот он-то как раз и привлекал моё внимание, не давая мне покоя. Здесь был ключ к какой-то разгадке. Но к какой?
Давно уже знаю одну свою особенность: если думаю над чем-то очень важным и срочным, упорно ищу решение, то оно, как правило, даётся с большим трудом или вообще ускользает. Не идёт на пользу чрезмерная сосредоточенность. Надо расслабиться, раздвоиться, отступить от поисков, запять себя чем-то иным. Это получалось. Но где-то в глубине мозга, в неподвластных тайниках души сама по себе продолжалась подспудная работа, синтезировались рациональное и интуитивное, — и внезапно возникало вдруг озарение. Если вообще возникало.
Так было в октябре 1918 года, когда безвыходным казалось положение, сложившееся под Царицыном, когда пал духом Ворошилов, когда дрогнул даже Иосиф Виссарионович, потеряв надежду удержать крепость на Волге. Уже стоял под парами локомотив, готовый умчать на север вагоны сталинскою спецпоезда. И пароход для подстраховки дымил у причала. Я тогда был измотан физически, утомлён поисками решений для улучшения обстановки, и, сидя на срочном совещании у Сталина, безучастно смотрел на взвинченного Ворошилова, на растерянного начальника его артиллерии Кулика, недавнего унтера, обычно горластого и самоуверенного. Созерцал его окладистую смоляную бороду и думал, что он, наверное, из цыган и что такие вот унтеры, не поднявшиеся выше кругозора батарейного командира, приносят своим невежеством больше вреда, чем пользы. А ведь под его началом более двухсот артиллерийских стволов, многие сотни людей.
И пришла вдруг мысль: за ночь скрытно снять всю артиллерию, рассыпанную вдоль линии фронта, собрать её в одном месте и нанести внезапный, уничтожающий огневой удар по войскам белых, сосредоточившихся возле станции Садовая для завтрашнего наступления. Что мы и сделали — о подробностях я уже писал. Сражение мы выиграли, но, может быть, ещё важнее было то, что именно тогда сложилось у Сталина представление о роли артиллерии в бою, о важности сосредоточения сил и средств на решающих участках борьбы, о необходимости быстрого маневрирования, — то есть многое из того, чем руководствовался он в дальнейшем в своей военной деятельности, особенно в годы Великой Отечественной…
Вот и теперь мне надо было бы отвлечься от событий в Берлине, но не получалось. И час, и другой, и третий сидел над бумагами, с тупым упорством занимаясь бесполезной работой: переносил с большой штабной карты на план-карту Берлина вражеские оборонительные сектора и помечал их, как было у немцев, латинскими литерами. Марал чистую, хрустящую, очень подробную план-карту германской столицы, припоминая дома, кварталы, где мне доводилось бывать: давно, ещё до революции. Такие карты, а точнее все-таки планы, перед наступлением на город получили наши офицеры, разведчики и вообще все, кому они требовались — на всех хватило.
Как и любой кадровый военный, я неравнодушен к топографическим картам, с удовольствием читаю их, как читают увлекательно-познавательные книги. Сверяю с местностью. Есть такой полуанекдот. Сидят на завалинке старухи, смотрят на проходящих солдат. Командир спрыгнул с коня, раскрывает планшет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321 322 323 324 325 326 327 328 329 330 331 332 333 334 335 336 337 338 339 340 341 342 343 344
Кто как, терпеливый читатель моей исповеди, а я, давно уже обзаведшийся сединой, чего только не повидавший на своём долгом веку, не перестаю удивляться и радоваться многообразию и внезапным поворотам реальной жизни: экие коленца выкидывает! Можно было предположить что угодно. Через кольцевую дорогу Берлина просочится, прорвётся наша войсковая разведка, которая всегда впереди, об этом даже песни свидетельствуют. Прекрасные могучие наши танки, гремя огнём, пересекут асфальтированную полосу, оставив на ней белесые рубцы гусениц. Лихая кавалерия пронесётся, цокая копытами, выбивая подковами искры. Пехота протопает, запечатлев следы сапог и ботинок. Осмотрительные сапёры с миноискателями в руках проложат путь. Есть же, в конце концов, геройские воздушно-десантные парни, которые могли бы сигануть из-под облаков если не на крыши Большого Берлина, то хотя бы на поля возле кольцевой дороги. Но нет, ни те не отличились, ни другие, ни третьи, а въехали в немецкую столицу наши уральские трактора-тягачи, влекущие громадные гаубицы, которым надлежало находиться не на передовой, а бить по врагу издалека, из своего тыла, с закрытых позиций. Но так уж распорядилась необузданная выдумщица-судьба.
Каким же образом, скажите на милость, работать Генеральному штабу с его аналитикой, предвиденьем и планированием хода войны? Что делать другим многочисленным штабам: фронтовым, армейским, корпусным, дивизионным, бригадным, полковым, — определяющим перспективы, ставящим задачи, предусматривающим все, вплоть до плановой таблицы боя. И таблицы есть, бои есть, а дела вроде бы идут сами по себе. Куда штабникам податься?! Но это, разумеется, шутка. Если действительно хочешь добиться успеха, то планируй, организуй, обеспечивай, добивайся его, не забывая о том, что события могут пойти не совсем так, как ты хочешь, памятуя о многовариантности реальной действительности. Случайность — это всего ведь составная часть закономерности, естественная и неизбежная.
8
24-25 апреля я провёл в спецпоезде командующего 1-м Белорусским фронтом, в своём удобном купе. Выходил на прогулку. Пригородная дачная местность, сосновый лес, птицы поют. Весной пахнет. Все остальное время работал над документами… Написал сейчас последнюю фразу и невольно засмеялся. Не без причины. В нашей старой царской армии среди штабных офицеров, обязанных являться с докладами и донесениями к высокому начальству, бытовал некий шифр, доступный лишь узкому кругу посвящённых. «Что генерал?» — спрашивали дежурного адъютанта. «Работает над документами». Значит, пьёт и закусывает в своё удовольствие, самое лучшее не отвлекать его, не гневить, даже если Северный полюс поменяется местами с Южным. Потерпится с полюсами-то. А вот ещё: «Как их превосходительство?» — «Занимаются с картами». Понятно: не только пьёт, но и дама сердца при нем. Тут уж тем более нельзя мешать ни в коем разе, пусть хоть земля начнёт вращаться в обратную сторону.
Вместе со штабистами вышеприведённый шифр перекочевал и в Красную Армию, только обращение изменилось: «Что начдив?» Или: «Что командарм?» Хотя вообще-то в новой армии высокопоставленным руководителям «работать над документами» и «заниматься с картами» было гораздо труднее, чем в старой. Тут тебе и комиссары начеку, и партийная ячейка не дремлет. Народный контроль, одним словом. Так что при Сталине своеобразный шифр основательно подзабылся. Однако во время войны некоторые крупные начальники, особенно из политработников, поверив во вседозволенность, и водкой баловались основательно, и без женщин не томились. На Северо-Западном фронте один член армейского Военного совета суток на двое, на трое полностью устранялся от забот и хлопот, вместе с весёлой телефонисткой «урабатываясь над картой» до потери сознательности. За что и был отстранён. Партия боролась со ржавчиной, но она уже исподволь разъедала верхушку.
Сам я в те дни под Берлином был чист аки стёклышко. Даже коньяк во мною же установленном пределе не употреблял, не до того было. А женщин, кроме Анны Ивановны, обретавшейся в Москве с моей дочерью, — других женщин в ту пору для меня просто не существовало. Востребовать же некоторые оперативные документы и поразмышлять над ними заставила не столько прямая целесообразность, сколько то, что принято называть интуицией. Ещё неясное предощущение какой-то возможной озарённости, проникновения в какую-то сущность. Основа, вероятно, вполне материалистическая: большой опыт, знание аналогий, способность видеть и развивать варианты. Но есть в предчувствии и нечто иррациональное, не подвластное логике и рассудку. Бывало у меня, хоть и не часто, но бывало этакое приподнятое, радостно-возбуждённое состояние, верный предвестник некоей вспышки, необъяснимого прозрения.
Подобное состояние возникло у меня после того, как побывал в 3-й ударной армии, в 79-м стрелковом корпусе генерала Переверткина, который первым прорвался в Большой Берлин. Умело и стремительно действовал этот корпус, продвигаясь быстрее других. Случайно ли? А номера-то какие! Тройка — хорошая цифра. Семёрка — ещё лучше, символ удачи. Ну и девятка, как её ни крути, все равно не утрачивает смысла. Конечно, девятка-шестёрка — это не туз, но и они, если козырные, бывают иной раз полезней, чем валеты и дамы. Какая-то символика чудилась мне и в фамилии командира корпуса: Семён Никифорович Переверткин — генерал без поражений, отмеченный делами, но не славой, скромный чернорабочий войны, которого судьба долго, до самой немецкой столицы, держала в тени. Но это я все скатываюсь на мистику, а на одной мистике далеко не уедешь. Реальность нужна.
Попросил заместителя Жукова — Василия Даниловича Соколовского, чтобы мне представили копию отчётной фронтовой карты с внесением изменения обстановки через каждые два часа, оперативные сводки, поступающие из армий, а также обобщённую сводку разведотдела со всеми новыми данными. И «зарылся в бумаги». Из них следовало, что на данный момент, то есть на 25 апреля, наибольшего успеха добились войска, действовавшие не в самом Берлине, а возле него и на более отдалённых участках. Передовые подразделения 58-й гвардейской стрелковой дивизии генерала Русакова (1-й Украинский фронт) вышли на Эльбу в районе Торгау, где встретились с разведпатрулями 69-й пехотной дивизии 1-й американской армии. Таким образом начала определяться фактическая разграничительная линия между нами и союзниками — путь на Берлин был для них перекрыт. Важным было и то, что единый фронт немецких войск оказался нарушенным, фашистские армии в Северной и в Южной Германии отрезаны друг от друга.
В тот же день западнее Берлина соединились войска 47-й армии генерала Перхоровича из состава 1-го Белорусского фронта с войсками 4-й гвардейской танковой армии генерала Лелюшенко из 1-го Украинского фронта. Кольцо вокруг вражеской столицы ещё не было сплошным, сквозь него проходили, просачивались немецкие подразделения, но с каждым часом оно уплотнялось. Берлин был полностью окружён. Событие, безусловно, важное, хотя на боевых действиях внутри города это пока не сказывалось. Вражеская столица раскинулась на большой территории, имела крупные силы, защищавшие её, сражавшиеся умело и фанатично. Более трехсот тысяч солдат и офицеров (в том числе отборные эсэсовские части) при трех тысячах орудий и миномётов, при огромных запасах всякого другого вооружения. Продолжали формироваться отряды фольксштурма. Мне показали фотографию: седовласая старуха лет под восемьдесят, в военном кепи над полными ненависти глазами, целится фаустпатроном… А сколько их там в толстостенных домах, в подвалах-казематах таких яростных, вооружённых старух, стариков, подростков — это кроме регулярных частей. А сколько снайперов в гражданской одежде? Сколько выставлено противотанковых и противопехотных мин? Всего и не перечислишь. Вполне естественно, что наши войска, особенно наступавшие с востока, продвигались очень медленно, метр за метром. Преодолев оборонительный рубеж на берлинских окраинах, наши дивизии достигли так называемого городского оборонительного обвода, который проходил внутри Берлина примерно по линии окружной железной дороги и фактически представлял собой заранее подготовленную мощную крепость, включавшую в себя все постройки, а также специальные оборонительные сооружения.
По данным нашей разведки, весь этот укреплённый район был разбит на девять секторов: восемь по окружности и один, самый мощный, в центре. Вот они передо мной на карте, обозначенные немцами по буквам латинского алфавита. Каждый городской квартал — это батальонный узел сопротивления. Четыреста железобетонных оборонительных сооружений, среди них врытые в землю бункеры, имевшие несколько этажей: ни бомбой не пробьёшь, ни тяжёлым снарядом. Гарнизон такого бункера достигал тысячи человек. А вообще основу обороны каждого сектора составляли примерно дивизия, пополнявшаяся отходившими на эти рубежи немецкими войсками.
Чем ближе к центру города, тем заметнее падал темп нашего наступления. В бой были брошены все резервы. Нервничал маршал Жуков, это было видно по его мрачности и особенно по возраставшей резкости отдаваемых распоряжений. Никто, конечно, не сомневался, что Берлин будет взят. Но когда? Намеревались к 1 мая, чтобы преподнести праздничный подарок советскому народу, но обстановка подсказывала, что сражение может затянуться надолго, потребует привлечения дополнительных сил. По опыту боев за Познань, за Кенигсберг мы знали, как упорно и умело способны немцы сражаться за крупные города, и уж тем более — за столицу. А ведь каждые сутки битвы за Берлин, напомню, вырывали из наших рядов по 17-19 тысяч человек. Слишком дорогая цена. Сколько жизней будет сохранено, если артиллерийские залпы смолкнут хотя бы на несколько дней раньше.
Наиболее успешно в тот день, как и в предшествовавшие несколько дней, действовала 3-я ударная армия генерала Кузнецова, меньше других пострадавшая на подступах к городу. Да и противник у неё, вероятно, был послабее, чем перед 8-й гвардейской, 5-й ударной и 1-й гвардейской танковой армиями, наступавшими прямо на центр Берлина. 3-я ударная прошла по северной окраине вражеской столицы как бы по касательной, не вгрызаясь в оборонительные сектора. Но теперь Жуков приказал и ей развернуться фронтом на юг, к центру города. И едва армия изменила направление, темп её продвижения тоже резко упал. Два её корпуса, левофланговый и серединный, затоптались на месте, и только 79-й стрелковый корпус генерала Переверткина, дальше всех продвинувшийся на запад, продолжал успешно наступать, углубляясь в столицу. Вот он-то как раз и привлекал моё внимание, не давая мне покоя. Здесь был ключ к какой-то разгадке. Но к какой?
Давно уже знаю одну свою особенность: если думаю над чем-то очень важным и срочным, упорно ищу решение, то оно, как правило, даётся с большим трудом или вообще ускользает. Не идёт на пользу чрезмерная сосредоточенность. Надо расслабиться, раздвоиться, отступить от поисков, запять себя чем-то иным. Это получалось. Но где-то в глубине мозга, в неподвластных тайниках души сама по себе продолжалась подспудная работа, синтезировались рациональное и интуитивное, — и внезапно возникало вдруг озарение. Если вообще возникало.
Так было в октябре 1918 года, когда безвыходным казалось положение, сложившееся под Царицыном, когда пал духом Ворошилов, когда дрогнул даже Иосиф Виссарионович, потеряв надежду удержать крепость на Волге. Уже стоял под парами локомотив, готовый умчать на север вагоны сталинскою спецпоезда. И пароход для подстраховки дымил у причала. Я тогда был измотан физически, утомлён поисками решений для улучшения обстановки, и, сидя на срочном совещании у Сталина, безучастно смотрел на взвинченного Ворошилова, на растерянного начальника его артиллерии Кулика, недавнего унтера, обычно горластого и самоуверенного. Созерцал его окладистую смоляную бороду и думал, что он, наверное, из цыган и что такие вот унтеры, не поднявшиеся выше кругозора батарейного командира, приносят своим невежеством больше вреда, чем пользы. А ведь под его началом более двухсот артиллерийских стволов, многие сотни людей.
И пришла вдруг мысль: за ночь скрытно снять всю артиллерию, рассыпанную вдоль линии фронта, собрать её в одном месте и нанести внезапный, уничтожающий огневой удар по войскам белых, сосредоточившихся возле станции Садовая для завтрашнего наступления. Что мы и сделали — о подробностях я уже писал. Сражение мы выиграли, но, может быть, ещё важнее было то, что именно тогда сложилось у Сталина представление о роли артиллерии в бою, о важности сосредоточения сил и средств на решающих участках борьбы, о необходимости быстрого маневрирования, — то есть многое из того, чем руководствовался он в дальнейшем в своей военной деятельности, особенно в годы Великой Отечественной…
Вот и теперь мне надо было бы отвлечься от событий в Берлине, но не получалось. И час, и другой, и третий сидел над бумагами, с тупым упорством занимаясь бесполезной работой: переносил с большой штабной карты на план-карту Берлина вражеские оборонительные сектора и помечал их, как было у немцев, латинскими литерами. Марал чистую, хрустящую, очень подробную план-карту германской столицы, припоминая дома, кварталы, где мне доводилось бывать: давно, ещё до революции. Такие карты, а точнее все-таки планы, перед наступлением на город получили наши офицеры, разведчики и вообще все, кому они требовались — на всех хватило.
Как и любой кадровый военный, я неравнодушен к топографическим картам, с удовольствием читаю их, как читают увлекательно-познавательные книги. Сверяю с местностью. Есть такой полуанекдот. Сидят на завалинке старухи, смотрят на проходящих солдат. Командир спрыгнул с коня, раскрывает планшет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321 322 323 324 325 326 327 328 329 330 331 332 333 334 335 336 337 338 339 340 341 342 343 344