А поддержка какая: и Егоров, и Сталин. И товарищ Калинин месяц назад к нему приезжал: вот, мол, Семён Михайлович из крестьян, а полководцем стал! Это, дескать, по-нашенски, по-пролетарски! Теперь Калинин, который сам из мужиков, горой стоит в Москве за Будённого.
Уже в то время, в самом начале своей карьеры, Семён Михайлович был убеждён: на высоком посту просто так не удержишься, надо не только добросовестно выполнять свои обязанности, но и сметать тех, кто станет на пути. Решительности ему было не занимать, беспощадности научила война (если не я его, то он меня!). Недавно, в сентябре, он разоружил только что сформированный Донской казачий кавалерийский корпус, арестовал его командира — Филиппа Кузьмича Миронова и весь штаб. Видел в этом корпусе и в Миронове прямых конкурентов, способных затмить его славу.
Впрочем, Миронов был хоть и опасным, но не самым главным соперником. Имелся и пострашнее — Борис Макеевич Думенко. К служебному соперничеству примешивались личные счёты, глубокая личная обида. Долгое время широкая тень Бориса Думенко загораживала Будённого, и он вынужден был, подавив самолюбие, считаться с этим, потому что на Сале и Маныче, на Среднем и Нижнем Дону слыл Думенко первым и самым большим красным кавалеристом.
С помощью Егорова стал Будённый командиром кавкорпуса, когда увезли в госпиталь Думенко. Корпус так и назвали «буденновским». Почта в то время либо совсем не ходила, либо запаздывала на полгода, но в тесном мире кавалеристов все было известно, слухи неведомыми путями распространялись без задержки по всему Дону и всей Кубани. Знали конники: Думенко не столько ранение своё тяжёлое переживал, сколько то, что вылетел из большого седла. А Семён захватил все хозяйство. Словосочетание «корпус Будённого» действовало на Думенко, как красная тряпка на быка.
Правая рука не повиновалась, грудь была так изувечена, что при резком движении Борис Макеевич задыхался, но не мог он смириться с тем, что бывший помощник — Семён вознёсся на генеральскую высоту. Отдыхать бы Думенко, детей да внуков пестовать, а он уехал из лазарета и всю свою бешеную энергию употребил на то, чтобы подняться вровень с Будённым. Собрав разрозненные эскадроны, изъяв кавалерийские части и подразделения из стрелковых дивизий, наскоро, с грехом пополам на одном самолюбии сформировал Думенко некое соединение, именовавшееся Конно-Сводным корпусом. Бойцов-то было меньше, чем в любой буденновской дивизии, но лиха беда начало. Думал Борис Макеевич, что потекут, побегут к нему бывшие сослуживцы (в том числе и от Будённого), что соберёт он под своё крыло массу красных казаков и иногородних. Но времена уже были не те, кончалась партизанщина, дезертиров и перебежчиков карали по закону военного времени. И все же Конно-Сводный корпус рос помаленьку, вызывая тревогу и беспокойство Будённого. Сегодня соотношение один к трём, а завтра — черт его знает! Как ни суди, а Бориса Макеевича почитают в станицах.
И вот теперь Семён Михайлович командует уже не корпусом, а Конной армией, в которую любой корпус может войти составной частью. Обскакал Будённый своего соперника, попробуй догнать!
Радостные эмоции Егорова, Будённого и мои были на поверхности, их можно было видеть и объяснить. Создали новое объединение для разгрома врага — вот и хорошо! А если ещё и личная заинтересованность в этом есть — тем лучше, тем надёжней. И, пожалуй, меньше всех чувства свои проявлял Иосиф Виссарионович. Казался даже равнодушным, погруженным в какие-то размышления. Но, как выяснилось впоследствии, именно он вместе с Ворошиловым возлагал на Конную армию такие большие надежды, что мы и представить себе не могли. В этом проявилась одна из черт Сталина, позволявших ему выходить победителем в долговременных закулисных, невидимых битвах. Если мы, военные, жили сегодняшними и завтрашними событиями, то он, политик, заглядывал в отдалённое будущее. И расчётливо расставлял нас, своих помощников, на нужные позиции. То есть, добиваясь нынешних успехов, пытался готовить, формировать грядущие свершения. Я тогда ещё не понимал этого.
В ту пору, через два года после Октябрьского переворота, в Советской республике было несколько лиц, занимавших особое, хотя и не равноценное положение. Первым и главным среди них был, безусловно, Владимир Ильич Ленин, чьё имя не только у нас в стране, но и во всем мире словно бы ассоциировалось с понятием «революция». Глубокий теоретик, выдающийся практический руководитель, он, ко всему прочему, после покушения Фанни Каплан, был окружён ореолом мученика, страдальца. Авторитет Ленина был настолько высок в Республике, что никто не шёл в сравнение с ним. Даже самоуверенный Троцкий, не признававший ничьей мудрости, кроме своей, и тот не пытался стать вровень с Владимиром Ильичом, а довольствовался тем, что считал себя вторым человеком в новом государстве. И основания для этого у него имелись. Многие его сторонники занимали (благодаря ему) высокие посты и безусловно поддерживали своего патрона.
Троцкий не только ведал организацией Красной Армии, но и принимал большое участие в создании карательных органов. Командный состав и там, и там, работники штабов и руководящих инстанций — наполовину, если не на две трети, были выдвиженцами самого Льва Давидовича или его помощников. В руках Троцкого находилась реальная сила, придававшая ему все и уверенность, он мог уничтожать или третировать своих противников, в том числе даже известных партийцев. Пример тому — Ворошилов, изрядно пострадавший от Троцкого. А вот Сталин, хоть и занимал ответственные посты в партии и государстве, надёжной вооружённой опоры не имел и являлся лишь энергичным, дисциплинированным добросовестным исполнителем указаний ЦК и самого Ленина.
Трудно под Царицыном — туда направляют Сталина. Плохо в Петрограде — получай, Иосиф Виссарионович, чрезвычайные полномочия, наводи порядок. Страшная угроза на юге — давайте, дорогой товарищ Сталин, принимайте вместе с Егоровым самый опасный фронт. Все это было почётно, Иосиф Виссарионович гордился таким доверием Ильича, но отзови его с поста, на котором только что вершил важные дела — и Сталин лишь рядовой боец партии. И опять его судьба зависит от того же Троцкого, за спиной которого десятки дивизий. К тому же Троцкий уже понимал, что главный его противник — Сталин, вокруг которого начинают сплачиваться идейные враги Льва Давидовича и те, кто был им обижен.
В этой усилившейся борьбе Сталину мешала замкнутость, неумение быстро сходиться с людьми. На партийных съездах встречался он со многими потенциальными сторонниками, единомышленниками, но ни с кем не сблизился. Давно знакомые Калинин, Фрунзе, Артём оставались для него партийными товарищами, но не друзьями. Даже на Кавказе, где Иосиф Виссарионович вёл работу до революции (исключая время ссылок), у него не было верных друзей. А приехав в семнадцатом году в Питер, он вообще оказался в одиночестве в новой для него обстановке. Жил только революцией. Личное — встречи с одной старой знакомой (речь о ней впереди) и любовь к молодой Наде Аллилуевой, которая стала его женой и в которой он так хотел обрести верного человека.
Два совершенно различных сильных характера — Сталин и Троцкий, ужиться они не могли, кто-то должен был взять верх. Сталин искал опору. И те, кто примыкал к нему, безусловно признавая за ним лидерство, становились соратниками на всю жизнь. В этом отношении особая роль выпала на долю Ворошилова и Будённого.
В руках Троцкого большая часть общевойсковых армий. Но такая армия — организм нестабильный, быстро меняющийся: текучка бойцов и командиров, изъятие частей и целых соединений способны за короткое время обновить личный состав, изменить настроение, ориентацию. А Конная армия — это совсем другое. Взвод, эскадрон, полк — ячейки крепкие, почти нерасторжимые. Свои традиции, общая забота о конском составе и многое другое связывали в кавалерии людей. Это и учитывал Сталин, активно поддерживая, продвигая по инстанциям идею создания мощного кавалерийского соединения. И обязательно под руководством Будённого и Ворошилова, которые относились к Троцкому, как и сам Иосиф Виссарионович. Проверенные по Царицыну люди, такие, как Щаденко и Пархоменко, помогут укрепить руководство во всех звеньях, выдвинут на командные должности надёжных людей. Это будет такой орешек, который не по зубам никакому противнику: ни белогвардейцам, ни Троцкому.
И вот — действует Реввоенсовет Первой Конной. Теперь у Сталина есть на всякий случай надёжная военная сила. Оставалось решить ещё один вопрос — о партийности Семена Михайловича. Станет он коммунистом — возрастёт роль большевиков в армии, да и самому Будённому будет легче руководить войсками с помощью партийцев. И вообще: много ли в Красной Армии на высоких должностях выходцев из самых низов да ещё с партийным билетом в кармане?! Единицы. Попробуй сними такого!
После утреннего заседания в Велико-Михаиле вне Ворошилов, а затем Сталин каждый порознь беседовали с Семёном Михайловичем, О чем говорили — не знаю, но на вечернем заседании, когда два Реввоенсовета (Южного фронта и Первой Конной) продолжили совместную работу, Иосиф Виссарионович прежде всего заговорил о Будённом. Вот, мол, Семён Михайлович давно и всей душой стремится стать членом партии, делами доказал преданность революции, но до сих пор в горячке событий не может оформить своё членство.
— Когда вы подавали заявление о желании вступить в партию? — спросил Сталин.
— Ещё весной, — приподнялся Будённый.
— И что же?
— Ответа из политотдела десятой армии не получил.
— Вот видите, — развёл руками Иосиф Виссарионович. — Могло быть так, товарищ Егоров, вы тогда командовали десятой?
— Командовал армией, но не политотделом, — уточнил Александр Ильич.
— И все же, как вы думаете, почему Семёну Михайловичу не дали ответа?
— Бои начались, марши, переброски… Меня ранило, да и корпус Будённого вскоре вышел из подчинения десятой.
— А могли быть в политотделе недобросовестные работники? —продолжал Сталин.
— Не берусь судить. Но ответ обязаны были дать, — сказал Егоров.
— К сожалению, в этом вопросе была допущена явная ошибка. Мы, товарищи, можем исправить её, — предложил Иосиф Виссарионович. — Я лично даю рекомендацию товарищу Будённому и не сомневаюсь, что он оправдает доверие. Кто ещё?
— Я рекомендую товарища Будённого, — сказал Ворошилов.
— И я даю свою рекомендацию, — присоединился Щаденко.
— Очень хорошо, — резюмировал Иосиф Виссарионович, — Предлагаю принять товарища Будённого в наши ряды и считать его членом РКП(б) с момента подачи заявления.
— С марта, — подсказал Семён Михайлович.
— Считать его членом РКП(б) с марта девятнадцатого года. Кто за?
Члены двух Реввоенсоветов подняли руки. Я, как беспартийный, в голосовании не участвовал. Моё место в стороне, возле большой печки. Моё дело слушать, запоминать да отвечать на вопросы, если они возникнут.
С этого дня у Семена Михайловича появились два «крёстных отца»: Егоров — по военной линии и Сталин — по партийной. Одному из них Будённый верой и правдой будет служить всю жизнь.
Приняв Семена Михайловича в партию не в ячейке, а на заседании Реввоенсоветов, да ещё сразу в члены, а не в кандидаты, да ещё задним числом, Сталин нарушил существовавшие тогда правила. Упоминаю об этом для того, чтобы выделить ещё одну черту характера Иосифа Виссарионовича. Сам устанавливавший строгие порядки, выдвигавший незыблемые догмы, оц, когда требовалось, нарушал любые установления, от кого бы они ни исходили. Иосиф Виссарионович никогда не плыл по течению, не стремился против течения, расходуя силы: он плыл туда, куда считал нужным. К намеченной цели.
20
Два дня Иосифа Виссарионовича мучил насморк. Он не расставался с большими носовыми платками, и часто их менял. Сморкался стеснительно, отворачиваясь от собеседников. Голос его, и без того низкий, звучал ещё глуше. Иногда он поводил плечами, будто в ознобе.
Обычная простуда? Нет. Я уже неоднократно замечал, что такое состояние появляется у Сталина, когда он крайне возбуждён, взволнован. Один или со мной — хмур, раздражителен, а на людях, наоборот, — подчёркнуто спокоен, говорит монотонней обычного, все движения замедленны, заторможены. При первом знакомстве Иосиф Виссарионович показался мне весьма хладнокровным, не похожим на горячих, взрывчатых южан. Однако довольно скоро я убедился, что это лишь маска, что человек он очень впечатлительный, легко возбудимый, но все эмоции подавляет усилием воли, постоянно держа себя в крепкой узде. Трудная жизнь приучила — тюрьмы, ссылки. А ведь это очень тяжело — искусственно поддерживать такое состояние. Ну, вспыхнул бы, отбушевал, разрядился — и легче бы стало. А он давил в себе гнев, обиду, страх, не позволяя им проявиться даже в жестах. Сильные переживания лишь вызывали в нем столь же сильное напряжение воли для полного сокрытия чувств. Внешне он казался невозмутимым. Но вдруг появлялись симптомы простуды: насморк, хрипота, озноб. Вероятно, организм нашёл хоть какую-то форму нервной разрядки.
По этой неожиданной вспыхнувшей его болезни я понял, насколько тревожился Иосиф Виссарионович, приехав в Велико-Михайловку. Он не был уверен, что все пройдёт гладко, обернётся пользой ему и общему делу. В любую минуту мог вмешаться Троцкий, воспротивиться созданию Конармии, сорвать планы. Да и своенравный Семён Михайлович — полновластный хозяин кавалерийских дивизий — выдвигал совершенно неприемлемые требования. Он, к примеру, настаивал, чтобы в Реввоенсовет Конармии вошли не только представители со стороны (Ворошилов и Щаденко), но и ещё два человека из его конницы. Упёрся — с места не сдвинешь. Пришлось лавировать, убеждать.
На последнем вечернем заседании я подумал: все закончилось благополучно, если мои предположения о здоровье Сталина верны, он должен поправиться в самое ближайшее время. Причин-то для напряжения больше нет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321 322 323 324 325 326 327 328 329 330 331 332 333 334 335 336 337 338 339 340 341 342 343 344