https://wodolei.ru/catalog/garnitury/s-verhnim-dushem/
Точнее сказать, идея была не только моя, но и Шапошникова, во всяком случае исходила из предложения Бориса Михайловича наступать там, где противник слабее, где само начертание линии фронта представляло нам неплохие шансы.
Вспомним: пробившись за Оку на запад, группа войск генерала Белова «протащила» за собой слева две армии: 10-ю и 61-ю. Они глубоко вошли в прорыв, оставив южней себя, в Орле, полуразгромленные войска 2-й танковой армии Гудериана и некоторых других вражеских соединений. Наша пехота оказалась там значительно западнее немецкой группировки, причём «висела» вся эта орловская группировка на двух «нитках», на двух железнодорожных линиях. Одна — в Курск и далее, кружной путь. Другая — через Брянск, прямо на фатерлянд. Перерезать бы эту «нитку» — и орловская группировка оказалась бы в тяжелейшем положении, да и весь вражеский фронт был бы расколот. Ведь западнее Орла начинаются Брянские леса, труднодоступные для гитлеровцев, а ещё дальше — огромное Припятское бездорожье до самой границы. (Об особенностях «Припятской проблемы» мы уже говорили). По нашим прикидкам, частная вроде бы операция, выход из района Сухиничей на магистраль Орёл-Брянск, могла дать значительный эффект. Вплоть до того, что немцы от Орла вынуждены были бы откатиться на Курск, на Белгород, а может и ещё дальше. А всего и надо для этого — преодолеть несколько десятков километров по заснеженным полям и лесам, где у немцев не было крупных сил, оборонительных сооружений. Тем более, что и саму железную дорогу не обязательно было перерезать, достаточно подойти на дистанцию, доступную для артиллерии, подтянуть орудия и миномёты, огнём перекрыть артерию.
Мы с Шапошниковым не только теоретизировали, но и действовали при молчаливом согласии Сталина и Жукова. Они понимали, что от запасного варианта хуже не будет, а развитию основных событий наши действия не мешали, даже наоборот: мы усиливали растянутое левое крыло Западного фронта, защищая его от возможного удара со стороны Орла. Конкретно: с того участка Подмосковья, который ещё недавно считался важнейшим, из района Волоколамска мы сняли прославленную 16-ю армию генерала Рокоссовского. Это соединение было очень ослаблено, нуждалось в восстановлении, но уже одно упоминание о Рокоссовском заставляло вздрагивать немецких генералов. А мы перебросили управление 16-й с одной её дивизией (с 11-й гвардейской) в район Сухиничей, где подчинили Рокоссовскому ещё несколько действовавших там дивизий.
Военные историки утверждают, что 16-я армия была переброшена для усиления, для защиты левого крыла Западного фронта. Ну, и это тоже. Однако главная цель была все же другая. Появление там Рокоссовского сразу произвело должный эффект. Немцы почти без боя оставили город Сухиничи, ушли из-под удара подальше, на подготовленные выгодные позиции. Но и оттуда Рокоссовский вскоре их вышиб. И уже потихоньку, полегоньку начал осуществляться наш замысел, уже партизаны, диверсионные и разведывательные группы 16-й и 61-й армий начали по ночам перехватывать то в одном, то в другом месте железнодорожную магистраль. Немцы в Орле чувствовали себя очень неуверенно, наверняка не выдержали бы более сильного нажима. Но… ранен был и отправлен в Москву, в госпиталь, Рокоссовский, потом обострилось положение под Вязьмой, и наш с Шапошниковым замысел так и не удалось довести до конца.
2
Вернёмся в кабинет Сталина, к тому моменту, когда Жуков завершил своё выступление словами: «Я настаиваю на том, чтобы усилить фронты западного направления и здесь вести решающее наступление. А от наступления на других направлениях воздержаться». После этих слов воцарилось молчание. Многие, вероятно, испытывали удивление и даже раздражение, возникавшее в тех редких случаях, когда кто-то категорически возражал Сталину. Одни, наверно, думали: «Зачем это?», другие: «Как посмел?!» И сам Сталин — уже не добродушный хозяин, а официальный руководитель, закованный в броню спокойствия, с глухим, без интонаций, голосом.
— Кто ещё желает высказаться?
И вместо ожидаемой всеми, в том числе им самим, поддержки получил ещё один афронт. Поднялся редко выступавший на подобных заседаниях Николай Алексеевич Вознесенский, первый заместитель председателя Совнаркома СССР, председатель Госплана: этакий лобастый, сравнительно молодой человек (ему ещё не было сорока) без седины в тёмных, зачёсанных назад волосах. Начинённый цифрами, умеющий защищать своё мнение. Его недолюбливали «старики» из ближайшего окружения Сталина, им не по нутру были такие, как он, деловые люди, вооружённые конкретными знаниями. Принося ощутимую пользу, они начинали оттеснять от «хозяина» просто политиков, говорунов, интриганов. Косо поглядывал на Вознесенского и Берия. А Сталин, ценя знания, самостоятельность, организационные способности Вознесенского, нуждался в нем, терпеливо выслушивал его мнение. Этот мой тёзка Николай Алексеевич — был тогда главным советником вождя по экономическим вопросам.
Это ведь он, Вознесенский, ещё до войны неоднократно предлагал Сталину создавать большие стратегические резервы, настоял на том, чтобы никому не продавали алюминий, экономили и складировали его. Только благодаря созданным запасам нам удалось за первый год войны выпустить около 20 тысяч самолётов и восстановить боеспособность нашей авиации. Что бы мы делали без алюминия? И вообще: государственный преступник тот, кто не увеличивает, а разбазаривает мобилизационные резервы, богатство нации и основу военно-промышленного производства.
А сказал Вознесенский вот что. Материально-технически обеспечить общее наступление на трех направлениях невозможно. Эвакуированная промышленность только обживается на новых местах. Речь может идти об обеспечении хотя бы одного, главного направления, да и то с большой натяжкой. Особенно трудно с боеприпасами. В январе заявки Западного и Калининского фронтов будут выполнены по снарядам на 45 процентов, по реактивным зарядам примерно на столько же, так что часть артиллерии придётся отвести в тыл за невозможностью использования. Не больше указанного поступит и мин для миномётов разных калибров. Особенно скверно с боеприпасами для 50-миллиметровых и 120-миллиметровых миномётов, можно рассчитывать лишь на пять процентов от заявок для первых и процентов на тридцать для вторых. Это при условии, что централизованное снабжение всех других фронтов вообще будет сведено до минимума. Даже прекращено. А в феврале будет ещё хуже. Производство возрастёт на несколько процентов, но надо создавать базу для больших летних сражений.
— Как же так?! — не испросив разрешения, вмешался Жуков. — Для наступательных действий Западному фронту в феврале потребуется девятьсот вагонов артвыстрелов.
— Двести, — ответил Вознесенский. — Это максимум, который сможем дать, если не делить на три направления. Если делить, то вам сто двадцать. — И, помолчав, подвигав бровями, сказал то, на чем не догадался или не решился сосредоточить внимание ни один из военачальников и политиков. О резервах на лето: — Нельзя рассчитывать на то, что немцы израсходуют все свои ресурсы в зимних боях. Фашисты тоже думают о будущем, о благоприятном для них сезоне. И возможностей у них гораздо больше. На немцев работает вся мощная индустрия Европы. И у союзников Германии, и в оккупированных странах. Во Франции и Чехословакии, в Италии и Испании, в Польше и Голландии… Потенциал огромен. А мы пока ещё восстанавливаем свою промышленность, многое создаём заново. Если и есть равенство, то по производству артиллерийских систем. По производству танков у немцев десятикратное количественное превосходство. Количественное, но не качественное. По выпуску самолётов тоже большой разрыв, но опять же по качеству наши новые машины гораздо лучше. Быстро наращивает выпуск боевых самолётов новый завод, своевременно созданный в Комсомольске-на-Амуре. Однако это скажется не завтра, а позже…
В общем, Николай Алексеевич Вознесенский поддержал Жукова, вслед за боевым генералом, нарушив торжественный настрой заседания. Приведённые им факты и цифры были по отдельности известны Иосифу Виссарионовичу и другим присутствовавшим. Но взятые вместе, в единой связке, применительно к конкретной обстановке, они произвели если не ошеломляющее, то далеко не обнадёживающее впечатление. Даже на Сталина, я видел, подействовали. Он не спешил высказаться, раздумывал. А Берия не удержался, бросил сердито, не встав, не оторвав от стула тяжёлый зад:
— У Вознесенского всегда находятся трудности. А вникнешь — можно преодолеть. Надавить и преодолеть.
Маленков подал свой голос следом за ним:
— Трофеев много захвачено. Их надо строго учитывать и использовать повсеместно, результативно и эффективно…
Иосиф Виссарионович пропустил вроде бы зги реплики мимо ушей, как несущественные… Не знал Маленков, звезда восходящая, что по поводу трофеев был уже разговор у Сталина с Шапошниковым в моем присутствии. И выявился при этом ещё один пробел в военных знаниях нашего Верховного Главнокомандующего, вполне естественный для человека, не имевшего специальной подготовки. Сталин высказал недоумение: трофеев берём много, в том числе артиллерию и боеприпасы, почему они не становятся подспорьем для наших войск? Пришлось познакомить его с простой истиной: трофейное оружие (зачастую испорченное), трофейные боеприпасы с различными характеристиками не могут служить основой огневой мощи регулярных частей. Их может хватить на несколько боев каких-то подразделений, вооружённых вражеской техникой. Но это эпизод, случайность, а не постоянная надёжная основа в большой войне.
3
По предварительным намёткам, после одобрения плана Ставки Иосиф Виссарионович должен был огласить директиву или, точнее сказать, составленное им самим директивное послание о том, как впредь, с учётом опыта недавних сражений, вести боевые действия. Документ любопытен тем, что, пожалуй, впервые Сталин претендовал в нем сразу на роль военного практика и теоретика, знатока и законодателя военного искусства. Должен заметить, что появление этого послания вызвало определённое беспокойство у руководителей Генштаба. В смысле: пусть Верховный претендует на любые лавры, лишь бы не ухудшил, не запутал основные разработки, на которые опирались в своих действиях наши командиры разных звеньев и рангов. На все случаи рецептов не дашь, а командиров можно по рукам и ногам сковать тактическими и оперативными догмами.
После осторожной доработки тезисов Сталина в Генштабе мы пришли к выводу, что документ содержит общие понятия и конкретного вреда не принесёт. Может, даже полезен будет для эмоционального взбадривания. Приведу лишь несколько абзацев из той директивы, те абзацы, которые не вызвали у Шапошникова, у Василевского и у меня никаких сомнений, не подвергались правке, осталась такими, какими были написаны Сталиным. Здесь и стиль, и образ мышления, и отзвуки той давней операции, того артиллерийского удара под Царицыном, который был предложен мной, одобрен Иосифом Виссарионовичем и хорошо организован Ворошиловым и Куликом. Превосходная операция Брусиловской школы, предопределившая тогда ход боевых действий на юге… А вот сталинские абзацы:
"У нас нередко бросают пехоту в наступление против оборонительной линии противника без артиллерии, без какой-либо поддержки со стороны артиллерии, а потом жалуются, что пехота не идёт против обороняющегося и окопавшегося противника. Понятно, что такое «наступление» не может дать желательного эффекта. Это не наступление, а преступление, — преступление против Родины, против войск, вынужденных нести бессмысленные жертвы. Это означает, во-первых, что артиллерия не может ограничиваться разовыми действиями в течение часа или двух часов перед наступлением, а должна наступать вместе с пехотой, должна вести огонь при небольших перерывах во все время наступления, пока не будет взломана оборонительная линия противника на всю её глубину.
Это означает, во-вторых, что пехота должна наступать не после прекращения артиллерийского огня, как это имеет место при так называемой «артиллерийской подготовке», а вместе с наступлением артиллерии, под гром артиллерийского огня, под звуки артиллерийской музыки.
Это означает, в-третьих, что артиллерия должна действовать не вразброс, а сосредоточенно, и она должна быть сосредоточена не в любом месте фронта, а в районе действия ударной группы армии, фронта, и только в этом районе, ибо без этого условия немыслимо артиллерийское наступление".
Идти вперёд «под звуки артиллерийской музыки» — это неплохо звучит, это идеально по существу. Были бы стволы, были бы боеприпасы… С болезненным напряжением я ждал, когда Иосиф Виссарионович начнёт читать присутствующим свою празднично-приподнятую директиву: она совсем не соответствовала тому духу, тому настроению и борьбе мнений, которые возникли на заседании. Не то, совсем не то было настроение после выступлений Жукова и Вознесенского. И облегчённо вздохнул, когда стало ясно: Иосиф Виссарионович почувствовал, понял ситуацию и отказался от своего замысла. Не стал даже, как обычно, подводить итоги, давать указания. Сказал, как о чем-то будничном:
— Поговорили, посоветовались. Спасибо. На этом, пожалуй, закончим.
Разъехались. Самым первым, с кем долго и подробно толковал потом Иосиф Виссарионович, был маршал Тимошенко, непреклонный сторонник наступления на юге. Очень важно, дескать, освободить Киев. Столица Украины наша — и вся Украина наша. Это был удивительно упрямый человек, «непробиваемый маршал», в любой неудаче искавший прежде всего вину других и свою выгоду. Неудача? А на сколько дней мы врага задержали? А какой урон нанесли противнику?.. Он считал: поражений самих по себе не бывает, поражение терпит лишь тот, кто признает себя побеждённым. Остальное поправимо. Эта его абсолютная уверенность и самоуверенность оказывали влияние на Сталина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321 322 323 324 325 326 327 328 329 330 331 332 333 334 335 336 337 338 339 340 341 342 343 344
Вспомним: пробившись за Оку на запад, группа войск генерала Белова «протащила» за собой слева две армии: 10-ю и 61-ю. Они глубоко вошли в прорыв, оставив южней себя, в Орле, полуразгромленные войска 2-й танковой армии Гудериана и некоторых других вражеских соединений. Наша пехота оказалась там значительно западнее немецкой группировки, причём «висела» вся эта орловская группировка на двух «нитках», на двух железнодорожных линиях. Одна — в Курск и далее, кружной путь. Другая — через Брянск, прямо на фатерлянд. Перерезать бы эту «нитку» — и орловская группировка оказалась бы в тяжелейшем положении, да и весь вражеский фронт был бы расколот. Ведь западнее Орла начинаются Брянские леса, труднодоступные для гитлеровцев, а ещё дальше — огромное Припятское бездорожье до самой границы. (Об особенностях «Припятской проблемы» мы уже говорили). По нашим прикидкам, частная вроде бы операция, выход из района Сухиничей на магистраль Орёл-Брянск, могла дать значительный эффект. Вплоть до того, что немцы от Орла вынуждены были бы откатиться на Курск, на Белгород, а может и ещё дальше. А всего и надо для этого — преодолеть несколько десятков километров по заснеженным полям и лесам, где у немцев не было крупных сил, оборонительных сооружений. Тем более, что и саму железную дорогу не обязательно было перерезать, достаточно подойти на дистанцию, доступную для артиллерии, подтянуть орудия и миномёты, огнём перекрыть артерию.
Мы с Шапошниковым не только теоретизировали, но и действовали при молчаливом согласии Сталина и Жукова. Они понимали, что от запасного варианта хуже не будет, а развитию основных событий наши действия не мешали, даже наоборот: мы усиливали растянутое левое крыло Западного фронта, защищая его от возможного удара со стороны Орла. Конкретно: с того участка Подмосковья, который ещё недавно считался важнейшим, из района Волоколамска мы сняли прославленную 16-ю армию генерала Рокоссовского. Это соединение было очень ослаблено, нуждалось в восстановлении, но уже одно упоминание о Рокоссовском заставляло вздрагивать немецких генералов. А мы перебросили управление 16-й с одной её дивизией (с 11-й гвардейской) в район Сухиничей, где подчинили Рокоссовскому ещё несколько действовавших там дивизий.
Военные историки утверждают, что 16-я армия была переброшена для усиления, для защиты левого крыла Западного фронта. Ну, и это тоже. Однако главная цель была все же другая. Появление там Рокоссовского сразу произвело должный эффект. Немцы почти без боя оставили город Сухиничи, ушли из-под удара подальше, на подготовленные выгодные позиции. Но и оттуда Рокоссовский вскоре их вышиб. И уже потихоньку, полегоньку начал осуществляться наш замысел, уже партизаны, диверсионные и разведывательные группы 16-й и 61-й армий начали по ночам перехватывать то в одном, то в другом месте железнодорожную магистраль. Немцы в Орле чувствовали себя очень неуверенно, наверняка не выдержали бы более сильного нажима. Но… ранен был и отправлен в Москву, в госпиталь, Рокоссовский, потом обострилось положение под Вязьмой, и наш с Шапошниковым замысел так и не удалось довести до конца.
2
Вернёмся в кабинет Сталина, к тому моменту, когда Жуков завершил своё выступление словами: «Я настаиваю на том, чтобы усилить фронты западного направления и здесь вести решающее наступление. А от наступления на других направлениях воздержаться». После этих слов воцарилось молчание. Многие, вероятно, испытывали удивление и даже раздражение, возникавшее в тех редких случаях, когда кто-то категорически возражал Сталину. Одни, наверно, думали: «Зачем это?», другие: «Как посмел?!» И сам Сталин — уже не добродушный хозяин, а официальный руководитель, закованный в броню спокойствия, с глухим, без интонаций, голосом.
— Кто ещё желает высказаться?
И вместо ожидаемой всеми, в том числе им самим, поддержки получил ещё один афронт. Поднялся редко выступавший на подобных заседаниях Николай Алексеевич Вознесенский, первый заместитель председателя Совнаркома СССР, председатель Госплана: этакий лобастый, сравнительно молодой человек (ему ещё не было сорока) без седины в тёмных, зачёсанных назад волосах. Начинённый цифрами, умеющий защищать своё мнение. Его недолюбливали «старики» из ближайшего окружения Сталина, им не по нутру были такие, как он, деловые люди, вооружённые конкретными знаниями. Принося ощутимую пользу, они начинали оттеснять от «хозяина» просто политиков, говорунов, интриганов. Косо поглядывал на Вознесенского и Берия. А Сталин, ценя знания, самостоятельность, организационные способности Вознесенского, нуждался в нем, терпеливо выслушивал его мнение. Этот мой тёзка Николай Алексеевич — был тогда главным советником вождя по экономическим вопросам.
Это ведь он, Вознесенский, ещё до войны неоднократно предлагал Сталину создавать большие стратегические резервы, настоял на том, чтобы никому не продавали алюминий, экономили и складировали его. Только благодаря созданным запасам нам удалось за первый год войны выпустить около 20 тысяч самолётов и восстановить боеспособность нашей авиации. Что бы мы делали без алюминия? И вообще: государственный преступник тот, кто не увеличивает, а разбазаривает мобилизационные резервы, богатство нации и основу военно-промышленного производства.
А сказал Вознесенский вот что. Материально-технически обеспечить общее наступление на трех направлениях невозможно. Эвакуированная промышленность только обживается на новых местах. Речь может идти об обеспечении хотя бы одного, главного направления, да и то с большой натяжкой. Особенно трудно с боеприпасами. В январе заявки Западного и Калининского фронтов будут выполнены по снарядам на 45 процентов, по реактивным зарядам примерно на столько же, так что часть артиллерии придётся отвести в тыл за невозможностью использования. Не больше указанного поступит и мин для миномётов разных калибров. Особенно скверно с боеприпасами для 50-миллиметровых и 120-миллиметровых миномётов, можно рассчитывать лишь на пять процентов от заявок для первых и процентов на тридцать для вторых. Это при условии, что централизованное снабжение всех других фронтов вообще будет сведено до минимума. Даже прекращено. А в феврале будет ещё хуже. Производство возрастёт на несколько процентов, но надо создавать базу для больших летних сражений.
— Как же так?! — не испросив разрешения, вмешался Жуков. — Для наступательных действий Западному фронту в феврале потребуется девятьсот вагонов артвыстрелов.
— Двести, — ответил Вознесенский. — Это максимум, который сможем дать, если не делить на три направления. Если делить, то вам сто двадцать. — И, помолчав, подвигав бровями, сказал то, на чем не догадался или не решился сосредоточить внимание ни один из военачальников и политиков. О резервах на лето: — Нельзя рассчитывать на то, что немцы израсходуют все свои ресурсы в зимних боях. Фашисты тоже думают о будущем, о благоприятном для них сезоне. И возможностей у них гораздо больше. На немцев работает вся мощная индустрия Европы. И у союзников Германии, и в оккупированных странах. Во Франции и Чехословакии, в Италии и Испании, в Польше и Голландии… Потенциал огромен. А мы пока ещё восстанавливаем свою промышленность, многое создаём заново. Если и есть равенство, то по производству артиллерийских систем. По производству танков у немцев десятикратное количественное превосходство. Количественное, но не качественное. По выпуску самолётов тоже большой разрыв, но опять же по качеству наши новые машины гораздо лучше. Быстро наращивает выпуск боевых самолётов новый завод, своевременно созданный в Комсомольске-на-Амуре. Однако это скажется не завтра, а позже…
В общем, Николай Алексеевич Вознесенский поддержал Жукова, вслед за боевым генералом, нарушив торжественный настрой заседания. Приведённые им факты и цифры были по отдельности известны Иосифу Виссарионовичу и другим присутствовавшим. Но взятые вместе, в единой связке, применительно к конкретной обстановке, они произвели если не ошеломляющее, то далеко не обнадёживающее впечатление. Даже на Сталина, я видел, подействовали. Он не спешил высказаться, раздумывал. А Берия не удержался, бросил сердито, не встав, не оторвав от стула тяжёлый зад:
— У Вознесенского всегда находятся трудности. А вникнешь — можно преодолеть. Надавить и преодолеть.
Маленков подал свой голос следом за ним:
— Трофеев много захвачено. Их надо строго учитывать и использовать повсеместно, результативно и эффективно…
Иосиф Виссарионович пропустил вроде бы зги реплики мимо ушей, как несущественные… Не знал Маленков, звезда восходящая, что по поводу трофеев был уже разговор у Сталина с Шапошниковым в моем присутствии. И выявился при этом ещё один пробел в военных знаниях нашего Верховного Главнокомандующего, вполне естественный для человека, не имевшего специальной подготовки. Сталин высказал недоумение: трофеев берём много, в том числе артиллерию и боеприпасы, почему они не становятся подспорьем для наших войск? Пришлось познакомить его с простой истиной: трофейное оружие (зачастую испорченное), трофейные боеприпасы с различными характеристиками не могут служить основой огневой мощи регулярных частей. Их может хватить на несколько боев каких-то подразделений, вооружённых вражеской техникой. Но это эпизод, случайность, а не постоянная надёжная основа в большой войне.
3
По предварительным намёткам, после одобрения плана Ставки Иосиф Виссарионович должен был огласить директиву или, точнее сказать, составленное им самим директивное послание о том, как впредь, с учётом опыта недавних сражений, вести боевые действия. Документ любопытен тем, что, пожалуй, впервые Сталин претендовал в нем сразу на роль военного практика и теоретика, знатока и законодателя военного искусства. Должен заметить, что появление этого послания вызвало определённое беспокойство у руководителей Генштаба. В смысле: пусть Верховный претендует на любые лавры, лишь бы не ухудшил, не запутал основные разработки, на которые опирались в своих действиях наши командиры разных звеньев и рангов. На все случаи рецептов не дашь, а командиров можно по рукам и ногам сковать тактическими и оперативными догмами.
После осторожной доработки тезисов Сталина в Генштабе мы пришли к выводу, что документ содержит общие понятия и конкретного вреда не принесёт. Может, даже полезен будет для эмоционального взбадривания. Приведу лишь несколько абзацев из той директивы, те абзацы, которые не вызвали у Шапошникова, у Василевского и у меня никаких сомнений, не подвергались правке, осталась такими, какими были написаны Сталиным. Здесь и стиль, и образ мышления, и отзвуки той давней операции, того артиллерийского удара под Царицыном, который был предложен мной, одобрен Иосифом Виссарионовичем и хорошо организован Ворошиловым и Куликом. Превосходная операция Брусиловской школы, предопределившая тогда ход боевых действий на юге… А вот сталинские абзацы:
"У нас нередко бросают пехоту в наступление против оборонительной линии противника без артиллерии, без какой-либо поддержки со стороны артиллерии, а потом жалуются, что пехота не идёт против обороняющегося и окопавшегося противника. Понятно, что такое «наступление» не может дать желательного эффекта. Это не наступление, а преступление, — преступление против Родины, против войск, вынужденных нести бессмысленные жертвы. Это означает, во-первых, что артиллерия не может ограничиваться разовыми действиями в течение часа или двух часов перед наступлением, а должна наступать вместе с пехотой, должна вести огонь при небольших перерывах во все время наступления, пока не будет взломана оборонительная линия противника на всю её глубину.
Это означает, во-вторых, что пехота должна наступать не после прекращения артиллерийского огня, как это имеет место при так называемой «артиллерийской подготовке», а вместе с наступлением артиллерии, под гром артиллерийского огня, под звуки артиллерийской музыки.
Это означает, в-третьих, что артиллерия должна действовать не вразброс, а сосредоточенно, и она должна быть сосредоточена не в любом месте фронта, а в районе действия ударной группы армии, фронта, и только в этом районе, ибо без этого условия немыслимо артиллерийское наступление".
Идти вперёд «под звуки артиллерийской музыки» — это неплохо звучит, это идеально по существу. Были бы стволы, были бы боеприпасы… С болезненным напряжением я ждал, когда Иосиф Виссарионович начнёт читать присутствующим свою празднично-приподнятую директиву: она совсем не соответствовала тому духу, тому настроению и борьбе мнений, которые возникли на заседании. Не то, совсем не то было настроение после выступлений Жукова и Вознесенского. И облегчённо вздохнул, когда стало ясно: Иосиф Виссарионович почувствовал, понял ситуацию и отказался от своего замысла. Не стал даже, как обычно, подводить итоги, давать указания. Сказал, как о чем-то будничном:
— Поговорили, посоветовались. Спасибо. На этом, пожалуй, закончим.
Разъехались. Самым первым, с кем долго и подробно толковал потом Иосиф Виссарионович, был маршал Тимошенко, непреклонный сторонник наступления на юге. Очень важно, дескать, освободить Киев. Столица Украины наша — и вся Украина наша. Это был удивительно упрямый человек, «непробиваемый маршал», в любой неудаче искавший прежде всего вину других и свою выгоду. Неудача? А на сколько дней мы врага задержали? А какой урон нанесли противнику?.. Он считал: поражений самих по себе не бывает, поражение терпит лишь тот, кто признает себя побеждённым. Остальное поправимо. Эта его абсолютная уверенность и самоуверенность оказывали влияние на Сталина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321 322 323 324 325 326 327 328 329 330 331 332 333 334 335 336 337 338 339 340 341 342 343 344