Следом Москаленко. При виде их сразу воспрял духом Маленков, окреп его голос:
— Товарищ Жуков, как Председатель Совета Министров Советского Союза предлагаю вам сейчас же задержать Берию.
Медленно поднимаясь, Лаврентий Павлович потянулся к своему портфелю, но замер, увидев возле виска ствол пистолета.
— Руки! — скомандовал Жуков. — Руки вверх! Пошли!
Берия застыл как истукан, Жуков подтолкнул его:
— Тебя что, волоком тащить, бугая?! Шагай, гад!
Наиболее опасным в тщательно подготовленной операции оказалось самое последнее действие… Охрану Кремля несли чекисты, преданные своему министру. Они проверяли все въезжавшие и выезжавшие машины, заглядывая внутрь. Стоило бы Лаврентию Павловичу вскрикнуть или хотя бы подать своим нукерам сигнал жестом, мимикой, глазами, стоило охранникам заподозрить что-нибудь, трагедия была бы неизбежной.
Ни генералу Москаленко, ни кому-либо другому не удалось бы умыкнуть Берию из Кремля, кроме маршала Жукова с его известностью и авторитетом. Его знали в лицо, перед ним благоговели. Заглянули в машину, но, увидев маршала, откозыряли и пропустили кортеж.
Есть две версии. По одной из них, Лаврентий Павлович сидел в лимузине министра Булганина между генералами Москаленко и Батицким. Но это было бы слишком рискованно, а Булганин всегда чуждался риска. Он бородку выщипал бы, нервничая. Другое дело Жуков: ему риск привычен, как хрен или горчица к обеду. Выезжая из Кремля, он восседал не на обычном месте, а на жирной туше Лаврентия Павловича, который, с кляпом во рту, со связанными руками и ногами, лежал носом вниз на дне автомобиля, накрытый какой-то портьерой. Хоть и мягко на нем, но не очень удобно. Особенно, когда Берия на выезде, осознав последнюю возможность вырваться из плена, заворочался под Жуковым, издавая какие-то звуки. И затих, ощутив затылком твёрдый ствол пистолета. Обошлось без выстрелов.
Лаврентия Павловича отвезли сначала в Лефортово, а затем на улицу Осипенко в бункер-бомбоубежище во дворе штаба Московского округа ПВО: там была подготовлена камера с надёжной охраной.
По заведённому порядку, в Министерстве внутренних дел всегда знали, где находится Берия — в любой день и час. А 26 июня 1953 года он исчез незнамо куда. Отправился в Кремль на заседание — и нет его. В министерстве встревожились, принялись искать. Никаких следов, словно в воду канул. А когда начали строить предположения, приближаясь к разгадке, было уже поздно. На Лубянской площади, на прилегающих улицах и в переулках стояли армейские танки с пехотой на броне. Колонну из пятидесяти бронированных машин, по указанию Жукова, привёл в центр столицы сам командир дивизии. Другая колонна вытянулась вдоль улицы Горького, хвост её терялся где-то за Белорусским вокзалом. Гарнизону Лубянки нечего было противопоставить такой силище. Когда из ЦК партии сообщили, наконец, о снятии Берии с должности министра и об его аресте, на Лубянке восприняли это как неизбежность.
Полным хозяином положения стал Никиш Сергеевич Хрущёв. А Кирилл Семёнович Москаленко, рассчитывавший на маршальские погоны, не ошибся — получил их.
Через некоторое время после переворота я услышал на улице озорную частушку:
На Кавказе алыча
Не для Лаврентий Палыча,
А для Климент Ефремыча
И Вячеслав Михалыча…
Без всякого сожаления пелось о перераспределении фруктов.
Следствие по делу Берии длилось без малого полгода. Вёл его Генеральный прокурор Советского Союза Роман Андреевич Руденко, с виду человек добродушный, мягкий, но обладавший стальной юридической хваткой и гибкой изощрённой логикой. В 1945 — 1946 годах он был главным обвинителем от СССР на Нюрнбергском процессе над нацистскими преступниками, показал там свои способности, получил мировую известность. И вот теперь — Берия.
Меня, вернувшегося из «подполья» домой, Руденко пригласил к себе в начале декабря. Это было неприятно. Выступать в качестве свидетеля, засвечивать перед публикой свои отношения с Иосифом Виссарионовичем я никак не хотел. К счастью, обошлось без официальных показаний. Выяснилось, что приглашён я по настоятельной просьбе Лаврентия Павловича, требовавшего встречи со мной.
В штаб округа ПВО отправились вместе с Руденко. По дороге прокурор рассказал, какую тактику защиты выбрал Лаврентий Павлович. Он полностью признал свою вину по отношению более чем к двумстам женщинам, которым навязал свою близость: многим из них тем самым искалечил дальнейшую жизнь… За моральное разложение, да ещё при полном раскаянии, могут и не расстрелять. А вот за преступное нарушение законности, за злоупотребления на допросах, за убиение невиноватых — за все это прощенья не будет. Поэтому первое время Берия юлил, открещивался от грехов, ссылаясь на неведенье, на плохую память. Но слишком много было уличающих фактов, и Лаврентий Павлович резко изменил линию поведения.
Роман Андреевич Руденко сказал также, что теперь Берия предъявленных ему обвинений не отрицает, но утверждает следующее: находясь на ответственных постах, не мог, не имел права не выполнять указаний и распоряжений, поступавших сверху, от Сталина. Это — служебная обязанность, как у всех других чиновников разных уровней в любом государстве. Иначе государство развалится. А откажись выполнять — сам пострадал бы. То есть виноват во всем только Сталин, а Берия вместе со своими коллегами по высшему эшелону власти являлся лишь простым исполнителем. А за выполнение приказов подчинённых не судят. Сталин-то на почётном месте в Мавзолее, а он, Берия, в каземате. Где справедливость?
— И что же?
— Формальные выкрутасы, — пожал плечами Руденко. — Не отвертится.
Между прочим, позаимствовав опыт Лаврентия Павловича, его тактику будут использовать вскоре и другие деятели сталинского периода, возвысив её до стратегии. Тот же Хрущёв со своими соратниками, разоблачая культ личности, свалит вину за все ошибки, беды и неудачи на Иосифа Виссарионовича, открестится от сотрудничества с ним. Сталин, мол, преступник, а мы все чистенькие и хорошие. Так что заразительным оказался пример Берии. Но его-то привлекли к ответственности, когда «культ» не был ещё разоблачён, когда имя Сталина для многих людей оставалось святыней. А Берия так часто упоминал Иосифа Виссарионовича, так компрометировал вождя, что это коробило даже следователей. Ему посоветовали ссылаться не на Сталина, а на «высшую инстанцию», что он и выполнил. Перемена заметна, когда знакомишься с полусотней томов бериевского «дела» — эти тома пылятся на полках в архиве Главной военной прокуратуры.
Приехали в штаб ПВО. Руденко с начальником караула провели меня через яблоневый сад по дорожке среди будыльев бурьяна к малозаметной двери. Крутой спуск в оборудованное подземелье. Мягкий свет. Пол, застланный линолеумом, на котором слегка скользили подошвы. Коридор со множеством дверей. Самая последняя справа — в камеру Берии. Вошли, поздоровались. Лаврентий Павлович изменился разительно. Обмяк, как полуопустошенный мешок. Подслеповато щурил выпуклые глаза — в целях безопасности у него отобрали пенсне. Но сочувствия я не испытал. Он-то не жалел никого. Не пожалел бы и меня, и адмирала Кузнецова, и других товарищей, окажись мы в его когтях.
Николай Алексеевич, я хочу только одного, — сказал он. — Прошу справедливости. Есть документы, подтверждающие, что я возражал Сталину, смягчал его распоряжения. Вы же знаете. Есть моя докладная записка по исправлению ошибок ежовщины. Тогда многих выпустили, особенно военных: Рокоссовского. Горбатова, Букштыновича… Правильно?
— Да, — подтвердил я.
— И по делу Михоэлса возражал. Прошу, чтобы такие документы были приобщены к делу. А их нет. Они в сейфе Бекаури.
— За отказ Бекаури открыть вам секрет замков несгораемых ящиков вы его расстреляли, — жёстко произнёс я.
— Его приговорил суд. У него была и другая вина. Но личного сейфа Сталина нигде нет. И нет оправдательных бумаг. Как найти их?
— Не знаю.
— Николай Алексеевич, не лишайте последней надежды. Куда увезли сейф? Кому он нужен?
— Миллионам людей. И сейчас, и в будущем. Самой истории.
— Николай Алексеевич, где он? Вам же известно!
— Нет! — я произнёс это настолько категорически, что Лаврентий Павлович опустил голову и вопросов больше не задавал.
18 декабря 1953 года Берия и шестеро его соучастников по государственным преступлениям предстали перед Специальным судебным присутствием Верховного суда СССР. Председательствовал маршал Конев. Членами этого специального суда были Шверник, Москаленко и ещё несколько человек, представлявших партию, профсоюзы, общественность. Георгий Константинович Жуков участвовать в следственном процессе и в судебном разбирательстве категорически отказался, формально ссылаясь на то, что он лицо заинтересованное, не может быть объективным: сам преследовался Берией, а затем арестовывал его. А вообще-то ещё раз проявилось различие между самостоятельным полководцем Жуковым и военно-политическим деятелем Коневым. Георгий Константинович сделал главное: в самый ответственный и рискованный момент приставил пистолет к виску Берии, вывез его из Кремля и изолировал в камере. Осуществил, можно сказать, бескровную революцию. Много лет Берия и Абакумов собирали на Жукова, на своего грозного соперника, компромат, убеждали Сталина, что маршал готовит антиправительственный заговор. Не убедили. И в этом сражении Георгий Константинович одержал победу: не его арестовал Лаврентий Павлович, а наоборот, Берия и Абакумов оказались в тюрьме. И не нужно суетиться, размениваться по мелочам — теперь и без Жукова справятся. А для Конева, который всегда чутко улавливал веяния с главных вершин, логично было воспользоваться ситуацией, дабы продемонстрировать свою преданность новой власти, Хрущёву и его окружению. И рассчитаться за прошлое. За осень сорок первого года, когда вся ответственность за разгром наших войск на дальних подступах к столице свалили на Конева, и Жуков буквально вытащил Ивана Степановича из когтей Берии, поручившись за него перед Сталиным, после чего Конева не только не расстреляли, но и поставили командовать Калининским фронтом. За сорок седьмой год, когда Конев, будучи заместителем министра Вооружённых сил, отстранил от должности командующего военным округом генерала Масленникова, не посчитавшись с тем, что генерал этот выходец из НКВД, выдвиженец Берии. И опять судьба Конева висела на волоске, мстительный Лаврентий Павлович ждал момента, дабы расправиться с прославленным маршалом… Не дождался.
23 декабря суд огласил решение: смертная казнь. После закрытия заседания Иван Степанович Конев вручил генералу Батицкому письменное распоряжение привести приговор в исполнение. Расстреляли Берию в тот же вечер, в 19 часов 50 минут, в том бункере-бомбоубежище, куда привозил меня прокурор Руденко. Стрелял Павел Фёдорович Батицкий, «правая рука» Москаленко, приверженец Хрущёва и, естественно, в скором будущем маршал. Выпустил, насколько я знаю, несколько пуль из трофейного парабеллума.
Сразу после казни присутствовавшие при этом прокурор Руденко и генерал Москаленко вместе с Батицким от руки написали акт о том, что решение суда исполнено, и скрепили документ тремя подписями — повязали себя, как и Конев, кровавыми узами с Никитой Сергеевичем Хрущёвым. Настолько прочными, что все четверо не могли не поддержать Хрущёва, когда тот решился на то, на что не пошёл даже Сталин: отстранил независимого и непредсказуемого маршала Жукова от воинской службы, изолировал от окружающих, учинив для него фактически домашний арест. Сиди, мол, на даче и огород разводи.
А с Берией наши умники поступили так. Труп его сожгли в крематории, а пепел развеяли, чтобы не осталось никаких следов от злодея, чтобы не было могилы, привлекавшей сторонников и последователей Лаврентия Павловича или, наоборот, его ненавистников — для глумления. Нет официального документа, нет места захоронения. Перестарались исполнители, создав ещё одну тайну-загадку, питательную среду для предположений и домыслов. Поползли различные слухи. Начиная с того, что Лаврентий Павлович убит был без суда и следствия прямо в день ареста (такой страх он внушал), и кончая тем, что Берия не был расстрелян, его тайно вывезли в Аргентину, где он продолжает здравствовать. А я задался вопросом: почему именно туда, а не в Мексику или, скажем, в Бразилию? Потому, вероятно, что об Аргентине знают у нас слишком мало: какая-то далёкая страна, покрытая дикими джунглями, в которых укрываются диктаторы и вообще высокопоставленные преступники: Гитлер, Борман, Берия и ещё черт знает кто. В какой-то отстойник для международной нечисти превратила молва самое обычное и ни в чем не повинное государство.
33
Дворцовые перевороты всегда оплачиваются кровью: большой ли, малой ли, но обязательно. Тот, кому суждено победить, ликвидирует своих противников, а зачастую и наиболее активных соратников, вместе с которыми шёл к успеху, но которые отныне либо превращались в его конкурентов, либо знали о победителе слишком много такого, что не соответствовало светлому образу нового господаря.
Хрущёвский переворот, свершённый летом 1953 года, имел одну весьма существенную особенность. У Никиты Сергеевича не имелось непримиримых врагов, ему потребовалось лишь спихнуть с капитанского мостика и утопить несколько старых приятелей, соперничавших с ним в стремлении взять всю власть в свои руки. Хитроватый мужичок, выбрав удачный момент, первым пошёл на риск и выиграл короткий, но очень опасный бой, устранив не противников, а своих же товарищей, сотрудников, даже некоторых собственных выдвиженцев. Не потому, что они намеревались сопротивляться воцарению Хрущёва, — нет, они продолжали бы работать при нем, как работали прежде, но в принципе представляли потенциальную угрозу тем замыслам, тем планам, которые вынашивал Никита Сергеевич. Они связывали его старыми путами, ограничивали его манёвр, рано или поздно могли причинить большой вред.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321 322 323 324 325 326 327 328 329 330 331 332 333 334 335 336 337 338 339 340 341 342 343 344