А когда дела самураев стали плохи, когда победа Советского Союза над Германией не вызывала сомнений, когда добрые отношения с Россией были особенно важны — японцы вроде бы нарочно пошли на обострение. Кстати, накануне 6 ноября, советское посольство в Токио впервые за всю войну посетил самолично японский министр иностранных дел Мамору Сигимицу. Был приятно-любезен, беседовал с послом без протокола.
И ещё не менее странное обстоятельство. Не было и нет ни одного человека, который видел труп Зорге, мог бы удостоверить его смерть. Живым в тюрьме видели, а мёртвым — нет. Единственное свидетельство, на которое обычно ссылаются исследователи, — это слова женщины-японки, которая любила Рихарда Зорге. Через некоторое время после войны она на свой страх и риск разыскала и вскрыла могилу, в которой он был якобы захоронен. Увидела скелет, принадлежавший рослому человеку. Но рослые люди встречаются и среди японцев, особенно на северных островах. Да и мало ли у самураев было в ту пору высоких пленных из числа американцев, англичан, австралийцев. Женщина говорила, что у скелета повреждена кость ноги, как это было у Зорге. По её мнению, имелись и ещё некоторые совпадения. Но ведь все это только слова.
Не берусь судить о судьбе Зорге хотя бы ещё и потому, что знаю, как много людей по тем или иным причинам «растворилось» на огромных просторах нашей страны. «Раствориться» — это не только жаргон, но и полуофициальный термин в определённых кругах. Живёт где-то в тихом городке (а может, и в шумном столичном городе) скромный человек, выращивает, скажем, цветы или увлекается резьбой по дереву, а может, и статьи пишет о том же цветоводстве или по истории революционной борьбы в некоем государстве. Добрый семьянин, о прошлом рассказывает скупо. Сколько таких!..
В Москве, на перекрёстке Хорошевского шоссе и улицы Зорге, есть уютный скверик перед новым большим зданием Военного издательства. А в скверике — хороший, с элементом романтики, памятник прославленному разведчику. Ближе к фотографии, чем к обобщению. В полный рост, с чертами сходства в лице, в фигуре. К этому памятнику приходит иногда, обычно в сумерках, пожилой человек. Встать бы ему вместо скульптуры на пьедестал, и не отличишь, кто тут настоящий, а кто дублёр. Впрочем, человек приходит все реже…
В 1971 году, на десять лет пережив свою жену, скончался Андрей Андреевич Андреев, навсегда унеся с собой память о многих событиях, не зафиксированных в документах, о многих людях, чьи деяния были известны лишь очень узкому кругу лиц. Иногда только ему и Иосифу Виссарионовичу. Но унёс не все. Незадолго до смерти Андрей Андреевич решил поведать свои тайны (для будущего) надёжному товарищу, связанному с ним тесными узами: назвать его фамилию я не имею морального права. Товарищ был в расцвете сил, физически крепкий, весьма образованный, подготовленный к неожиданностям. Но тайны оказались столь тяжкими, что придавили, а может быть, и сломали его. Он замкнулся, ушёл в себя, чурается людей, не хочет, опасается говорить о прошлом, о том, что ему известно. А знает он о делах Андрея Андреевича, вероятно, гораздо больше меня. Я же привёл несколько фактов и предположений для того, чтобы высветить ещё одну грань, показать человека, одного из самых авторитетных в окружении Сталина и самого неизвестного среди них. А через него в какой-то степени и самого Иосифа Виссарионовича.
Все, извилистая протока позади. Возвращаемся в главное русло.
2
Итак, когда мы с Шапошниковым вошли в кабинет Сталина, Андрей Андреевич уже находился там. Рядом с ним сидел за столом и некто пятый, посвящённый в замысел Иосифа Виссарионовича. Если уж Андреев умел не выделяться, не привлекать внимания, то этот Некто даже превзошёл его, вероятно, своего начальника и наставника. Мужчина средних лет, довольно крупный, однообразно-серой внешности от пепельных волос до темно-серых ботинок. С лицом приятным, но лишённым каких-либо примет: отвернёшься — и не воспроизведёшь зрительной памятью. Имя-отчество сразу вылетели у меня из головы, едва Андрей Андреевич представил его. А между тем он явился основным персонажем в начавшемся деловом разговоре. Он называл фамилии тех, кто, оказавшись во вражеском тылу, мог бы завоевать доверие немцев, создать вооружённые формирования из военнопленных и в критический для нас момент или просто в нужный момент обратить эти формирования против гитлеровцев. Он давал краткую характеристику каждому кандидату. Иногда несколько уточняющих фраз добавлял Андреев. Потом высказывался каждый из нас троих: Шапошников, я и Сталин. Первой прозвучала фамилия Кулика — о нем предварительно говорил со Сталиным Борис Михайлович. Я поддержал, напомнив: Григорий Иванович Кулик успел уже дважды оконфузиться на этой войне. Первый раз — в районе Минска, где не смог организовать действия наших войск, сам оказался в окружении и едва выбрался оттуда в лаптях и крестьянских портках. Второй раз — когда умудрился сдать Керчь, не использовав возможностей, имевшихся для обороны. Судим, разжалован из маршалов в рядовые, но Верховный Главнокомандующий порадел старому приятелю, дав ему звание генерал-майора. Немцы, конечно, знали об этом, могли понять, что Кулик обозлён, затаил обиду.
— Нет, Николай Алексеевич, товарищ Кулик дорог нам с вами как память, — пошутил Сталин. И продолжал серьёзно: — Переход Кулика на сторону немцев может оказать нежелательное действие на наших людей. Фигура известная. Мало кто осведомлён, что он уже не маршал. Подумают: если уж Кулик переметнулся… Он слишком много знает о наших делах, о нас с вами, а гитлеровцы умеют извлекать сведения. К тому же Кулик пьянствует, а напившись, теряет контроль над собой.
Сталин на этот раз не утверждал и не отрицал, только высказывал своё мнение. Весомое, безусловно. После того, как прозвучало ещё несколько фамилий, я, воспользовавшись паузой, внёс своё предложение: комкор Михаил Фомич Букштынович. Сталин, конечно, знал его. Поинтересовался:
— Где он? В лагере?
— И да, и нет, наполовину.
— Гм, — хмыкнул Иосиф Виссарионович. — Когда-то я спросил одну женщину, замужем ли она. Женщина ответила: да, замужем… но не очень.
— Вы знаете, что на севере заново формируется сейчас 28-я стрелковая дивизия. Рядовой состав рекрутируется из добровольцев-заключённых, готовых искупить вину. Так называемая штрафная дивизия. Органы сочли возможным отпустить в эту дивизию Букштыновича.
— Рядовым?
— Насколько мне известно…
— Черт знает что творится у нас в органах! Держат за проволокой человека, которого, оказывается, можно и не держать. Опытного командира, хорошего штабного работника посылают солдатом, а у нас большие штабы задыхаются без людей.
— Есть общее положение о добровольцах из числа заключённых.
— Букштынович признал свою вину?
— Нет.
— Пусть дадут ему хотя бы батальон для начала.
— Дивизия предположительно будет направлена в 3-ю ударную армию, в район Великих Лук. Букштыновичу, который находился несколько лет на Лубянке и в лагерях, немцы, безусловно, поверят.
— Они-то поверят… — задумчиво произнёс Сталин. — Но фигура не та. Для немцев он не авторитет, да и наши пленные не слыхали о нем. Вокруг него не будут объединяться. И фамилия подгуляла.
— Белорусская фамилия.
— Подгуляла с точки зрения гитлеровцев. Но вы, Николай Алексеевич, не теряйте Букштыновича из виду.
— Если не погибнет в первых же боях.
— Сие от нас не зависит… Кто следующий?
Пошли кандидатуры с одинаковым обоснованием: был репрессирован, некоторое время провёл в заключении. Константин Константинович Рокоссовский. Перенёс в тюрьме все испытания, не дрогнул на допросах, не подписал ни одной бумаги. Человек железной выдержки, честный, умный, абсолютно надёжный. Прославился под Москвой… Видно было, что Сталин готов поддержать предложение, но против выступил Шапошников.
— Каких бы обходных путей мы ни искали, главное будет решаться на фронте. А Рокоссовский у нас один из лучших фронтовых генералов. Хорошо понимает современную войну. Его ни в коем случае нельзя отпускать.
Сталин промолчал. Зато сразу высказался против генерала Горбатова Александра Васильевича, тоже не сломавшегося после ареста и получившего свободу незадолго до войны.
— Прямой, как штык, — сказал Иосиф Виссарионович. — Не актёр. Не сыграет.
Сомнение вызвала у меня кандидатура Кирилла Афанасьевича Мерецкова. Не слишком ли велика ставка?! Немцы, конечно, давно и хорошо знают его, хотя бы по войне в Испании. Был начальником Генштаба, заместителем наркома обороны. Арестовывался, едва не попал под расстрел. Гитлеровцы, конечно, ухватились бы за него. По существу, возразить было нечего. Но Шапошников нашёлся и тут.
— Мерецков семьянин образцовый. Жена Евдокия Петровна за ним, как нитка за иголкой. Повсюду вместе. На фронте с ним и через фронт вместе или следом пойдёт. Да ведь и слишком он информирован…
Сталин опять удержался от реплики, хотя несогласие его ощущалось.
Необычные возражения вызвал Андрей Андреевич Власов. Да, известность у него широкая. И наши, и немцы знают, как воевал он в районе Киева, затем под Москвой. Но с чего бы ему, боевому удачливому генералу, прославленному прессой, удостоенному наград, имеющему большие перспективы, вдруг переметнуться к противнику?!
— У Власова нет никаких причин, — усомнился Иосиф Виссарионович. — Как он объяснит немцам своё решение? Когда нам было очень трудно — сражался с противником не щадя живота. Легче нам стало — сдался врагу… Совсем неубедительно.
— Причины есть.
Взгляды устремились на помощника Андреева, на этого серого, неприметного человека, Кстати, и глаза у него были серые, цвета брони. Он заговорил ровным, без интонации, голосом:
— Генерал Власов неравнодушен к женщинам.
— Не монах, — сказал Сталин.
— Генерал Власов слишком неравнодушен к женщинам, это его слабость. В Китае имел платную наложницу. После освобождения Львова вошёл в связь с местной жительницей по имени Ева, католического вероисповедания. Тридцати лет. Привлекательна. По непроверенным данным, работала на польскую разведку, а значит, и на английскую разведку.
— Не проверено вами — проверят немцы.
— Связь с Евой бесспорна. Есть донесение Особого отдела. Это козырь Власова. Скажет, узнал от преданного человека, от своего адъютанта, что началось расследование о передаче сведений польско-английской агентуре. Адъютант — особист. Расследование можно начать.
— Насколько это весомо? Смотрите, чтобы комар носа не подточил, — посоветовал Сталин.
Последней прозвучала фамилия генерала Говорова Леонида Александровича, командарма-5, недавно отличившегося в боях возле Можайска. Обоснование такое.
Говоров беспартийный. Не согласен, мол, с большевиками, но любит своё Отечество, готов сражаться против коммунистов во главе русской армии за освобождение России.
— Это пища для немецкой пропаганды, — произнёс Иосиф Виссарионович. — Геббельс раструбит на весь мир, что народ не с партией, не с большевиками, народ готов поддержать немцев в их борьбе с коммунистами. К немцам переходят беспартийные генералы.
— Говоров откажется при всех обстоятельствах, лучше ему не предлагать, — добавил Шапошников. — Игра не для него, он крайне щепетилен в вопросах чести.
— Значит, у каждого названного здесь генерала есть своё «за» и своё «против», — резюмировал Сталин. —Андрей Андреевич, взвесьте все и начинайте действовать. Если потребуется, посоветуйтесь с нами ещё раз.
Прежде чем расстаться, обменялись мнениями о том, как правдоподобней и в каком районе организовать переход через линию фронта. Все согласились, что на юге, в степях, провести такую сложную операцию будет трудно. На западном направлении, где у нас сейчас наибольшие успехи, не соответствует психологическая обстановка. Лучше всего на северо-западном участке, под Ленинградом. Там, среди лесов и болот, в бездорожье, изломанная линия соприкосновения, в некоторых местах сплошного фронта нет, зато в изобилии вклинения, выступы, вмятины.
Все, больше к этому разговору мы не возвращались; конкретной работой занимались, видимо, только Андреев и его помощник. Естественно — в подобных делах нужна максимальная осторожность. Лишь по косвенным признакам я мог представлять, как развиваются события. В апреле командующим группой войск Ленинградского фронта был назначен генерал Говоров. Почти в то же время 2-ю ударную армию того же фронта возглавил генерал Власов. Соседний, Волховский фронт принял генерал Мерецков. Производилось это, разумеется, не без ведома начальника Генерального штаба Шапошникова. Дальнейшее зависело от того, как сложатся обстоятельства.
3
Весной 1942 года Верховный Главнокомандующий допустил вторую (и последнюю) стратегическую ошибку, которая вновь поставила нашу страну на грань катастрофы; первая ошибка была в августе-сентябре сорок первого, когда немцы выиграли крупномасштабное Киевское сражение, сломав складывавшееся равновесие и открыв себе дорогу на Москву. Во второй стратегической ошибке, как и в первой, виноват был, конечно, не только Сталин, виноваты были Тимошенко, Хрущёв, Жуков, другие генералы, некоторые генштабисты, да и автор этих строк тоже. Если уж кто и был совсем неповинен, так это дальновидный Шапошников, отстаивавший свою точку зрения до той последней черты, за которой кончалась дискуссия и начиналась суровая дисциплина, без коей армия не может существовать. Тем более, что есть давний и очень правильный моральный закон: ответственность несёт не тот, кто выдвигает предложения, а тот, кто принимает решение. Да, высший руководитель обязан знать и понимать больше разработчиков, обязан соотносить их мнение со своим и брать на свои плечи тяжкий крест окончательного выбора. С готовностью отчитаться на любом суде перед народом и историей, обрести славу или проклятие.
Для понимания дальнейших важных событий нужна хотя бы краткая оценка сложившейся обстановки: в этой оценке у Генштаба и Ставки было почти единое мнение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321 322 323 324 325 326 327 328 329 330 331 332 333 334 335 336 337 338 339 340 341 342 343 344