Обслужили супер, недорого
Но ведь в воздухе номер не перекрасишь! И ещё: вылетевшая машина не имела дополнительных топливных баков под крыльями, а у приземлившейся баки были. Так куда же свалился с неба Рудольф Гесс? Может быть, все-таки на аэродром Фолкстона? Или вообще все было иначе? И немцы, и тем более англичане настолько тщательно маскируют все, что связано с Гессом, что, по-моему, запутали и продолжают запутывать сами себя. Англичане скрывали Гесса от глаз людских. Его запрещали фотографировать. С ним не встречался никто из тех, кто прежде видел его. После войны, осуждённый как нацистский преступник, он опять же был полностью изолирован от окружающего мира, являясь единственным заключённым в просторной тюрьме-крепости Шпандау, охранялся надёжней, чем склад с атомными бомбами. И при всем том не усмотрели тюремщики. Гесс, по официальной версии, покончил жизнь самоубийством, что тоже является спорным. Но самое-то существенное вот в чем. Английский хирург Хью Томас, человек достаточно известный, компетентный, при осмотре заключённого не обнаружил на его теле никаких шрамов, хотя точно знал, что ещё в годы первой мировой войны Рудольф Гесс получил тяжёлое ранение в грудь и следы такого ранения не могли не сохраниться. Усомнившись, что заключённый является тем самым Гессом, за которого его выдают, хирург начал своё собственное расследование и пришёл к твёрдому убеждению, что в Шпандау находится кто угодно, только не Гесс. А вскоре после того, как хирург предал гласности свои выводы и таинственной фигурой заинтересовалась пресса, Рудольфа Гесса не стало…
Меня, впрочем, во всей этой запутанной истории занимает не её конец, а начало. Была ли придумана и разработана версия о похищении Гитлера для того, чтобы «прикрыть» перелёт Гесса и переговоры с ним? Или, наоборот, вся эта операция «прикрывала» события ещё более важные? Если кто-то скажет, что в Лондоне в те майские дни вёл переговоры сам Гитлер, я не стану спорить по этому поводу. Во всяком случае, мы тогда в Москве, пытались разобраться в ситуации, никаких возможностей не исключали. Но если и разобрались, то, увы, с некоторым опозданием.
Изложенное выше — любопытно само по себе, однако это лишь несколько затянувшаяся присказка. А вот и самое главное. Англосаксы издавна кичатся своими демократизмом, чуть ли не избытком свободы слова, печати. Рассчитано все это на своих простаков и на тех, кто способен преклоняться перед британскими образцами в других странах. На самом же деле, кормя широкую публику дешёвыми сенсациями и пустяковой информацией, англичане испокон веков приучились строжайше хранить те секреты, которые способны нанести хотя бы малый вред государству. Но, пожалуй, никогда не хранили они так тщательно никакую тайну, как хранят все то, что связано с майскими переговорами сорок первого года в Лондоне. Обычный для англичан срок раскрытия всех секретных документов — через двадцать, в крайнем случае, через тридцать лет. Действительно, вроде бы нет смысла хранить их дольше, сменилось целое поколение. С учётом этих правил, вся информация по «делу Гесса» должна была стать достоянием гласности в 1972 году. Многие исследователи ждали этого, чтобы пролить свет на странные события, непосредственно предшествовавшие нападению Германии на Советский Союз. Однако не дождались. Рассекречивание названных документов было отложено британским правительством аж до 2002 года. Сверх всяких пределов!
Чего же так боятся английские хранители тайн? А боятся они, вероятно, показать своему народу и народам других стран, в защиту которых демагогически выступают, торгашеское поведение собственных беспринципных буржуазных правителей, способных на любые предательства ради корыстных целей. Особенно опасаются открыть правду людям военного поколения. Да и послевоенным тоже. Вместе с теми, кто не доживёт до следующего тысячелетия, не сможет узнать, что хранится в «деле Гесса», давайте хотя бы бегло познакомимся с документами. О подробностях говорить не могу: и место не позволяет, и память подводит, но общее представление получить можно.
В интересующем нас досье — девяносто восемь страниц совершенно секретного машинописного текста переговоров высокопоставленных деятелей Англии и Германии о заключении сепаратного мира. Разумеется, за счёт ущемления других государств. По существу, речь шла о новом разделе территории земного шара между германцами, англосаксами и частично японцами. Третья империя претендовала (вместе с Италией и франкистской Испанией) практически на всю Европу, в значительной мере уже оккупированную фашистами. Германия поглощала Чехословакию, Югославию, Венгрию, Грецию, Польшу. Восточная Пруссия расширялась за счёт Литвы, Латвии и Эстонии, которые вообще прекращали своё существование. Англосаксы, так и не признавшие факт вхождения этих регионов в состав Советского Союза, без колебаний соглашались отдать всю Прибалтику Гитлеру. В дальнейшем господство немцев распространялось на Белоруссию, Украину, на Центральную часть России вплоть до Урала. Фашисты рассчитывали также на Северную Африку и на нефтеносные районы Ближнего Востока.
А что получала Англия? Кроме передышки в войне — сохраняла свои прежние колониальные владения, расширяя их за счёт африканских стран, а в Азии (плюс к Индии!) за счёт Персии, Афганистана, Узбекистана, Таджикистана, Киргизии и, возможно, Азербайджана. Для США — обе Америки и Сибирь с её огромными просторами и богатствами. Японцам, если будут разумно вести себя, — часть Дальнего Востока, земли Китая. Всем, в общем, сёстрам по серьгам.
Немцы намеревались одолеть Россию, не имея за спиной врагов-англосаксов: их черёд наступит потом. Англичане же хотели за счёт предательства, за счёт, сепаратного договора с фашистами получить передышку в войне, а там видно будет. Но на чем же не сошлись высокие беседовавшие стороны? Главным образом на судьбе Франции. Такую мелочь, как Литва, Латвия и Эстония, одни могли отдать, а другие взять без особого ущерба или прибытка. Разменная монета для крупных держав. Нужная разменная монета. Не будь таковой, за всякий конфликт приходилось бы расплачиваться по большому счёту, собственными интересами. Не выгодно. Другое дело — Франция. От её положения зависело многое. И равновесие в Европе, и само дальнейшее существование Англии на её островах. Ну и другие расхождения зафиксированы были в протоколах переговоров. И общественное мнение, особенно в Америке, сыграло свою роль. Сделка в общем не состоялась, вспоминать о тех переговорах англичанам позорно и до сих пор. А в наше представление о возможности войны с Германией все эти события внесли тогда дополнительную путаницу.
Единственный, может быть, положительный для нас фактор: японцы каким-то образом тоже проведали о попытке сепаратного сговора германцев с англосаксами и насторожились. Немцы, друзья по оси Рим — Берлин — Токио, могли, оказывается, подложить свинью своим драгоценным союзникам! Японцы стали осторожнее, осмотрительнее и не ринулись в сражение на стороне Германии в самые трудные для нас осенние дни сорок первого года. Но не будем перескакивать через события.
Чаша весов колебалась. Иосиф Виссарионович не принимал решений, ожидая сообщения от одного из наших разведчиков в Европе, пожалуй, главного нашего агента на Западе, его сведениям Сталин привык верить. Это — польский еврей, родившийся в старой России, настоящая фамилия у него была еврейская, не записал я её по вполне понятным причинам, а потом забыл. Однако на Западе этот агент известен: после войны он уехал в Израиль, там жил, давал интервью. Так вот, этот человек был очень хорошо законспирирован, имел связи в правительственных кругах нескольких стран и всей душой ненавидел фашизм. Он мог бы работать и не на нас, но против нас работать тогда был не способен, так как считал Советский Союз основным противником гитлеризма.
Коль скоро я упомянул об этом агенте, нельзя не сказать в связи с ним об известном писателе — Илье Григорьевиче Эренбурге. Из воспоминаний Эренбурга известно, что сам товарищ Сталин звонил ему по телефону, помогал «продвинуть» в печать роман. С чего бы это? Сталин звонил далеко не всем писателям, тем более не занимавшим руководящих постов. Хватало у Иосифа Виссарионовича других дел и забот. Или Сталин считал Эренбурга великим писателем? Отнюдь. Его литературные способности, особенно до войны, расценивал довольно скромно.
Ещё подробность. Многие друзья Эренбурга были арестованы, погибли в лагерях. Назовём хотя бы такие популярные фамилии, как Бабель, Кольцов, Мейерхольд. А их приятель Илья Григорьевич как ни в чем не бывало разъезжал по белу свету, писал об Испании, жил во Франции, без особых трудов пересекал границы, возвращаясь в Союз.
Надо понять вот что. Сорвав замыслы по созданию в России государства под управлением сионистов, этакой «земли обетованной», центра притяжения всей диаспоры, ликвидировав конкуренцию Троцкого и соратников, Иосиф Виссарионович вовсе не намеревался проводить политику преследования евреев по национальному признаку, как поступил Гитлер. В Советском Союзе не выделяли евреев из числа других народов, они имели равные со всеми права и обязанности. Это была единственно верная политика. Тем более что Сталин хорошо понимал могущество всемирной сионистской империи, не имевшей названия и границ, но захватывавшей ключевые позиции в экономике (а следовательно, и в политике) Англии, Соединённых Штатов и некоторых других стран.
В борьбе с фашизмом сионистская империя была для нас самым надёжным союзником. Гитлер имел своей целью полное истребление евреев, это была реальная угроза, и тот, кто противостоял фашизму, автоматически пользовался всесторонней поддержкой сионистского мира. С этим нельзя было не считаться — сионисты задавали тон всему Западу. Не имея официальных каналов связи с этой необычайной империей, Иосиф Виссарионович возлагал особые надежды на Эренбурга, прекрасно разбиравшегося в ситуации. Знакомства Ильи Григорьевича с сионистами были обширны, многообразны. Возможность поддерживать старые связи и заводить новые ему предоставлялась. То, о чем правительство не могло говорить во всеуслышание, Сталин или кто-то другой по его поручению доводил до сведения Эренбурга. Можно было не сомневаться, что поднятая проблема или просьба в ближайшее время будет обсуждена в высших сионистских кругах.
Этой линией связи Сталин пользовался лишь в особых случаях, но заботился о том, чтобы «канал» всегда был готов к действию.
Составив один раз представление о человеке (даже заочно, даже самое субъективное), Иосиф Виссарионович, как я говорил, мнения своего не менял, а если и менял, то с очень большим трудом — такой он был в этом отношении консерватор. А Эренбург попал в поле его зрения давно, в хорошую минуту, стал для Иосифа Виссарионовича одним из тех людей, с именами которых ассоциировалась удача.
Дело в том, что по примеру Владимира Ильича Сталин любил оживлять свои выступления литературными образами, делавшими статьи и речи более интересными и, между прочим, подчёркивавшими эрудицию автора. Соответствующий материал готовила, как мы уже знаем, Людмила Николаевна Сталь, тайная советница вождя по вопросам литературы, культуры, искусства. В начале 1924 года, когда Сталин обнародовал один из главных своих трудов — «Об основах ленинизма», Людмила Николаевна подсказала ему злободневный пример из современной жизни для важнейшей главы «Стиль в работе». Позволю себе привести довольно обширную цитату не только в связи с Эрегбургом, но и потому, что она в значительной мере определяет подход Сталина к практической работе вообще. Вот его строки:
"Речь идёт не о литературном стиле. Я имею в виду стиль в работе, то особенное и своеобразное в практике ленинизма, которое создаёт особый тип ленинца-работника. Ленинизм есть теоретическая и практическая школа, вырабатывающая особый тип партийного и государственного работника, создающая особый, ленинский стиль в работе. В чем состоят характерные черты этого стиля? Каковы его особенности?
Этих особенностей две: а) русский революционный размах и б) американская деловитость. Стиль ленинизма состоит в соединении этих двух особенностей в партийной и государственной работе.
Русский революционный размах является противоядием против косности, рутины, консерватизма, застоя мысли, рабского отношения к дедовским традициям. Русский революционный размах — это та живительная сила, которая будит мысль, двигает вперёд, ломает прошлое, даёт перспективу. Без него невозможно никакое движение вперёд. Но оно имеет все шансы выродиться на практике в пустую «революционную» маниловщину, если не соединить его с американской деловитостью в работе. Примеров такого вырождения — хоть отбавляй. Кому не известна болезнь «революционного» сочинительства и «революционного» планотворчества, имеющая своим источником веру в силу декрета, могущего все устроить и все переделать? Один из русских писателей, И. Эренбург, изобразил в рассказе «Ускомчел» (Усовершенствованный коммунистический человек) тип одержимого этой болезнью «большевика», который задался целью набросать схему идеально усовершенствованного человека и …"утоп" в этой «работе». В рассказе имеется большое преувеличение, но что он верно вскрывает болезнь — это несомненно. Но никто, кажется, не издевался над такими больными так зло и беспощадно, как Ленин. «Коммунистическое чванство» — так третировал он эту болезненную веру в сочинительство и декретотворчество".
Естественно, прежде чем назвать в столь ответственном опусе фамилию Эренбурга, Иосиф Виссарионович прочитал его произведение. Был покороблен резкостью, бранчливостыо автора, но в принципе счёл правильным, тем более что Людмила Николаевна рекомендовала именно этот пример.
Работа «Об основах ленинизма» получила широчайшую известность, Сталину приятно было вспоминать все, что связано с её созданием.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321 322 323 324 325 326 327 328 329 330 331 332 333 334 335 336 337 338 339 340 341 342 343 344
Меня, впрочем, во всей этой запутанной истории занимает не её конец, а начало. Была ли придумана и разработана версия о похищении Гитлера для того, чтобы «прикрыть» перелёт Гесса и переговоры с ним? Или, наоборот, вся эта операция «прикрывала» события ещё более важные? Если кто-то скажет, что в Лондоне в те майские дни вёл переговоры сам Гитлер, я не стану спорить по этому поводу. Во всяком случае, мы тогда в Москве, пытались разобраться в ситуации, никаких возможностей не исключали. Но если и разобрались, то, увы, с некоторым опозданием.
Изложенное выше — любопытно само по себе, однако это лишь несколько затянувшаяся присказка. А вот и самое главное. Англосаксы издавна кичатся своими демократизмом, чуть ли не избытком свободы слова, печати. Рассчитано все это на своих простаков и на тех, кто способен преклоняться перед британскими образцами в других странах. На самом же деле, кормя широкую публику дешёвыми сенсациями и пустяковой информацией, англичане испокон веков приучились строжайше хранить те секреты, которые способны нанести хотя бы малый вред государству. Но, пожалуй, никогда не хранили они так тщательно никакую тайну, как хранят все то, что связано с майскими переговорами сорок первого года в Лондоне. Обычный для англичан срок раскрытия всех секретных документов — через двадцать, в крайнем случае, через тридцать лет. Действительно, вроде бы нет смысла хранить их дольше, сменилось целое поколение. С учётом этих правил, вся информация по «делу Гесса» должна была стать достоянием гласности в 1972 году. Многие исследователи ждали этого, чтобы пролить свет на странные события, непосредственно предшествовавшие нападению Германии на Советский Союз. Однако не дождались. Рассекречивание названных документов было отложено британским правительством аж до 2002 года. Сверх всяких пределов!
Чего же так боятся английские хранители тайн? А боятся они, вероятно, показать своему народу и народам других стран, в защиту которых демагогически выступают, торгашеское поведение собственных беспринципных буржуазных правителей, способных на любые предательства ради корыстных целей. Особенно опасаются открыть правду людям военного поколения. Да и послевоенным тоже. Вместе с теми, кто не доживёт до следующего тысячелетия, не сможет узнать, что хранится в «деле Гесса», давайте хотя бы бегло познакомимся с документами. О подробностях говорить не могу: и место не позволяет, и память подводит, но общее представление получить можно.
В интересующем нас досье — девяносто восемь страниц совершенно секретного машинописного текста переговоров высокопоставленных деятелей Англии и Германии о заключении сепаратного мира. Разумеется, за счёт ущемления других государств. По существу, речь шла о новом разделе территории земного шара между германцами, англосаксами и частично японцами. Третья империя претендовала (вместе с Италией и франкистской Испанией) практически на всю Европу, в значительной мере уже оккупированную фашистами. Германия поглощала Чехословакию, Югославию, Венгрию, Грецию, Польшу. Восточная Пруссия расширялась за счёт Литвы, Латвии и Эстонии, которые вообще прекращали своё существование. Англосаксы, так и не признавшие факт вхождения этих регионов в состав Советского Союза, без колебаний соглашались отдать всю Прибалтику Гитлеру. В дальнейшем господство немцев распространялось на Белоруссию, Украину, на Центральную часть России вплоть до Урала. Фашисты рассчитывали также на Северную Африку и на нефтеносные районы Ближнего Востока.
А что получала Англия? Кроме передышки в войне — сохраняла свои прежние колониальные владения, расширяя их за счёт африканских стран, а в Азии (плюс к Индии!) за счёт Персии, Афганистана, Узбекистана, Таджикистана, Киргизии и, возможно, Азербайджана. Для США — обе Америки и Сибирь с её огромными просторами и богатствами. Японцам, если будут разумно вести себя, — часть Дальнего Востока, земли Китая. Всем, в общем, сёстрам по серьгам.
Немцы намеревались одолеть Россию, не имея за спиной врагов-англосаксов: их черёд наступит потом. Англичане же хотели за счёт предательства, за счёт, сепаратного договора с фашистами получить передышку в войне, а там видно будет. Но на чем же не сошлись высокие беседовавшие стороны? Главным образом на судьбе Франции. Такую мелочь, как Литва, Латвия и Эстония, одни могли отдать, а другие взять без особого ущерба или прибытка. Разменная монета для крупных держав. Нужная разменная монета. Не будь таковой, за всякий конфликт приходилось бы расплачиваться по большому счёту, собственными интересами. Не выгодно. Другое дело — Франция. От её положения зависело многое. И равновесие в Европе, и само дальнейшее существование Англии на её островах. Ну и другие расхождения зафиксированы были в протоколах переговоров. И общественное мнение, особенно в Америке, сыграло свою роль. Сделка в общем не состоялась, вспоминать о тех переговорах англичанам позорно и до сих пор. А в наше представление о возможности войны с Германией все эти события внесли тогда дополнительную путаницу.
Единственный, может быть, положительный для нас фактор: японцы каким-то образом тоже проведали о попытке сепаратного сговора германцев с англосаксами и насторожились. Немцы, друзья по оси Рим — Берлин — Токио, могли, оказывается, подложить свинью своим драгоценным союзникам! Японцы стали осторожнее, осмотрительнее и не ринулись в сражение на стороне Германии в самые трудные для нас осенние дни сорок первого года. Но не будем перескакивать через события.
Чаша весов колебалась. Иосиф Виссарионович не принимал решений, ожидая сообщения от одного из наших разведчиков в Европе, пожалуй, главного нашего агента на Западе, его сведениям Сталин привык верить. Это — польский еврей, родившийся в старой России, настоящая фамилия у него была еврейская, не записал я её по вполне понятным причинам, а потом забыл. Однако на Западе этот агент известен: после войны он уехал в Израиль, там жил, давал интервью. Так вот, этот человек был очень хорошо законспирирован, имел связи в правительственных кругах нескольких стран и всей душой ненавидел фашизм. Он мог бы работать и не на нас, но против нас работать тогда был не способен, так как считал Советский Союз основным противником гитлеризма.
Коль скоро я упомянул об этом агенте, нельзя не сказать в связи с ним об известном писателе — Илье Григорьевиче Эренбурге. Из воспоминаний Эренбурга известно, что сам товарищ Сталин звонил ему по телефону, помогал «продвинуть» в печать роман. С чего бы это? Сталин звонил далеко не всем писателям, тем более не занимавшим руководящих постов. Хватало у Иосифа Виссарионовича других дел и забот. Или Сталин считал Эренбурга великим писателем? Отнюдь. Его литературные способности, особенно до войны, расценивал довольно скромно.
Ещё подробность. Многие друзья Эренбурга были арестованы, погибли в лагерях. Назовём хотя бы такие популярные фамилии, как Бабель, Кольцов, Мейерхольд. А их приятель Илья Григорьевич как ни в чем не бывало разъезжал по белу свету, писал об Испании, жил во Франции, без особых трудов пересекал границы, возвращаясь в Союз.
Надо понять вот что. Сорвав замыслы по созданию в России государства под управлением сионистов, этакой «земли обетованной», центра притяжения всей диаспоры, ликвидировав конкуренцию Троцкого и соратников, Иосиф Виссарионович вовсе не намеревался проводить политику преследования евреев по национальному признаку, как поступил Гитлер. В Советском Союзе не выделяли евреев из числа других народов, они имели равные со всеми права и обязанности. Это была единственно верная политика. Тем более что Сталин хорошо понимал могущество всемирной сионистской империи, не имевшей названия и границ, но захватывавшей ключевые позиции в экономике (а следовательно, и в политике) Англии, Соединённых Штатов и некоторых других стран.
В борьбе с фашизмом сионистская империя была для нас самым надёжным союзником. Гитлер имел своей целью полное истребление евреев, это была реальная угроза, и тот, кто противостоял фашизму, автоматически пользовался всесторонней поддержкой сионистского мира. С этим нельзя было не считаться — сионисты задавали тон всему Западу. Не имея официальных каналов связи с этой необычайной империей, Иосиф Виссарионович возлагал особые надежды на Эренбурга, прекрасно разбиравшегося в ситуации. Знакомства Ильи Григорьевича с сионистами были обширны, многообразны. Возможность поддерживать старые связи и заводить новые ему предоставлялась. То, о чем правительство не могло говорить во всеуслышание, Сталин или кто-то другой по его поручению доводил до сведения Эренбурга. Можно было не сомневаться, что поднятая проблема или просьба в ближайшее время будет обсуждена в высших сионистских кругах.
Этой линией связи Сталин пользовался лишь в особых случаях, но заботился о том, чтобы «канал» всегда был готов к действию.
Составив один раз представление о человеке (даже заочно, даже самое субъективное), Иосиф Виссарионович, как я говорил, мнения своего не менял, а если и менял, то с очень большим трудом — такой он был в этом отношении консерватор. А Эренбург попал в поле его зрения давно, в хорошую минуту, стал для Иосифа Виссарионовича одним из тех людей, с именами которых ассоциировалась удача.
Дело в том, что по примеру Владимира Ильича Сталин любил оживлять свои выступления литературными образами, делавшими статьи и речи более интересными и, между прочим, подчёркивавшими эрудицию автора. Соответствующий материал готовила, как мы уже знаем, Людмила Николаевна Сталь, тайная советница вождя по вопросам литературы, культуры, искусства. В начале 1924 года, когда Сталин обнародовал один из главных своих трудов — «Об основах ленинизма», Людмила Николаевна подсказала ему злободневный пример из современной жизни для важнейшей главы «Стиль в работе». Позволю себе привести довольно обширную цитату не только в связи с Эрегбургом, но и потому, что она в значительной мере определяет подход Сталина к практической работе вообще. Вот его строки:
"Речь идёт не о литературном стиле. Я имею в виду стиль в работе, то особенное и своеобразное в практике ленинизма, которое создаёт особый тип ленинца-работника. Ленинизм есть теоретическая и практическая школа, вырабатывающая особый тип партийного и государственного работника, создающая особый, ленинский стиль в работе. В чем состоят характерные черты этого стиля? Каковы его особенности?
Этих особенностей две: а) русский революционный размах и б) американская деловитость. Стиль ленинизма состоит в соединении этих двух особенностей в партийной и государственной работе.
Русский революционный размах является противоядием против косности, рутины, консерватизма, застоя мысли, рабского отношения к дедовским традициям. Русский революционный размах — это та живительная сила, которая будит мысль, двигает вперёд, ломает прошлое, даёт перспективу. Без него невозможно никакое движение вперёд. Но оно имеет все шансы выродиться на практике в пустую «революционную» маниловщину, если не соединить его с американской деловитостью в работе. Примеров такого вырождения — хоть отбавляй. Кому не известна болезнь «революционного» сочинительства и «революционного» планотворчества, имеющая своим источником веру в силу декрета, могущего все устроить и все переделать? Один из русских писателей, И. Эренбург, изобразил в рассказе «Ускомчел» (Усовершенствованный коммунистический человек) тип одержимого этой болезнью «большевика», который задался целью набросать схему идеально усовершенствованного человека и …"утоп" в этой «работе». В рассказе имеется большое преувеличение, но что он верно вскрывает болезнь — это несомненно. Но никто, кажется, не издевался над такими больными так зло и беспощадно, как Ленин. «Коммунистическое чванство» — так третировал он эту болезненную веру в сочинительство и декретотворчество".
Естественно, прежде чем назвать в столь ответственном опусе фамилию Эренбурга, Иосиф Виссарионович прочитал его произведение. Был покороблен резкостью, бранчливостыо автора, но в принципе счёл правильным, тем более что Людмила Николаевна рекомендовала именно этот пример.
Работа «Об основах ленинизма» получила широчайшую известность, Сталину приятно было вспоминать все, что связано с её созданием.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321 322 323 324 325 326 327 328 329 330 331 332 333 334 335 336 337 338 339 340 341 342 343 344