«На Виноградова-то, на Владимира Никитовича, зря собак вешают. Он доктор правильный. Он за здоровье товарища Сталина душой болел, не надо его в Бутырки-то со всякими разными». А профессора Виноградова, кстати, действительно держали не на Лубянке, а в Бутырской тюрьме.
Ну и второй мой «вклад» в освещение «дела врачей». Почему Сталин ждал так долго? Почему вредителей не арестовали поодиночке? Почему вспомнили вдруг о письме Лидии Тимашук? Суть в том, что Иосиф Виссарионович терпеливо ожидал, когда обстановка назреет настолько, что камень, брошенный с вершины горы, увлечёт за собой грохочущую, расширяющуюся лавину, которая сметёт все, что у неё на пути. 13 января 1953 года он столкнул этот камень и открыл путь этой лавине. Достаточно прочитать его выступление, опубликованное вместе с сообщением ТАСС. С учётом, конечно, того, что Сталин, в отличие от других, болтливых деятелей, не бросал ни одного слова на ветер. Вникаем:
«Некоторые наши советские органы и их руководители (кто? — Н. Л.) потеряли бдительность, заразились ротозейством. Органы госбезопасности не вскрыли вовремя террористической организации среди врачей… История уже знает примеры, когда под маской врачей действовали подлые убийцы и изменники родины… Презренных наймитов, продавшихся за доллары и стерлинги, советский народ раздавит, как омерзительную гадину. Что касается вдохновителей этих наймитов-убийц, то они могут быть уверены, что возмездие не забудет о них и найдёт дорогу к ним, чтобы сказать своё веское слово». (Берия и К°, безусловно, приняли эту угрозу в свой адрес. — Н. Л.)
Лавина сорвалась. Остановить её было уже невозможно. Первым, нервно и уголовно, отреагировал Израиль, чьи интересы, видимо, были затронуты больше других. 28 января еврейские молодчики подожгли магазин советской книги в Иерусалиме, и с этого же дня начался буквально пропагандистский шквал, направленный против нашей страны. В ход шла любая грязь, любая чудовищная клевета. Этот бум подхватила западная пресса и радио, особенно англо-американские. 9 февраля сионисты взорвали большую бомбу на территории посольства Советского Союза в Тель-Авиве. Тяжёлое ранение получила жена нашего посланника К. В. Ершова и ещё два человека. В этот же день Сталин дал указание прекратить дипломатические отношения с Израилем. В самом деле: какие могут быть отношения с государством, где причиняют ущерб гражданам нашей великой страны? Нанесение же по Тель-Авиву бомбового удара Иосиф Виссарионович счёл пока мерой преждевременной, но возможной. Зарвавшихся надо учить.
Подчеркнуть хочу: не замкнуто, не келейно все это шло. Иосиф Виссарионович, как никогда, стремился к полной открытости. Потребовал, чтобы на середину марта, точнее, на 15 марта, был назначен гласный процесс по делу врачей-предателей. И, что особенно важно, процесс по так называемому «мингрельскому делу».
Нет Сталина. Кое-что связанное с ним теперь известно, опубликовано. А вот «мингрельское дело» — чёрная дыра для всех, в том числе, в какой-то степени, и для меня. Знаю, что вёл его непосредственно министр госбезопасности Виктор Семёнович Абакумов, беседуя по этому поводу только со Сталиным. О чем? О стремлении Берии к захвату власти. О разгуле Берии и его опричников, нарушающих законы и нравственные нормы. В том числе и о развращении женщин — фигурировала история с семьёй подполковника Щирова. И главное — о связях Берии с английской разведкой, что подтверждалось показаниями сторонников Лаврентия Павловича — заговорщиков, арестованных в Грузии и Прибалтике. Словам тех, кто находится за решёткой, не всегда можно верить. Но суть в том, что на этот раз Сталин требовал абсолютной точности. В большой игре надо отсеивать все сомнительные аргументы, иначе они могут сыграть не «за», а даже «против».
Ещё одна подробность, никогда не получавшая огласки, но, по-моему, существенно повлиявшая на ускорение и ужесточение событий. Иосифу Виссарионовичу стало известно, что в тюрьме перехвачена записка Виктора Семёновича Абакумова, адресованная Берии. Дока-надзиратель взять-то послание согласился, но передал его не в руки Лаврентия Павловича а, как положено, сообщил своему непосредственному начальнику и следователю по делу. Обезопасился.
Текст записки особого значения не имел, там было что-то насчёт режима, указывались какие-то малопонятные намёки. Важен был сам факт связи Абакумова с Берией, и Сталин использовал этот факт в своих целях. Неожиданно вызвал к себе в кабинет министра госбезопасности Игнатьева, его заместителя Гоглидзе и, что могло показаться странным, — молодого следователя, который непосредственно «работал» по Абакумову. Этого человека лишь недавно перевели в органы из ЦК ВЛКСМ. Старательный, добросовестный, но опыта с гулькин нос. Фамилия у него «заячья» (по аналогии с «лошадиной» фамилией в рассказе Чехова), а посему, не тратя время на точное припоминание, будем называть его Зайцевым.
Думаю, что приставили этого следователя к матёрому мастеру-чекисту не случайно, а по молчаливому согласию между Сталиным и Берией. Дело Виктора Семёновича продвигалось ни шатко, ни валко и никто не был заинтересован форсировать его. Берия осторожничал, опасаясь, что бывший начальник СМЕРШа, бывший министр госбезопасности может дать показания, весьма неприятные для него — Лаврентия Павловича. Сталин же, повелев держать в тюрьме, как заложника, бериевского «цепного пса» Кобулова, а с Абакумовым обращаться достойным образом, все ещё сомневался в виновности Виктора Семёновича и не утратил намерения вновь воспользоваться услугами человека, который многие годы надёжно работал на него. С учётом сказанного можно понять, почему следователь Зайцев, не испытывая давления сверху, не столько допрашивал Абакумова, сколько проводил время в обоюдополезных и даже приятных беседах. Виктор Семёнович, сидевший в благоустроенной «маленковской» камере, пользуясь улучшенным питанием, имея халат и ночные тапочки, порой скучал в одиночестве: хотелось поговорить, узнать неказённые новости, поделиться воспоминаниями, даже повоспитывать молодого чекиста. Зайцев же, набираясь опыта, старался переиграть, «ущучить» ветерана, но Виктор Семёнович легко уходил от острых вопросов, да ещё подсказывал коллеге, какие у него просчёты, где можно было бы надавить на подследственного, где смягчить. Так и коротали они время. И вдруг — неожиданный вызов.
Сталин спросил, как продвигается следствие. Осторожный аппаратный чиновник Игнатьев, пытаясь уловить, куда дует ветер, ответил уклончиво. Работа, мол, ведётся постоянно, однако подвижек мало. Абакумов не раскрывается, приходится кропотливо собирать факты, нащупывать его связи с иностранной разведкой, со всех сторон проверять его окружение. «Вы, значит, ищете по сторонам и внизу?» — уточнил Сталин. — «Так точно». — «Но если такие поиски не дают результата, значит, не туда смотрите. Вы посмотрите не вбок, не вниз, а вверх».
Министр Игнатьев вздрогнул. Лицо Гоглидзе залила бледность. Они, в отличие от Зайцева, сразу поняли суть сказанного. Игнатьев произнёс растерянно: «Куда же вверх?.. Вверху только Бюро Президиума Центрального комитета». — «А разве в Бюро ЦК не такие же люди, как все? Они тоже могут ошибаться, их тоже надо проверять. Неприкосновенных у нас нет. Посмотрите на Берию, исследуйте его связи с Абакумовым. — И, не слыша ответа на свои ошеломляющие слова, добавил: — Мы всегда надеялись на Берию. Слишком надеялись. А он нашего доверия не оправдал. Поэтому выражаю ему политическое недоверие и хочу, чтобы вы трое, пока только трое и больше никто, знали об этом. Теперь вам понятно, в каком направлении надо работать?.. Записка Абакумова при вас?» — «Вот она», — показал Зайцев. «С неё и начинайте. Это прямое доказательство того, что Берия и Абакумов поддерживают связь. Вполне возможно, преступную связь. Вы, товарищ следователь, покрепче держитесь за эту нить и распутывайте клубок».
С того вечера, или, вернее с той ночи, спокойная жизнь Виктора Семёновича в «Матросской тишине» кончилась. Его отныне допрашивали двое: Зайцев и Гоглидзе. Выясняли, как, каким образом Абакумов и Берия действовали во вред Советскому государству, обманывая партию и самого товарища Сталина. Это был ход, очень выгодный Иосифу Виссарионовичу, если принять в расчёт, что смекалистый Абакумов поймёт отведённую ему роль, в очередной раз принесёт пользу Сталину, хотя бы для того, чтобы смягчить свою участь. Показания, полученные от него, могли стать решающими при разоблачении и осуждении Берии.
Для меня в этой истории неясно вот что. Сталин мог бы вызвать одного Зайцева, или, скажем, Игнатьева и дать соответствующие указания. Зачем ему понадобилось высказывать своё политическое недоверие Берии сразу трём лицам? Знал ведь Иосиф Виссарионович, что Гоглидзе — верный человек Лаврентия Павловича, а Игнатьев — протеже, выдвиженец Маленкова, прикрывавший «тылы» оного. Хотел проверить, доложат ли тот и другой своим шефам? Тонкий психолог Сталин сразу понял бы это по косвенным признакам при первой же встрече с названными деятелями. Проверил бы благонадёжность, личную преданность министра госбезопасности и его зама — кому они служат? Или совсем наоборот: хотел, чтобы его слова стали известны Берии и Маленкову, хотел обострить ситуацию, вызвать противников на резкие действия, дабы проявились их замыслы и возможности? Своего рода разведка боем, или «штыковая разведка», — как говаривал Иосиф Виссарионович до большой, до Отечественной войны.
Мероприятие состоялось, но в чью пользу — не знаю.
По-разному сложилась судьба тех, кого Сталин известил о своём недоверии к Лаврентию Павловичу. Во время похорон Иосифа Виссарионовича, когда Берия, вознёсшийся к вершине власти, произносил свою речь с Мавзолея, у вчерашнего министра госбезопасности Игнатьева случился сердечный приступ, его увезли в больницу. Зато уверенно почувствовал себя Гоглидзе, обогретый другом Лаврентием. Но не надолго. Через несколько месяцев он будет арестован вслед за Берией и разделит его участь. А молодой следователь Зайцев, оказавшийся меж двух огней, был отстранён от дел, над ним нависла такая угрозы, что вынужден был, по совету старших товарищей, сменить место работы, забиться в какую-то щель. Понимая, что Берия и Гоглидзе не оставят его в покое, Зайцев написал несколько писем с изложением того, чему был свидетелем. На случай ареста. Одно из писем передал Михаилу Александровичу Шолохову, рассчитывая на его честность, смелость и авторитет. Если не сможет защитить, то хоть известно будет, почему пострадал человек. К счастью, за тот короткий срок, когда Берия был всевластен, ни он, ни Гоглидзе до Зайцева не добрались, — были заботы поважнее. Знаю, что потом Зайцев давал показания в Комиссии по расследованию деятельности Берии. А затем затерялся где-то на безмерных наших просторах.
28
Иосиф Виссарионович вёл своё наступление активно и энергично. Но и враг опомнился, поднял голову. Ответный удар был нанесён с неожидаемой стороны и, при кажущейся невеликости, оказался очень болезненным. 17 февраля внезапно скончался человек, не подверженный никаким болезням, отвечавший за охрану Кремля, — молодой генерал Пётр Косынкин. Заключение врачей, производивших вскрытие, было однозначным — отравление.
Смерть Косынкина — это не только гибель надёжного соратника, но и точно рассчитанный болезненный укол психики Сталина. Ему дали понять, какими возможностями обладает противник. Одумайся, мол, остановись. Подозрительность Иосифа Виссарионовича, и без того повышенная, ещё более обострилась. Как же не думать об опасности, если она реальна! Пищу, в том числе воду, принимал с различными осторожностями. Приготовленное блюдо обязательно отведывал повар, его помощники — в присутствии охраны и специалиста по ядам доктора Дьякова. Затем термос или свёрток опечатывался и доставлялся к столу. Неприятно было все это.
Развязка приближалась. На воскресный день 1 марта 1953 года Сталин наметил секретную встречу с теми, кому абсолютно доверял и на поддержку которых рассчитывал. Это партийно-политические деятели: Председатель Верховного Совета СССР Шверник, заместитель Председателя Совета Министров и председатель Госплана СССР Сабуров, недавний министр иностранных дел и главный редактор «Правды» Шепилов, известный юрист и дипломат Вышинский, способный обеспечить правовую основу любого мероприятия. Это высшие военные руководители страны, олицетворявшие армию и флот: министр Вооружённых сил СССР Василевский, министр Военно-морского флота адмирал Кузнецов, маршалы Жуков, Конев и Тимошенко. А также генерал Василий Сталин. Если не изменяет память — Клемент Готвальд. Молотов был болен — гриппозная пневмония. Маршала Рокоссовского не пригласили по той причине, что он был в то время министром национальной обороны и заместителем Председателя Совета Министров Польской Народной Республики. Его срочный вызов из Варшавы мог бы нарушить секретность совещания. А готовилось оно в такой тайне, что даже место выбрано было не на дачах Сталина, где имелись соглядатаи Берии, а в небольшом посёлке поблизости от «Блинов». Предосторожность не излишняя: на совещании должен был решиться вопрос о ликвидации заговора, назревшего в стране, об аресте почти всех членов Бюро Президиума ЦК КПСС (так называлось Политбюро после XIX съезда партии, на котором, кстати, была упразднена должность Генерального секретаря, а Иосиф Виссарионович стал просто членом Бюро и секретарём ЦК). Ну, и предстояли большие изменения в руководстве партии, государства, охранно-карательных органов.
Первые сообщения обо всем этом, в соответствующей интерпретации, должны были, кроме «Правды», дать ещё пять газет, ориентируя в обстановке людей, в чьих руках было оружие и власть. Среди этих органов печати центральная газета ВМФ «Красный флот», где незыблем был авторитет адмирала Кузнецова, центральная газета ВВС «Сталинский сокол», для которой главной фигурой был свой человек — авиатор Василий Сталин, И газета Добровольного общества содействия армии, авиации и флоту (ДОСААФ) «Патриот Родины», которую курировал Ворошилов, авиационный отдел которой тесно контактировал с тем же Василием Сталиным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321 322 323 324 325 326 327 328 329 330 331 332 333 334 335 336 337 338 339 340 341 342 343 344