душевая кабина river
Д. Лелюшенко 21-й механизированный корпус. Гроза грянула, а корпус не имел ещё половины техники, совсем не было артиллерии. А как без неё против танков?! Вот парадокс: пушки в Идрице есть, сто единиц, на два артиллерийских полка, но взять их нельзя, они числятся в резерве Главного Командования. Надо было обращаться в Москву, добиваться. Время требовалось. А Грызлов распорядился — берите немедленно. Лелюшенко не мог решить этот вопрос, другие генералы не могли, а представитель Генштаба взял на себя ответственность. Девяносто пять орудий были переданы мехкорпусу и очень помогли ему в завязавшихся боях, особенно в борьбе с танками. Что бы делал Лелюшенко без этих орудий?!
Да, удачный случай. Молодец Грызлов. И все же, посчитав, что «группа советников» долго не просуществует, я не ошибся. Сталин не любил общаться с новыми людьми. Кроме того, советник по долгу службы был обречён говорить Сталину только правду, а в первое военное лето она была очень горькой. Далеко не каждый отважился излагать истину под жёстким взглядом Сталина, не считаясь с его настроением. Так их можно пересчитать на пальцах. Шапошников, Жуков, Кузнецов, Ватутин, Василевский… Даже Будённый и Ворошилов предпочитали отмалчиваться либо смягчать свои доклады. В общем, «группа советников» постепенно растаяла, растворилась и больше не возобновлялась. Но тогда, в июле, она действовала, присматриваясь к советникам, я убедился, что они хорошие специалисты, объективные люди, стремящиеся осмыслить реальное положение, выработать рекомендации. Мне оставалось только помалкивать да делать свои выводы.
Почему наши истребители не сумели среди бела дня догнать и уничтожить вражеский самолёт? Прежде всего, подвела плохая связь, о самолёте сообщили с большим опозданием, когда он значительно удалился от наших аэродромов (значит, у лётчиков, как и у зенитчиков, связь — узкое место, подчеркнул я для себя. Надо обязательно выяснить возможность использования гражданских линий). Далее. Полки 6-го авиакорпуса имели на вооружении в основном истребители «И-16». Эти монопланы ещё недавно считались хорошими скоростными самолётами. В небе Испании фашистские лётчики шарахались от них, опасаясь вступать в единоборство. Но прошло немного времени, и бои на Халхин-Голе показали, что японские истребители действуют против наших на равных. А спустя ещё два года, к началу войны с Германией, мы уже значительно уступали немецкой технике. Новых машин, которые превосходили гитлеровские самолёты, промышленность выпускала ещё мало. Новые машины шли на укомплектование авиационных полков первой линии и, как мы знаем, погибли. А теперь немцы уже в Минске и даже ближе, реальная угроза воздушного нападения нависла над нашей столицей.
Опыт подсказывал, что атаковать вражеская авиация будет не только в светлое время суток, но скорее всего ночью. Немецкие лётчики привычны к ночным действиям. А большинство лётчиков 6-го авиакорпуса, в основном молодёжь, действовать в темноте не обучены. Лишь в 11-м истребительном полку практиковались ночные полёты. Да и машины были лучше, чем в других частях; успели освоить «яки».
Как же быть в такой ситуации? Я впервые обратился с вопросом к полковнику Климову:
— Есть в корпусе лётчики с боевым опытом, воевавшие в Монголии или Финляндии?
— Да. Но немного.
— Хватит на две эскадрильи?
— Но тогда в полках останутся лишь новички, — насторожённо ответил Климов. Понятна была его тревога, однако меня беспокоило общее положение дел в Московской зоне. Может, сегодня, может, через неделю или две, лучше позже, чем раньше, фашисты бросят на нашу столицу авиацию. Десятки, а то и сотни вражеских бомбардировщиков устремятся к Москве, и скорее всего ночью. Зенитная артиллерия нанесёт им какой-то урон, частично рассеет их, а как с теми, которые прорвутся через заслон зенитного огня? Справятся ли с ними наши виртуозы, единицами поднявшиеся с разных аэродромов?! На это трудно рассчитывать.
У меня зрело такое предложение. Собрать всех опытных лётчиков, в том числе инструкторов, лётчиков-испытателей в три эскадрильи, посадить на наши отличные машины и дислоцировать на самых опасных направлениях. Это необходимо не только для того, чтобы спасти столицу от бомбовых ударов, но и для психологического давления на немецких пилотов. Они с первого же налёта должны понять — лёгкой прогулки не будет ни днём ни ночью. Будет кровавый бой, будет схватка с лётчиками, ни в чем не уступающими им. Чтобы с опаской, со страхом летел немец к Москве, думая не о том, как прицельно положить бомбы на объект, а о том, удастся ли вернуться живым…
Поделившись своими соображениями с полковником Климовым, я поторопился в Москву. Была уже ночь. Составив короткую записку с выводами и предложениями, пошёл к Иосифу Виссарионовичу на доклад. Он принял меня в комнате за кабинетом. Мой почерк и стиль были ему хорошо знакомы, он сразу уловил суть, задал несколько уточняющих вопросов. По ним я понял, что он уже знаком с обстановкой. Знал даже количество орудий, которые можно сегодня дать подмосковным зенитчикам. Спросил его:
— Больше я вам не нужен?
— Устали? Домой?
— Да. Наездился.
— А я не устал? — вырвалось у него. — А мы с товарищем Поскребышевым из железа?! Он за столом уснул…
Внимательно посмотрел на Иосифа Виссарионовича. Лицо его было серым, под глазами набрякли мешки. Опущены плечи, шея казалась длиннее. Он ведь старше меня, а ему не у кого взять разрешение на отдых…
— Подумал, что никакой пользы, — извиняющимся тоном начал я, но он прервал мягко.
— Ничего, извините… Не сдержался. Трудно одному, Николай Алексеевич. Не успеваю охватить, сосредоточиться, вникнуть… Отдохните, пожалуйста, здесь. Сейчас будем обсуждать, как укрепить воздушную оборону Москвы. Могут возникнуть вопросы.
Выпив стакан чая, Сталин ушёл в кабинет. Дважды в ту ночь он обращался ко мне за какими-то уточнениями. Вероятно, не очень существенными, иначе я запомнил бы. Думаю, он вполне мог обойтись без меня, но, работая на пределе, чувствовал себя, наверно, увереннее и спокойнее, зная, что я рядом, за дверью.
Многими разными делами занимался в те сутки Сталин. Я же был участником лишь одного события. 9 июля 1941 года Государственный Комитет Обороны принял постановление «О противовоздушной обороне Москвы», в котором была намечена широкая, конкретная программа увеличения оборонительных сил и средств. Эта программа начала выполняться немедленно. Я был доволен тем, что в ней были учтены все мои предложения. За короткий срок в 1-м корпусе ПВО количество зенитных орудий среднего калибра возросло до 800, малого калибра — до 250, появилось большое количество новых постов ВНОС. Численность самолётов в 6-м истребительном авиакорпусе достигла 585, причём на пополнение пришли боевые машины нового образца. Теперь мы более спокойно могли смотреть в наше московское небо.
10
Сталин предложил: при первой же попытке немцев нанести бомбовый удар по нашей столице члены Государственного Комитета Обороны посетят командный пункт Московской зоны противовоздушной обороны, чтобы на месте познакомиться с его деятельностью, возможностями и потребностями. Был и другой аспект. Никто не мог представить, какой силы будет удар, какие вызовет жертвы и разрушения. Не применят ли гитлеровцы отравляющие вещества? При всех условиях командный пункт ПВО был самым надёжным убежищем. Оборудованный на глубине 50 метров под одним из домов в центре города, он имел автономное жизнеобеспечение, свой источник энергии, фильтры для очистки воздуха, запасы воды, продовольствия. И, что очень важно, надёжные линии связи.
Своевременно оповестить Сталина и других членов ГКО поручено было мне. На командном пункте ПВО постоянно дежурили люди, которые точно знали, когда и где нахожусь я или мой дублёр из группы советников. Однако день проходил за днём, ночь за ночью, я успел по заданию Сталина ещё раз съездить на фронт, а немецкая авиация не появлялась. Это было тем более странно, что отдельные гитлеровские самолёты проникали значительно восточное Москвы: была, например, отмечена бомбёжка воинского эшелона, следовавшего из Горького. Напряжение в ПВО ослабевало, я слышал разговоры о том, что немцы, дескать, не решаются бросить авиацию на Москву, опасаясь потерь, что у них не хватает сил, растянутых по фронту. Будучи не согласен с таким мнением, я всюду, где мог, повторял: нельзя терять бдительность ни на минуту, немцы — фокусники, они обязательно придумают какую-нибудь пакость. Хватит с нас одного внезапного нападения.
Спустя время из опроса пленных лётчиков, из других каналов мы узнали, что гитлеровское командование готовило воздушный удар по Москве неторопливо и тщательно, придавая этому акту не только военное, но и большое политическое значение. Весь мир должен был узнать о том, как германские военно-воздушные силы стирают с лица земли древнюю русскую столицу. Узнать и устрашиться. На Москву нацелены были бомбардировочные эскадры 2-го воздушного флота, укомплектованные новейшими машинами — "Хейнкель-111 " и «Юнкерс-88», опытными лётчиками, бомбившими многие города Европы. Не только асы из авиационных эскадр «Вевер» и «Легион Кондор» были там, но и эскадра особого назначения «Риф» — все они прославились в небе Испании, Польши, Греции, Франции, Югославии, Англии. Немцы рассчитывали с первого раза подавить нас количеством и мастерством. А нанести этот удар было приказано ровно через месяц после начала войны.
Вечером 21 июля я находился в комнате связи по соседству с кабинетом Сталина. По телеграфу начали поступать первые вечерние сводки с фронтов. Сидя за маленьким столиком у окна, я занимался этими сообщениями, делая пометки на своей карте и короткие записи в блокноте. Солнце уже склонилось до уровня крыш, но было ещё достаточно светло, электричество не зажигали. Это ведь не просто, как в мирное время, включил лампочки и продолжай работать. Надо для светомаскировки наглухо закрыть, зашторить окна, отрезать себя от мира, остаться без свежего воздуха, без вечерней зари, без звёзд…
Меня позвали к телефону. Спецдежурный командного пункта противовоздушной обороны сообщил ровным, казённо-спокойным голосом, в котором все же угадывалось напряжение:
— В двадцать один ноль-ноль над Смоленском прошли немецкие бомбардировщики. Курс на Москву.
Я бросил взгляд на часы: двадцать один час две минуты — отлично сработало оповещение.
— Сколько?
— Первая волна примерно шестьдесят машин. На подходе вторая. Высота первой волны четыре тысячи метров, второй — пять тысяч.
Черт с ней, с высотой!
— Когда они будут над Москвой?
— В зону зенитного огня одиночные самолёты-разведчики войдут через час двадцать пять минут.
— Значит, над Москвой не раньше, чем через полтора часа?
— Так точно. Сообщение принято?
Я подтвердил.
При сигнале «Воздух» все другие заботы отходят на второй план. Быстро — в приёмную Сталина. Сказал об опасности Поскребышеву, у того растерянно забегали глаза.
— Сообщите сами?
— Да. Оповещайте членов ГКО.
Сталин был занят какими-то бумагами и не сразу, а медленно, заторможенно воспринял, осмыслил мои слова. Поморщился — оторвали его от размышлений.
— Не будем торопиться, — произнёс он. — Мне ещё надо поработать. Пусть члены Политбюро… Члены ГКО, — поправился Сталин, — пусть они соберутся здесь через час.
— Через сорок минут, — уточнил я.
— Хорошо, Николай Алексеевич, — только теперь я уловил его тревогу. — Мы успеем?
— Вполне.
— Вчера фашисты впервые пытались бомбить Ленинград. Сегодня — нас. Это что-то новое, над чем следует подумать.
— Новое, — сказал я. — Немцы, вероятно, считают, что приграничные сражения закончены. И это действительно так. Начинается следующий этап. Фашисты нацеливают свои силы на три главных объекта, на три наших столицы: на Москву, на Киев, на Ленинград. Аэродромы передвинулись ближе — это существенное условие.
— Спасибо, Николай Алексеевич, ви-и помогли нам понять эту грань, будем учитывать эти обстоятельства.
В исторической, в мемуарной литературе мне встречались после войны примерно такие фразы: «На командный пункт ПВО прибыли члены. ГКО. Командующий Московской зоной ПВО генерал М. С. Громадин и командир 1-го корпуса ПВО генерал Д. А. Журавлёв доложили воздушную обстановку…» Попробую хоть чуть-чуть раскрыть то, что стоит за сухими строчками.
Среди членов ГКО не оказалось тогда начальника Генштаба Г. К. Жукова, — вероятно, он находился на фронте. Некоторые другие члены, впервые очутившиеся в оборудованном подземелье, были явно ошеломлены увиденным, обилием новой, незнакомой им техники. Особенно привлекал внимание большой светоплан, на котором отражалась воздушная обстановка (не только строй вражеских самолётов, но даже их типы). Почти непрерывно звучал репродуктор — докладывала разведка из разных точек Подмосковья. Я уже писал о том, насколько велики были наши достижения в радиотехнике. Это уж после войны, восстанавливая разрушенную страну, мы, жестоко пострадавшие, отстали от других государств, почти ничего не потерявших во время мирового пожара или, наоборот, разжиревших на чужих бедах. А в сорок первом году, напомню, у нас были хорошие радиолокационные станции, каких не имела ни одна другая держава. Эти станции предупредили ленинградскую ПВО о первом налёте гитлеровской авиации. Такая же станция располагалась и в секторе 193-го зенитно-артиллерийского полка майора Кикнадзе.
Иосиф Виссарионович, как и я, был хорошо знаком с новой техникой, она не удивляла его. Нас (сужу в основном по себе) обуревали иные чувства. Мы в безопасности. А как же те люди, которые остались на поверхности, в домах — миллионы москвичей? Тысячи авиабомб обрушатся на них, не исключено, что немцы применят химическое оружие. Что мы увидим утром? Руины и трупы?
Надо понять, со временем все выяснится: и результативность авианалетов, и возможности нашей противовоздушной обороны, но тогда это было впервые, мы ещё ничего не представляли себе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321 322 323 324 325 326 327 328 329 330 331 332 333 334 335 336 337 338 339 340 341 342 343 344
Да, удачный случай. Молодец Грызлов. И все же, посчитав, что «группа советников» долго не просуществует, я не ошибся. Сталин не любил общаться с новыми людьми. Кроме того, советник по долгу службы был обречён говорить Сталину только правду, а в первое военное лето она была очень горькой. Далеко не каждый отважился излагать истину под жёстким взглядом Сталина, не считаясь с его настроением. Так их можно пересчитать на пальцах. Шапошников, Жуков, Кузнецов, Ватутин, Василевский… Даже Будённый и Ворошилов предпочитали отмалчиваться либо смягчать свои доклады. В общем, «группа советников» постепенно растаяла, растворилась и больше не возобновлялась. Но тогда, в июле, она действовала, присматриваясь к советникам, я убедился, что они хорошие специалисты, объективные люди, стремящиеся осмыслить реальное положение, выработать рекомендации. Мне оставалось только помалкивать да делать свои выводы.
Почему наши истребители не сумели среди бела дня догнать и уничтожить вражеский самолёт? Прежде всего, подвела плохая связь, о самолёте сообщили с большим опозданием, когда он значительно удалился от наших аэродромов (значит, у лётчиков, как и у зенитчиков, связь — узкое место, подчеркнул я для себя. Надо обязательно выяснить возможность использования гражданских линий). Далее. Полки 6-го авиакорпуса имели на вооружении в основном истребители «И-16». Эти монопланы ещё недавно считались хорошими скоростными самолётами. В небе Испании фашистские лётчики шарахались от них, опасаясь вступать в единоборство. Но прошло немного времени, и бои на Халхин-Голе показали, что японские истребители действуют против наших на равных. А спустя ещё два года, к началу войны с Германией, мы уже значительно уступали немецкой технике. Новых машин, которые превосходили гитлеровские самолёты, промышленность выпускала ещё мало. Новые машины шли на укомплектование авиационных полков первой линии и, как мы знаем, погибли. А теперь немцы уже в Минске и даже ближе, реальная угроза воздушного нападения нависла над нашей столицей.
Опыт подсказывал, что атаковать вражеская авиация будет не только в светлое время суток, но скорее всего ночью. Немецкие лётчики привычны к ночным действиям. А большинство лётчиков 6-го авиакорпуса, в основном молодёжь, действовать в темноте не обучены. Лишь в 11-м истребительном полку практиковались ночные полёты. Да и машины были лучше, чем в других частях; успели освоить «яки».
Как же быть в такой ситуации? Я впервые обратился с вопросом к полковнику Климову:
— Есть в корпусе лётчики с боевым опытом, воевавшие в Монголии или Финляндии?
— Да. Но немного.
— Хватит на две эскадрильи?
— Но тогда в полках останутся лишь новички, — насторожённо ответил Климов. Понятна была его тревога, однако меня беспокоило общее положение дел в Московской зоне. Может, сегодня, может, через неделю или две, лучше позже, чем раньше, фашисты бросят на нашу столицу авиацию. Десятки, а то и сотни вражеских бомбардировщиков устремятся к Москве, и скорее всего ночью. Зенитная артиллерия нанесёт им какой-то урон, частично рассеет их, а как с теми, которые прорвутся через заслон зенитного огня? Справятся ли с ними наши виртуозы, единицами поднявшиеся с разных аэродромов?! На это трудно рассчитывать.
У меня зрело такое предложение. Собрать всех опытных лётчиков, в том числе инструкторов, лётчиков-испытателей в три эскадрильи, посадить на наши отличные машины и дислоцировать на самых опасных направлениях. Это необходимо не только для того, чтобы спасти столицу от бомбовых ударов, но и для психологического давления на немецких пилотов. Они с первого же налёта должны понять — лёгкой прогулки не будет ни днём ни ночью. Будет кровавый бой, будет схватка с лётчиками, ни в чем не уступающими им. Чтобы с опаской, со страхом летел немец к Москве, думая не о том, как прицельно положить бомбы на объект, а о том, удастся ли вернуться живым…
Поделившись своими соображениями с полковником Климовым, я поторопился в Москву. Была уже ночь. Составив короткую записку с выводами и предложениями, пошёл к Иосифу Виссарионовичу на доклад. Он принял меня в комнате за кабинетом. Мой почерк и стиль были ему хорошо знакомы, он сразу уловил суть, задал несколько уточняющих вопросов. По ним я понял, что он уже знаком с обстановкой. Знал даже количество орудий, которые можно сегодня дать подмосковным зенитчикам. Спросил его:
— Больше я вам не нужен?
— Устали? Домой?
— Да. Наездился.
— А я не устал? — вырвалось у него. — А мы с товарищем Поскребышевым из железа?! Он за столом уснул…
Внимательно посмотрел на Иосифа Виссарионовича. Лицо его было серым, под глазами набрякли мешки. Опущены плечи, шея казалась длиннее. Он ведь старше меня, а ему не у кого взять разрешение на отдых…
— Подумал, что никакой пользы, — извиняющимся тоном начал я, но он прервал мягко.
— Ничего, извините… Не сдержался. Трудно одному, Николай Алексеевич. Не успеваю охватить, сосредоточиться, вникнуть… Отдохните, пожалуйста, здесь. Сейчас будем обсуждать, как укрепить воздушную оборону Москвы. Могут возникнуть вопросы.
Выпив стакан чая, Сталин ушёл в кабинет. Дважды в ту ночь он обращался ко мне за какими-то уточнениями. Вероятно, не очень существенными, иначе я запомнил бы. Думаю, он вполне мог обойтись без меня, но, работая на пределе, чувствовал себя, наверно, увереннее и спокойнее, зная, что я рядом, за дверью.
Многими разными делами занимался в те сутки Сталин. Я же был участником лишь одного события. 9 июля 1941 года Государственный Комитет Обороны принял постановление «О противовоздушной обороне Москвы», в котором была намечена широкая, конкретная программа увеличения оборонительных сил и средств. Эта программа начала выполняться немедленно. Я был доволен тем, что в ней были учтены все мои предложения. За короткий срок в 1-м корпусе ПВО количество зенитных орудий среднего калибра возросло до 800, малого калибра — до 250, появилось большое количество новых постов ВНОС. Численность самолётов в 6-м истребительном авиакорпусе достигла 585, причём на пополнение пришли боевые машины нового образца. Теперь мы более спокойно могли смотреть в наше московское небо.
10
Сталин предложил: при первой же попытке немцев нанести бомбовый удар по нашей столице члены Государственного Комитета Обороны посетят командный пункт Московской зоны противовоздушной обороны, чтобы на месте познакомиться с его деятельностью, возможностями и потребностями. Был и другой аспект. Никто не мог представить, какой силы будет удар, какие вызовет жертвы и разрушения. Не применят ли гитлеровцы отравляющие вещества? При всех условиях командный пункт ПВО был самым надёжным убежищем. Оборудованный на глубине 50 метров под одним из домов в центре города, он имел автономное жизнеобеспечение, свой источник энергии, фильтры для очистки воздуха, запасы воды, продовольствия. И, что очень важно, надёжные линии связи.
Своевременно оповестить Сталина и других членов ГКО поручено было мне. На командном пункте ПВО постоянно дежурили люди, которые точно знали, когда и где нахожусь я или мой дублёр из группы советников. Однако день проходил за днём, ночь за ночью, я успел по заданию Сталина ещё раз съездить на фронт, а немецкая авиация не появлялась. Это было тем более странно, что отдельные гитлеровские самолёты проникали значительно восточное Москвы: была, например, отмечена бомбёжка воинского эшелона, следовавшего из Горького. Напряжение в ПВО ослабевало, я слышал разговоры о том, что немцы, дескать, не решаются бросить авиацию на Москву, опасаясь потерь, что у них не хватает сил, растянутых по фронту. Будучи не согласен с таким мнением, я всюду, где мог, повторял: нельзя терять бдительность ни на минуту, немцы — фокусники, они обязательно придумают какую-нибудь пакость. Хватит с нас одного внезапного нападения.
Спустя время из опроса пленных лётчиков, из других каналов мы узнали, что гитлеровское командование готовило воздушный удар по Москве неторопливо и тщательно, придавая этому акту не только военное, но и большое политическое значение. Весь мир должен был узнать о том, как германские военно-воздушные силы стирают с лица земли древнюю русскую столицу. Узнать и устрашиться. На Москву нацелены были бомбардировочные эскадры 2-го воздушного флота, укомплектованные новейшими машинами — "Хейнкель-111 " и «Юнкерс-88», опытными лётчиками, бомбившими многие города Европы. Не только асы из авиационных эскадр «Вевер» и «Легион Кондор» были там, но и эскадра особого назначения «Риф» — все они прославились в небе Испании, Польши, Греции, Франции, Югославии, Англии. Немцы рассчитывали с первого раза подавить нас количеством и мастерством. А нанести этот удар было приказано ровно через месяц после начала войны.
Вечером 21 июля я находился в комнате связи по соседству с кабинетом Сталина. По телеграфу начали поступать первые вечерние сводки с фронтов. Сидя за маленьким столиком у окна, я занимался этими сообщениями, делая пометки на своей карте и короткие записи в блокноте. Солнце уже склонилось до уровня крыш, но было ещё достаточно светло, электричество не зажигали. Это ведь не просто, как в мирное время, включил лампочки и продолжай работать. Надо для светомаскировки наглухо закрыть, зашторить окна, отрезать себя от мира, остаться без свежего воздуха, без вечерней зари, без звёзд…
Меня позвали к телефону. Спецдежурный командного пункта противовоздушной обороны сообщил ровным, казённо-спокойным голосом, в котором все же угадывалось напряжение:
— В двадцать один ноль-ноль над Смоленском прошли немецкие бомбардировщики. Курс на Москву.
Я бросил взгляд на часы: двадцать один час две минуты — отлично сработало оповещение.
— Сколько?
— Первая волна примерно шестьдесят машин. На подходе вторая. Высота первой волны четыре тысячи метров, второй — пять тысяч.
Черт с ней, с высотой!
— Когда они будут над Москвой?
— В зону зенитного огня одиночные самолёты-разведчики войдут через час двадцать пять минут.
— Значит, над Москвой не раньше, чем через полтора часа?
— Так точно. Сообщение принято?
Я подтвердил.
При сигнале «Воздух» все другие заботы отходят на второй план. Быстро — в приёмную Сталина. Сказал об опасности Поскребышеву, у того растерянно забегали глаза.
— Сообщите сами?
— Да. Оповещайте членов ГКО.
Сталин был занят какими-то бумагами и не сразу, а медленно, заторможенно воспринял, осмыслил мои слова. Поморщился — оторвали его от размышлений.
— Не будем торопиться, — произнёс он. — Мне ещё надо поработать. Пусть члены Политбюро… Члены ГКО, — поправился Сталин, — пусть они соберутся здесь через час.
— Через сорок минут, — уточнил я.
— Хорошо, Николай Алексеевич, — только теперь я уловил его тревогу. — Мы успеем?
— Вполне.
— Вчера фашисты впервые пытались бомбить Ленинград. Сегодня — нас. Это что-то новое, над чем следует подумать.
— Новое, — сказал я. — Немцы, вероятно, считают, что приграничные сражения закончены. И это действительно так. Начинается следующий этап. Фашисты нацеливают свои силы на три главных объекта, на три наших столицы: на Москву, на Киев, на Ленинград. Аэродромы передвинулись ближе — это существенное условие.
— Спасибо, Николай Алексеевич, ви-и помогли нам понять эту грань, будем учитывать эти обстоятельства.
В исторической, в мемуарной литературе мне встречались после войны примерно такие фразы: «На командный пункт ПВО прибыли члены. ГКО. Командующий Московской зоной ПВО генерал М. С. Громадин и командир 1-го корпуса ПВО генерал Д. А. Журавлёв доложили воздушную обстановку…» Попробую хоть чуть-чуть раскрыть то, что стоит за сухими строчками.
Среди членов ГКО не оказалось тогда начальника Генштаба Г. К. Жукова, — вероятно, он находился на фронте. Некоторые другие члены, впервые очутившиеся в оборудованном подземелье, были явно ошеломлены увиденным, обилием новой, незнакомой им техники. Особенно привлекал внимание большой светоплан, на котором отражалась воздушная обстановка (не только строй вражеских самолётов, но даже их типы). Почти непрерывно звучал репродуктор — докладывала разведка из разных точек Подмосковья. Я уже писал о том, насколько велики были наши достижения в радиотехнике. Это уж после войны, восстанавливая разрушенную страну, мы, жестоко пострадавшие, отстали от других государств, почти ничего не потерявших во время мирового пожара или, наоборот, разжиревших на чужих бедах. А в сорок первом году, напомню, у нас были хорошие радиолокационные станции, каких не имела ни одна другая держава. Эти станции предупредили ленинградскую ПВО о первом налёте гитлеровской авиации. Такая же станция располагалась и в секторе 193-го зенитно-артиллерийского полка майора Кикнадзе.
Иосиф Виссарионович, как и я, был хорошо знаком с новой техникой, она не удивляла его. Нас (сужу в основном по себе) обуревали иные чувства. Мы в безопасности. А как же те люди, которые остались на поверхности, в домах — миллионы москвичей? Тысячи авиабомб обрушатся на них, не исключено, что немцы применят химическое оружие. Что мы увидим утром? Руины и трупы?
Надо понять, со временем все выяснится: и результативность авианалетов, и возможности нашей противовоздушной обороны, но тогда это было впервые, мы ещё ничего не представляли себе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321 322 323 324 325 326 327 328 329 330 331 332 333 334 335 336 337 338 339 340 341 342 343 344