(К сожалению, Александр Сергеевич Щербаков, как говорится, сгорел на работе и скончался в победном сорок пятом году.)
— Что будем делать с Большим театром? — спросил Иосиф Виссарионович. — Ваши соображения, товарищи?
— Большой театр — гордость нашей столицы, — переводя дыхание, ответил Щербаков. — Ремонт будем продолжать. Создали бригаду для реставрационных работ.
— Кто возглавляет?
— Художник Корин.
— Со всей семьёй, — подсказал Пронин. — Четверо Кориных да ещё трое Чураковых. За позолоту отвечает Пашков, за лепнину — скульптор Мотовилов.
— Фамилии известные, — одобрил Иосиф Виссарионович. — Материалы? Сроки?
— Материалы изыщем, — это опять Щербаков. — Ориентировочный срок — два года.
— Полтора, — укоротил Сталин. — Мы дадим все, что потребуется. Объясните людям, что их работа не менее важна, чем успехи на фронте. Вы хотите спросить, товарищ Пронин?
— Надо отозвать несколько специалистов из армии и с военного завода.
— Отзовите только самых необходимых. Привлекайте для реставрации женщин, у них хорошие руки… Следующий раз обсудим положение в сентябре. У меня все.
После этого разговора работы по восстановлению Большого театра начали нарастать с каждым месяцем. Реставраторы и строители трудились по двенадцать часов в сутки, многие и ночевали прямо там, в театре. К лету сорок третьего года стало ясно, что восстановители укладываются в намеченный срок. Заядлые московские театралы взволнованно обсуждали каждую новость, гадали о дне открытия. В Большом новый сезон, первый военный сезон, это же великолепно! И никто не удивился, когда стало известно: основная труппа готовит к открытию театра оперу «Иван Сусанин», самую подходящую и по времени, и по обстановке.
Оперу дали 26 сентября 1943 года, она стала заметным событием в жизни страны, подняла общий тонус, укрепила веру в победу. Я сейчас не могу точно сказать, был ли на первой постановке Иосиф Виссарионович или другие дела отвлекли его, но он, во всяком случае, собирался присутствовать. Помните, позаботился о том, чтобы по столь торжественному случаю буфет Большого был обеспечен шампанским.
И ещё две подробности, связанные у меня с открытием театра. Так получилось, что к этому времени готов был маршальский мундир Иосифа Виссарионовича — это воинское звание он получил после разгрома немцев под Сталинградом. Роскошный наряд со сверкающими погонами, с золотым шитьём, с лампасами на брюках и прочими аксессуарами. Подогнан был хорошо. И новые ботинки, и новая красивая фуражка. Сталин даже несколько оторопел, увидев себя в большом трюмо. Этакий невысокий элегантный маршал с седыми бровями, с серебром на висках. Чувствовалось — понравилось. Иосиф Виссарионович не любил привыкать к обновам, «носил он китель и в пир и в мир, но облачился вдруг в мундир». Словно помолодел, вглядываясь в зеркало заблестевшими глазами. И вроде застеснялся передо мной, или разволновался: непривычно порозовели изжелта-смуглые щеки.
— Не слишком ли броско, Николай Алексеевич? На кого я похож?
— Всей статью шибаете на царского генерала Фицхелаурова, — пошутил я, но Сталин был в таком состоянии, что юмор до него не дошёл.
— Очень похож?
— Внешне один к одному!
— Это казачий генерал, которого мы опрокинули под Царицыном, — припомнил Иосиф Виссарионович. — Боевой был генерал, однако мы с ним управились… И усомнился: — Хорошо ли, когда такая схожесть?
— Так ведь внешне. Форма — она нивелирует.
— Теперь можно и за мемуары садиться, — прищурился Сталин, явно обретая себя. — Воспоминания под названием «От солдата до маршала».
— Ни в коем случае. Во-первых, это стандартный путь, и заглавие тоже…
— А во-вторых?
— Иосиф Виссарионович, вы же единственный человек в мире, который от досолдатского звания, от ратника, от ополченца, минуя все другие ступени, шагнул сразу в маршалы.
— Чему вы так радуетесь, Николай Алексеевич?
— Тому, что .дожили мы до этого славного дня. Тому, что на «Ивана Сусанина» Верховный Главнокомандующий пойдёт в мундире, который очень к лицу — это совершенно серьёзно.
— Ни в коем случае! — возразил Сталин.
— Почему? Непривычно?
— Для всех непривычно, — теперь уже шутил он. — Куда зрители смотреть будут? Не на сцену, а на мундир смотреть будут. Интересно, как товарищ Сталин вырядился?! Спектакль сорвём. Нет уж, дорогой Николай Алексеевич! Мундир хорош, спору нет. Для торжественных приёмов. Для парада. Для официальных встреч — иностранцам в глаза пыль пустить. Так что пока он без надобности. В шкафу повисит.
И облачился опять в привычный свой китель. Однако маршальские погоны по долгу службы носил.
Ну и последнее, что связано у меня с открытием Большого театра. Неожиданные сложности возникли при распределении билетов. Желающих оказалось во много раз больше, чем мог вместить зал. Соскучились, заждались театралы, их стремление было понятно. Однако проявилось ещё и то, чего не замечали раньше. Некое соревнование престижей. Особенно среди жён и взрослых детей руководства высокого ранга. Попасть на открытие, на первую постановку означало для них подчеркнуть своё положение в столичной элите, закрепиться в ней — этим были озабочены прежде всего те, кто вернулся из эвакуации и ещё не утвердился в изменившейся Москве. Но, увы, сплошные разочарования!
Определяя дату открытия театра, Сталин, Щербаков и Пронин договорились и о распределении билетов. В первую очередь — ремонтникам и реставраторам театра, воинам из госпиталей или прибывшим с фронта за получением наград, деятелям культуры, лучшим рабочим, служащим, подмосковным колхозникам. Броня ЦК партии, броня Наркомата иностранных дел. Для других вроде бы ничего не оставалось, и все же на премьеру попало немало околокремлевских дам: через мужей, через родственников, другими разными путями. Поскребышев, самолично занимавшийся цековской броней, возроптал: «Одни неприятности с этими билетами! Звонят, просят, обижаются! Врагов наживу…» И, тяжело вздохнув, передал мне конверт с приглашениями на три лица без указания фамилий — как я заказывал.
Конечно, и дорогая мне женщина Анна Ивановна, и дочь-десятиклассница с удовольствием побывали бы на спектакле. И сам тоже. Я, правда, не горячий поклонник «Ивана Сусанина», предпочитаю слушать и смотреть «Лебединое озеро», «Евгения Онегина», «Князя Игоря», но дело-то было не в том, что на сцене, а когда и где. Присутствовать на военном возрождении Большого было бы и славно, и памятно. Однако я подумал, что есть много людей, для которых это важнее и нужнее, чем для моей семьи. К тому же не нравился мне ажиотаж нового «света» И «полусвета», кои все явственнее вырисовывались в Москве. Это было ещё не очень заметно, но я-то видел. Целой свитой обросла, например, «рыбная дама» Полина Семёновна Карп-Жемчужина-Молотова, ведавшая некоторое время рыбной промышленностью. Рауты для избранных устраивала под прикрытием отца своего Самуила Борисовича Карпа, руководящего работника Госплана. Голда Меир, кстати, первый посол Израиля в СССР, а затем премьер-министр того же Израиля, была самым желанным гостем в салоне Полипы Семёновны, супруги «второго лица» в государстве. Не знаю, сколько дипломатов, скажем, удостоилось чести побывать на открытии театра, но всех своих приближённых Жемчужина-Молотова приглашениями обеспечила. Просочились, вездесущие. Противно, когда к хорошему святому делу на завершающем этапе примазывается дрянь по принципу: вы трудитесь, а мы вместе с вами порадуемся успеху.
Дочь и Анна Ивановна поняли меня, особенно после того, как поделился с ними задумкой, которую вынашивал уже давно. Рассказывая в этой книге о первых месяцах войны, я довольно много внимания уделил славным защитникам московского неба, воинам 193-го зенитного артиллерийского полка (с ноября 1942 года 72-й гвардейский зенитный артиллерийский полк) и его бравому командиру майору Кикнадзе Михаилу Геронтьевичу — мы с ним сошлись на короткой ноге. К этим зенитчикам возил я Александра Сергеевича Щербакова, затем своего давнего знакомца графа и генерал-лейтенанта Игнатьева Алексея Алексеевича, занимавшегося программами военных училищ и разработкой новых уставов. И того, и другого особенно интересовала работа новейшей техники — радиолокационной станции. Игнатьев даже «засёк» самолёт, чем остался очень доволен. А командир батареи и командир полка оказались достаточно тактичными, чтобы не разочаровывать пожилого генерала, «освоившего» сложную аппаратуру. Самолёт-то был наш, зенитчиков предупредили заранее.
Предполагаю, что различное начальство охотно навещало этот полк не только потому, что дела в нем шли хорошо, не только потому, что дислоцировался он близко от города и добраться не составляло трудностей, но ещё, как ни странно, отдохнуть там можно было, расслабиться, пользуясь гостеприимством майора Кикнадзе. Он был не только отличным артиллеристом, заботливым командиром-воспитателем, но и радушным человеком, хорошим хозяином, смекалистым и предприимчивым. В полку имелась различная техника: автомашины и трактора. Майор попросил местное руководство выделить 120 гектаров пустовавшей земли. Днём свободные от дежурств зенитчики, особенно из крестьян, охотно работали в поле, на огородах, построили несколько ферм. К осени сорок второго года полк перешёл на собственное довольствие, собрав богатый урожай картофеля, моркови, капусты, имея в достатке говядину и свинину, молоко и яйца, запас фуража на предстоящую зиму. Что греха таить, многие представители, в том числе и я, грешный, ездили к Кикнадзе гораздо охотнее, чем в другие части, чтобы посидеть за хорошим столом, разнообразя казённый паёк, пропустить стопку-другую, закусывая солёными огурчиками, маринованными грибами, домашним салом.
Такой вот был полк: и себя, и других кормил. Но меня опять в сторону занесло. Главной-то являлась боевая слава полка, доставшаяся ему тяжёлой ценой. Опасна была служба зенитчиков и трудна, особенно для девушек, для женщин, которых все больше становилось на батареях. Изматывали частые тревоги, дежурства у орудий и в дождь, и в жару, и в лютый мороз. Да что там говорить, 125 боев провёл полк, обороняя столицу! Не прорвавшись сквозь завесу зенитного огня, вражеские самолёты сбрасывали свой груз на позиции артиллеристов. Более 800 фугасных авиабомб от 50 килограммов до тонны и 9000 бомб зажигательных, предназначавшихся для Москвы, «принял» на свои позиции полк. А осколки собственных снарядов, железным дождём сыпавшиеся на головы зенитчиков?! Мужчинам трудно, а каково же девушкам-девчонкам, чуть старше моей дочери, которые по ночам оказывались в грохочущем аду?! Особенно молоденьким актрисам, которые после московского уюта очутились возле изрыгавших пламя и смерть орудий!
Я уже писал о том, что ещё до войны над 193-м зенитным артиллерийским полком шефствовала оперно-драматическая студия Станиславского. Связь была тесная. Естественно, что в сорок первом году актёры и работники студии, как подлежавшие призыву, так и добровольцы, попросили направить их в «свой» полк. Напомню несколько фамилий. Артисты Лифанов, Леонидов, Глебов, Беспалов, Кругляк, Головко после короткой подготовки стали командирами зенитных орудий, огневых взводов. Актрисы Давиденко и Веселова — санитарными инструкторами на батареях. Режиссёр — старший лейтенант Муромцев, — командуя взводом управления, «по совместительству» создал и возглавил самодеятельный полковой ансамбль песни и пляски. В перерывах между боями актёры отправлялись по точкам, разбросанным на значительном расстоянии. Сколько радости, когда ансамбль прибудет на батарею, где неделями, месяцами одни и те же лица, однообразные боевые будни!
Перечислил я фамилии достаточно известные, но кроме них немало было «станиславцев» совсем ещё молодых, ничем не выделявшихся, служивших на рядовых должностях. По Москве, по театру скучали они, мечтая хоть на часок вырваться в город, побывать в своей студии, узнать новости. Однако такое счастье улыбалось редко. До столицы рукой подать, но за два года лишь нескольким актёрам-зенитчикам удалось съездить в Москву. Ну и, конечно, верхом мечтаний было для них не только отправиться в город, но и попасть в Большой театр, да ещё и на его открытие после ремонта. В мирное-то время на открытие сезона не попадёшь, а в военной обстановке это было вообще за пределами воображения.
Короче говоря, написал я Михаилу Геронтьевичу Кикнадзе коротенькое письмецо, приглашая на «Ивана Сусанина» его и двух актёров-зенитчиков по его усмотрению, желательно из женщин: пусть порадуются. Запечатал письмо в конверт с билетами и отправил с офицером-порученцем по назначению. Об исполнении он доложил лишь на следующий день, в полной мере воспользовавшись гостеприимством зенитчиков. В ответной записке майор Кикнадзе извинялся за то, что по техническим причинам не смог сразу отправить порученца обратно и горячо благодарил меня за приглашение, за бесценный подарок, который «навсегда останется в сердцах трех отважных и прекрасных женщин-артиллеристов».
Все правильно: Михаил Геронтьевич был настоящим рыцарем: не только в бою, но и по образу жизни. А какой рыцарь не воспользуется возможностью уступить место даме!
15
Великая Отечественная война полностью опрокинула давно сложившееся убеждение: когда говорят пушки — музы молчат. Удивительно, что произошло это на самой огромной войне, когда грохотало больше пушек, чем во всех предыдущих войнах, взятых вместе. Музы что ли стали закаленней, выносливей, звончей?! Или дело не только в количестве пушек и громкоголосии муз, но ещё и в характере самой войны, которая, в зависимости от своей сути, подавляет или, наоборот, вдохновляет творцов-певцов, отражающих жизненные реалии?! Великая Отечественная была для нашего народа войной освободительной, ради жизни на земле. Высочайший духовный подъем, рождённый справедливой борьбой, не мог не повлиять на все виды искусства. Музы трудились. А мне по долгу службы доводилось в то время общаться если не с самими музами, то с некоторыми их избранниками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321 322 323 324 325 326 327 328 329 330 331 332 333 334 335 336 337 338 339 340 341 342 343 344