А тут и рыбаки, в том числе и ссыльные. Нацепят на большой крючок кусок звериной шкурки или материю, свёрнутую наподобие мышки, алчный таймень и заглатывает. Лучше всего наживка из сукна солдатской шинели, но при бедности, в которой жили ссыльные, об этом можно было только мечтать. Однако все равно уловы были большие, в запас.
— Какая уха… Северная рыба особая. Давно енисейской рыбы не пробовал, — прочувственно произнёс Иосиф Виссарионович.
А я нарочно поерничал:
— Угости вас теперь ухой или жареным тайменем, вы что скажете? Откуда, мол, это? Народ живёт на строгом пайке, а товарищ Сталин, злоупотребляя своим положением, питается вкусной сибирской рыбой. Почему так? Кто виноват?
— Скажу, — засмеялся Иосиф Виссарионович. — Скажу, потому что это правильно. Как товарищ Сталин сможет понять жизнь людей, жизнь народа, если он одевается не как все, питается не как все, лечится не как все.
— Но тайменя, однако, хочется.
— Конечно, хочется, да что поделаешь, — развёл руками Иосиф Виссарионович.
— И мне тоже, — сказал я. — В Красноярске таймень не такой уж деликатес. У меня там знакомые, могут прислать замороженного. Хоть самолётом, хоть поездом. Тем более для товарища Сталина. Вагон рыбы пришлют.
— Нет, — посерьёзнел Иосиф Виссарионович. — Для Сталина как раз не нужно. Это было бы совсем неверно.
На том и закончили. А я все же решил доставить удовольствие нашему исхудавшему Верховному Главнокомандующему, для общей пользы подкрепить его. Связался с Красноярским крайкомом партии. Там был тогда молодой работник Константин Устинович Черненко, кажется, второй секретарь. Я знал о нем: он собирал материал о туруханской ссылке товарища Сталина, о его пребывании на берегах Енисея. Остальное не требует объяснений. Дней через десять Иосифу Виссарионовичу приготовили уху, а затем предложили и жареного тайменя. Он, конечно, понял, откуда сие. С жареной рыбой мы расправились вместе…
Ну а после баньки продолжили привычную процедуру. Обсохли, оделись и, закутавшись в тулупы, вышли на террасу. Расположились в креслах. Власик принёс коньяк, рюмки, фрукты. Все это — на столик между нашими креслами, куда Иосиф Виссарионович велел поставить и шахматы. Те, старые, с «Сетанкиной фигурой». За прошедшие годы катушка, заменявшая туру, потемнела, обветшала, надо бы новую, но я знал приверженность Сталина к привычным вещам. Он взял катушку, согрел её в руках, поднёс к щеке и долго держал, ощущая её тепло, казавшееся, наверное, ему теплом любимой дочки.
Поставил фигуру на место. Сделал ход, другой. Я отвечал. Паузы между ходами становились все длиннее. Ночь была морозная, тихая. Редкие выстрелы зениток, разрывы снарядов лишь контрастно подчёркивали эту тишину, которая делалась ещё более глубокой, звенящей. Иосиф Виссарионович подрёмывал. Я взглядом показал Власику, чтобы удалился. Меня тоже после долгого дня, после парилки и коньяка охватывало блаженное состояние, я погружался в приятное полузабытьё. Но какой-то свет резанул по глазам. Вдали, на западе, медленно опускалась к чёрной зубчатой кромке леса осветительная авиабомба. Глянул на спавшего Сталина. При неестественном трепетном свете сомкнутые губы его казались бескровными, белыми. Щеки — восковые. Вместо глаз — чёрные провалы. Показалось, что он не дышит. Неподвижное, остывающее тело! Я даже вскрикнул. Иосиф Виссарионович открыл глаза, осмотрелся, вздохнул глубоко, спросил:
— Мой ход, Николай Алексеевич?
Врезалось в память восковое его лицо, неподвижность, провалы глаз. В тревожных снах видел его потом таким. И ведь не предугадаешь. Через одиннадцать лет смерть придёт за ним именно сюда, на эту террасу. В ночь после бани проберётся к нему через тёплый тулуп. Но одиннадцать лет — это довольно большой срок, вместивший в себя много очень важных исторических событий.

ЧАСТЬ ВОСЬМАЯ
1
Вечером 5 января 1942 года состоялось совместное заседание членов Ставки Верховного Главнокомандования и членов Государственного Комитета Обороны. Присутствовали также руководители Генерального штаба. Людей набралось много, поэтому и я находился не в комнате за кабинетом, а в самом кабинете, затерявшись среди других. Случай дли меня исключительный, поэтому особо запомнился.
Необычность этого освещения не только в большом количестве участников, но главное — в его важности, да и в странной форме проведения. Оно замышлялось не только деловым, но и праздничным. В этом особенно проявилось естество Иосифа Виссарионовича того периода: становясь все более военным, он не утратил черты политического, партийного деятеля. Некоторые поступки, решения, в том числе и удачи, и срывы можно объяснить сочетанием и противоборством этих двух качеств. Плюс, конечно, характер, натура, опыт.
Среди тех, кто готовил это совещание и готовился к нему, на сей раз не было единодушия, однако, я надеялся, что разногласия сгладятся, и не предполагал, что они проявятся в столь резкой форме, как это произошло. Даже начало совещания не предвещало вроде бы конфликта. Борис Михайлович Шапошников кратко подвёл итоги сражения под Москвой и наших контрударов под Ростовом и Тихвином. Начальнику Генштаба как раз бы предложить и обосновать подробный план предстоящих действий, прояснить ближайшие и дальние перспективы — это его заботы, но о перспективах Шапошников сказал ещё короче и суше, чем о достигнутых успехах. Противник, дескать, ещё не сломлен, однако Ставка считает: немцы не выдержат наших настойчивых последовательных ударов на различных участках от Ладоги до Азовского моря. На такой оценке базируется соответствующее решение Верховного Главнокомандования развернуть наступление по всему фронту, чтобы до весны освободить большую территорию, заставить противника израсходовать силы до летних боев.
Без огонька, без твёрдой уверенности, в несвойственной ему казённой манере изложил все это Борис Михайлович. И не от усталости, не от нездоровья: говорил не совсем то, что считал нужным, а то, что обязан был сказать по долгу службы. Его тон в какой-то мере повлиял на оптимистическое настроение Сталина. Но незначительно. Иосиф Виссарионович поздравил собравшихся с большими успехами, подчеркнул, что эти успехи необходимо закрепить и развить. Сие выступление Верховного Главнокомандующего многократно приводилось в исторических исследованиях, в мемуарах, поэтому я процитирую только определяющие фразы и сосредоточусь на том, что, как теперь принято выражаться, «осталось за кадром». А осталось немало. Изложенное маршалом Шапошниковым в общих чертах Сталин начал детализировать, уже одним этим подчёркивая, где и у кого созрел замысел:
— Немцы в растерянности от поражения под Москвой, они плохо подготовились к зиме, рассчитывая на быструю победу, — говорил Иосиф Виссарионович. — Сейчас самый подходящий момент для перехода в общее наступление. Враг рассчитывает сорвать, задержать наше наступление, чтобы весной, собрав силы, вновь перейти к активным действиям. Он хочет выиграть время, получить передышку. А наша задача состоит в том, чтобы не дать немцам этой передышки, гнать их на запад без остановки, чтобы они не могли создать, накопить резервы. Тогда к лету у нас будут резервы, а у немцев не будет больше резервов…
Разъяснял все это Сталин ровным негромким голосом, прохаживаясь по, кабинету вдоль длинного стола, за которым сидели присутствующие. Сообщал то, что было обдумано им, не вызывало сомнений у него, с уверенностью, что не вызовет сомнений, возражений и у других. Даже тише обычного говорил, сдерживая свои радостные эмоции, вызванные боевыми успехами. Слушавшие напрягались. В том числе Жуков, и особенно в те моменты, когда Сталин удалялся от него, спиной к нему. Мы уже упоминали о том, как бессонные ночи, переутомление, длительное нервное возбуждение отразились на состоянии Георгия Константиновича. Давали знать себя контузия, полученная в первой войне с германцами. С ноября у Жукова часто болела голова, ломило уши, обострялась раздражительность.
— Погромче, — не выдержал он.
— В чем дело, товарищ Жуков? — остановился Сталин, удивлённый тем, что его прервали.
— Бубните себе под нос, половины не слышно.
Иосиф Виссарионович опешил. Мог бы взорваться. Но силён был гипноз Жукова, героя Московской битвы, несгибаемого генерала, ломавшего все авторитеты.
— Ми-и не бубним, товарищ Жуков, ми-и говорим об очень серьёзных вещах.
— Поэтому и прошу говорить громче, чтобы все слышали.
Сталин уже полностью взял себя в руки:
— Не надо просить за всех. Если у вас плохо со слухом, это не значит, что и у других тоже. Но я постараюсь, чтобы меня слышали, чтобы меня поняли все.
И действительно заговорил громче, остановившись возле своего стола. Изложил замысел. Общее наступление должно было вестись по трём направлениям. Войска Ленинградского, Волховского фронтов должны нанести поражение вражеской группе армий «Север», отбросить противника как можно дальше от Ленинграда. Войскам Юго-Западного и Южного фронтов ставилась задача разгромить группу армий «Юг» и освободить Донбасс. А Черноморскому флоту и Кавказскому фронту освободить Крым… Вроде бы все правильно, надо наращивать активность там, где были достигнуты успехи. Но почему все больше мрачнел Жуков, почему хмурился Василевский, почему неподвижным как маска было выразительное обычно лицо Шапошникова?! Не знаю, как выглядел в тот момент я сам, но беспокойство не покидало меня. А Сталин между тем продолжал развивать свой план. Главные события должны были развернуться в центре, где противнику нанесено особо ощутимое поражение. Войскам левого крыла Северо-Западного, Калининского фронтов и главным образом Западного фронта
Предстояло, охватив противника с севера и с юга, окружить крупную группировку врага в районе Ржева, Вязьмы, Смоленска. А окружив — уничтожить, открыв тем самым путь на Минск. Обстановка складывалась так, что это представлялось вполне возможным. Наши войска уже нависали над Вязьмой с севера, навстречу им с юго-востока туда же двигалась группа генерала Белова. А взять Вязьму — значит перерезать все пути, связывающие большую вражескую группировку с её тылом, перехватить горловину огромного «мешка».
То, что намечалось осуществить на главном, на западном направлении, у собравшихся не вызывало сомнений. Фактически Жуков уже осуществлял этот замысел. А вот по поводу северного (ленинградского) и южного (ростовского) направлений единства при разработке планов не было; не оказалось его и на заседании. Едва Иосиф Виссарионович предложил желающим высказаться, сразу встал Жуков, заговорил резко, напористо:
— На западном стратегическом направлении, где создались благоприятные условия и противник не успел восстановить боеспособность своих частей, надо продолжать наступление. Но для этого необходимо пополнить фронты личным составом, боевой техникой и усилить резервами, в первую очередь танковыми частями, без чего трудно выполнить планируемые задачи. Что касается наступления наших войск под Ленинградом и на юго-западном направлении, то там они стоят перед необходимостью прорывать серьёзную оборону и без мощных артиллерийских средств не смогут сделать этого, а только измотаются и понесут большие, ничем не оправданные потери. Я настаиваю на том, чтобы усилить фронты западного направления и здесь вести решающее наступление. А от наступления на других направлениях воздержаться, — с нажимом на последнем слове закончил Жуков.
В этом и была суть спорной проблемы. Георгий Константинович хотел добиться большого успеха на своём участке: на одном участке, но наверняка. А Иосиф Виссарионович стремился выполнить своё обещание достичь победы если не через полгода, то, во всяком случае, через год. И у того, и у другого имелись веские доводы. Однако Жуков высказался «с ходу», прибыв с фронта, не зная о том, что предшествовало заседанию. А у Сталина была уже твёрдая, подготовленная позиция. Его поддерживали политические деятели, даже некоторые военные специалисты. Маленков ратовал за наступление под Ленинградом, как и Жданов, возглавлявший оборону северной столицы. Надеялись хотя бы облегчить положение осаждённого города. За активизацию действий на юге выступал Мехлис, у которого, как выяснилось впоследствии, были особые соображения в отношении Крыма. Настойчиво доказывал необходимость освобождения Донбасса и юга Украины маршал Тимошенко. Понятно — не сидеть же ему сложа руки, когда другие наступают, получая для этого подкрепления, не оставаться же в тени… Ну, а Берия поддерживал Сталина хотя бы потому, что вообще всегда и во всем был на стороне вождя, стараясь не возражать, не раздражать, а только исполнять, сохраняя расположение «хозяина». Все остальное для Лаврентия Павловича значения не имело.
Особую позицию занимал Борис Михайлович Шапошников. По его мнению, основные усилия надо было сосредоточить для окружения и разгрома группы армий «Центр», для чего имелись основательные предпосылки. В этом отношении он поддерживал Жукова. Но наступать нужно и на других участках: не везде, а лишь там, где противник слаб, где успеха можно достигнуть без привлечения дополнительных людских и материальных ресурсов. Тем самым сковывать врага, не позволяя ему маневрировать. Не обязательно под Ростовом или Ленинградом, где силой взаимного притяжения сконцентрировались крупные противостоящие группировки, — искать удачу надо в любом выгодном для нас месте, тем более сейчас, когда немцы упали духом, когда не везде у них сплошной фронт. Прорыв и продвижение на каком-либо, казалось бы, второстепенном участке могут поставить гитлеровцев в трудное положение.
Шапошников был предусмотрителен и осторожен. Но Сталин, категорически поддержанный Тимошенко, был настроен очень решительно. И я, грешным делом, склонялся в его сторону, считая, что надо ковать железо, пока горячо.
Как и он, тоже слишком обольщён был достигнутыми успехами. Однако была у меня и своя идея, которую до совещания и даже после него я излагал Иосифу Виссарионовичу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321 322 323 324 325 326 327 328 329 330 331 332 333 334 335 336 337 338 339 340 341 342 343 344