И у пограничников в связи с восстановлением всей западной границы, от Баренцева до Чёрного моря.
— Вот и готовьте специалистов, хорошо и без спешки. И не в запасных полках, а в школах, на курсах, в училищах. Они нам очень ещё пригодятся… Сколько им сейчас лет?
— Последнему призыву? Семнадцать.
— Совсем ещё зеленые. Пусть окрепнут. Эти молодые люди знают, что такое война. Их стрельбой не испугаешь. Они должны стать основой наших вооружённых сил на ближайшие годы. Поэтому учите их всему новому. А пополнение мы найдём и без них. Посылайте на фронт тех, кто отсиживался в тылах.
— Таких почти нет, — сказал Антонов.
— Ну и хорошо, потому что это справедливо, — продолжал Иосиф Виссарионович, — используйте освобождённых пленных после проверки. Если даже есть на некоторых небольшая вина, пусть смывают её кровью. Берите людей в освобождённых районах Украины и Белоруссии, в Молдавии и Прибалтике, там ещё есть ресурсы. Вот сколько источников, только черпай, — улыбнулся Сталин. — А молодых людей мы придержим, побережём для государства. И это ещё не все. Сколько сейчас воюет на нашей стороне польских формирований, чешских, болгарских, румынских?
— Общая численность до трехсот пятидесяти тысяч. Мы передали им более пяти тысяч орудий и двести танков.
— Дайте им ещё столько же. Дайте больше. Не жалейте для них техники, увеличивайте количество формирований, особенно польских. Для поляков фашистская Германия — злейший враг. Как, впрочем, для чехов и для других тоже… Вы меня поняли, товарищ Антонов?
— Так точно. Продолжим эту работу.
Я почти дословно передаю разговор, имевший, на мой взгляд, большое значение и серьёзные последствия. Мы действительно почти полностью сохранили контингент 1927 года рождения — последний военный призыв. Не только сохранили, но и хорошо обучили этих юношей, морально закалённых военным лихолетьем. Дали им окрепнуть физически хоть и не на богатом, по на регулярном питании, чего многие из них не имели дома. Однако и судьба им выпала трудная и необычная. Сразу после войны началась демобилизация старших возрастов, а новые призывы решено было не проводить некоторое время: нельзя же без крайней нужды брать на службу шестнадцати-семнадцатилетних мальчишек. Пусть подрастут, получат школьное образование. Основная тяжесть легла на плечи юношей 1927 года рождения, они стали основой, костяком армии и флота. Нести срочную службу пришлось не два, не три, даже не пять лет, а очень и очень долго, с 1944 по 1951 год. Это были уникальные кадры, знавшие и умевшие все, что от них требовалось. Их мастерство сочеталось с опытом офицеров, прошедших фронтовую школу. В тот период наши вооружённые силы достигли высшей точки развития и способны были разгромить любого противника: такой армии не было тогда больше ни в одной стране.
8
С обстановкой мы в общих чертах познакомились. А какие же выводы делало наше главнокомандование, как представлялись нам завершающие операции Великой войны? В том, что они станут завершающими, сомнений почти не было. Но как лучше, как быстрее и успешнее их провести? На этот счёт у Генштаба и Ставки тоже не возникало существенных расхождений. Определяющим являлся так называемый «Берлинский фактор». Наши войска находились примерно на таком же расстоянии от немецкой столицы, как и войска союзников, двигавшиеся из Франции. Наши, что греха таить; были опытнее и сильнее, но союзники имели большой численный и технический перевес над противостоявшими им фашистскими дивизиями. Так что шансы захватить Берлин были равными. Тот, кто возьмёт гитлеровскую столицу, получит львиную долю лавровых венков, а главное — станет потом долго определять положение во всей центральной Европе. Да и просто по-человечески обидно, если союзники, явившись на европейскую арену войны под занавес, влезут в историю как покорители фашистской столицы. Мы-то шли к Берлину неимоверно длинной кровавой дорогой, от своих западных границ до Волги, а оттуда обратным путём до Германии. Мы сломали хребет фашистского зверя. А союзники что же: высадились в Нормандии летом 1944 года и сразу оказались на финишной прямой. Где справедливость?
Ясно, главной целью нашего наступления будет Берлин. Три фронта нацеливались на это направление: 1-й Украинский, 1-й Белорусский и 2-й Белорусский. Задача: планомерно, всесторонне, без спешки подготовиться к операции, затем стремительно преодолеть расстояние от Вислы до Одера, а при благоприятных обстоятельствах до самой немецкой столицы (эта операция известна как Висло-Одерская). Особое внимание уделялось скрытности подготовки. Верховный главнокомандующий многократно говорил о том, что удар должен быть внезапным для противника, неожиданным по времени и пространству и по своей силе. Неожиданным не только для врага, но и для наших союзников, которые, как было известно, накапливали резервы, готовясь двинуться на Берлин в конце января или в первых числах февраля 1945 года. Зная об этом, Ставка наметила начать наше опережающее наступление 20 января. Срок для подготовки был оптимальным, с учётом наших трудностей. Например, растянутости коммуникаций, которые к тому же нарушались диверсионными актами, особенно в Польше. Или вот ещё тормоз: за рубежом колея железных дорог уже, чем у нас. Все было взято на заметку. А для того, чтобы отвлечь внимание неприятеля, решено было активизировать действия наших южных фронтов, создавая реальную угрозу юго-восточным пределам рейха, не позволяя немцам снимать оттуда свои войска. В общем, в этот раз на бумаге все было особенно гладко, ну, а без корректировки реальной действительностью не обойдёшься. Овраги встретятся, мы об этом не забывали.
О событиях завершающего периода войны в разное время написано много, с разных позиций, с различными оценками. При желании есть что почитать, сопоставить точки зрения авторов. Я же опять сосредоточусь на фактах малоизвестных либо на деяниях Верховного главнокомандующего, до сих пор вызывающих недоумение исследователей: на решениях, не имеющих вроде бы логического обоснования. Забывают, что Сталин не механический истукан, а человек со своими слабостями, как и все мы.
В середине ноября 1944 года, во всяком случае, после ноябрьских праздников, Иосиф Виссарионович ужинал однажды с Молотовым, со мной и Маленковым, который все чаще появлялся тогда возле Сталина. Будучи личностью вполне заурядной, Маленков отличался двумя качествами: он, как и Берия, понимал Сталина с полуслова, угадывал те желания, которые не всегда облекались Иосифом Виссарионовичем в чёткую формулировку официального распоряжения. И решительно выполнял невысказанное или недосказанное пожелание, не ссылаясь при этом на указания Сталина. Брал ответственность на себя. Сталин ценил это.
Так вот, за ужином Иосиф Виссарионович выглядел утомлённым, сказывалась и напряжённая работа, и осенняя погода: в солнечной Пицунде отдыхать бы пожилому человеку, на Рице, а не трудиться денно и нощно в московской слякоти. Но — «отпуска нет на войне солдату», как справедливо утверждал Р. Киплинг, стихи которого Сталин перечитывал, помнил. От Иосифа Виссарионовича редко можно было услышать какие-то сетования, а тут вдруг вроде бы пожаловался, ища сочувствия:
— У нас хорошие маршалы и генералы, они научились побеждать неприятеля. Но некоторым нашим маршалам и генералам успехи вскружили головы. Некоторые совсем отбились от рук. Своевольничают и капризничают. Недавно Вече посоветовал нам поторопиться со взятием Будапешта. Политика требовала. Как раз формировалось новое правительство Венгрии, и освобождение мадьярской столицы упрочило бы наши позиции, повлияло на деятелей буржуазных партий, которые не очень охотно шли на сотрудничество. Так, Вече?
— Т-т-так, — подтвердил Молотов.
— Мы сразу связались с командующим Вторым Украинским фронтом и предложили немедленно начать наступление. И знаете, что ответил Малиновский? Он сказал, что понимает политическую обстановку, но может приступить к операции не раньше, чем через пять суток. Потому что одна сорок шестая армия с задачей не справится, надо подтянуть хотя бы два механизированных корпуса… Я говорю: штурмуйте Будапешт, а он своё — без подкреплений город с ходу не взять, втянемся в затяжные бои. Я настаиваю: действуйте немедленно, а он — пять суток на подготовку и столько же на проведение операции. Хоть кол на голове тёши! Пришлось приказать категорически: наступление начать завтра! Из-под палки. А город так и не взят.
— Малиновский блокирует в Будапеште двухсоттысячную группировку противника, а основными силами идёт дальше, — негромко произнёс я. — Город потому и не взят, что начали без подготовки.
— Дело даже не в результатах, Николай Алексеевич, — повернулся ко мне Сталин. — Понятно: орешек оказался более крепким, чем мы предполагали. Но я о нашем разговоре. Как было и как должно быть? Верховный предложил, Верховный распорядился, тот же Малиновский выслушал, ответил «будет выполнено» и приступил… А теперь и Малиновский, и другие командующие гонора набрались, слишком уж самостоятельные.
— Какой там г-г-гонор, — смягчающе улыбнулся Молотов. — За свои участки переживают. А самостоятельность нашим маршалам и генералам теперь просто необходима.
— Почему именно теперь?
— У того же Малиновского размах на три государства. Румыния, Венгрия, к Вене подходит. Что же ему, с каждым вопросом в Москву обращаться? Нам отсюда, издалека, не все видно. Есть общая установка, и ладно. Чем самостоятельней, тем лучше. Ты же сам от них самостоятельности, инициативы требуешь.
—В меру, — ворчливо сказал Сталин. — Все хорошо в меру, а у нас одно к одному. Василевский хандрит.
— Александр Михайлович? — удивился Молотов. — Что с ним?
— Просит освободить от должности начальника Генерального штаба.
— Это ещё п-п-почему?
— Считает, что непродуктивно совмещать работу представителя Ставки на фронтах и штабную в Москве. То там, то тут. Тем более, что его заместитель товарищ Антонов вполне, дескать, готов выполнять обязанности в полном объёме. Фактически Антонов все сам тянет. Может, обижается Василевский, что мы редко общаемся с ним, но ведь действительно весь Генштаб на Антонове. А от Василевского большая польза там, на фронтах.
— Устал Василевский, — сказал я. Два года, как неприкаянный, то в Сталинграде, то на Украине, теперь в Прибалтике. И за Генштаб спрос с него. Воюет на одном направлении, а охватывать надо весь фронт. Разномасштабность, двойная ответственность. Да ещё и ходит с трудом, в аварию угодил.
— В аварию? — у Сталина шевельнулись седые брови. — Когда? Почему не знаю?
— Его машина с другой столкнулась. Повредил ногу. Мелочью считает.
— Почему столкнулась? Он что, без охраны ездит? Без отличительного флажка? Было указание командующим ездить с жёлтым флажком. Не выполняют, не докладывают, ну что это такое? — недоумевающе развёл руками Иосиф Виссарионович. — А Рокоссовский? Так и ездит в машине Паулюса?
— От Сталинграда до Варшавы.
— Старая машина…
— Зато большая. Рокоссовский и Паулюс — они же двухметровые. Константину Константиновичу в других тесно, а в этой он сидит не сутулясь, отдыхает на ходу, спит в ней, работает. Как дома.
— Мы что, не можем ему нашу большую послать?
— А в той, в трофейной, вроде бы символичней. Рокоссовский намерен в ней в самый Берлин въехать.
При последних моих словах Сталин слегка поморщился. Я уловил, но не понял почему. А он продолжал:
— Только Конев дисциплинированный: все выполняет, обо всем докладывает, с флажком ездит. Не как Василевский… Там же не асфальтированный проспект, а разбитая осенняя фронтовая дорога. Одна из машин пошла юзом.
— Это и есть безобразие… Своевольничают наши товарищи маршалы. Распустились далеко от Москвы.
— А как же вы осенью сорок первого в шестнадцатую армию ездили, залп «Катюш» посмотреть?! Тоже ведь без флажка, — не без иронии напомнил я. — Ваша машина ночью на просёлке застряла, танком вытаскивали…
— Ладно, кто старое помянет… — смягчился Иосиф Виссарионович. — Тогда ещё и указания насчёт флажков не было… А про Василевского надо подумать, надо найти решение, которое всех устраивает. Чтобы Василевский доволен был, чтобы обиженным себя не чувствовал и вообще не отдалился от нас. Оставить его только представителем Ставки на фронтах, он и в Москве бывать не будет. А он нужен нам. Очень светлая голова, очень опытный надёжный человек.
— Может, так? — заговорил Молотов. — Генштаб передать Антонову, он вполне справится, а Василевского оставить не только координатором на фронтах, но и ввести в состав Ставки? И для дела польза, и честь для него.
Иосиф Виссарионович надолго задумался, возясь со своей прокуренной трубкой. А я пытался проследить ход его мыслей. Состав высшего органа стратегического руководства войной — Ставки Верховного главнокомандования — сложился у нас летом 1941 года. В неё вошли: Сталин, его заместитель Жуков, маршалы Ворошилов, Будённый, Тимошенко, Шапошников, адмирал Кузнецов и один не военный — Молотов. Больше трех лет этот состав не менялся, хотя в разное время были предложения ввести в Ставку начальника Главпура, начальника Генштаба, некоторых командующих фронтами, в первую очередь Ватутина и Рокоссовского. Однако предложения даже не рассматривались, так как Сталин имел твёрдое мнение по этому поводу. Ставка — орган стратегический, можно сказать, законодательный, определяющий главное направление действий. Все остальные органы, сверху донизу, исполнительные, они разрабатывают способы и методы реализации решений Ставки и практически осуществляют их. Если в Ставке окажутся представители исполнительных органов, то они волей-неволей будут отстаивать интересы своих ведомств, будет утрачена объективность. Разграничительная линия должна быть чёткой… Однако на этот раз Иосиф Виссарионович прервал своё затянувшееся молчание рассуждением совсем неожиданным, во всяком случае, для меня.
— А что, товарищи?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321 322 323 324 325 326 327 328 329 330 331 332 333 334 335 336 337 338 339 340 341 342 343 344