В связи с восстаниями, особенно на Кубани, а затем в Сибири, опасность Врангеля становится громадной… Я Вас прошу очень внимательно обсудить положение с Врангелем и дать Ваше заключение. С главкомом я условился, что он даёт Вам больше патронов, подкреплений и аэропланов».
Патроны, конечно, нужны были, и подкрепление тоже, но без 1-й Конной и Львов не возьмёшь, и Врангеля остановить нечем…
Раздосадованный Иосиф Виссарионович немедленно дал короткий ответ: «Вашу записку о разделении фронтов получил, не следовало бы Политбюро заниматься пустяками».
Ленин был удивлён:
«Не совсем понимаю, почему вы недовольны разделением фронтов. Сообщите ваши мотивы». Вместе с этой телеграммой Сталину был послан полный текст принятого решения.
Иосиф Виссарионович молчал долго, больше суток. Чтобы не сорваться в гневе. Выслушивал доводы рассудительного Егорова (меня тогда не было с ними). И думал. Поняв, что барьер не преодолеть, менять свои замыслы придётся, он, по совету Александра Ильича, постарался выбрать наименьшее зло. Иосиф Виссарионович телеграфировал в Политбюро о согласии передать Западному фронту требуемые армии, но просил штаб и Реввоенсовет Юго-Западного фронта не дробить, а целиком преобразовать их в штаб и Реввоенсовет Южного фронта. Просьба эта была удовлетворена, реорганизация несколько упростилась, но хаос все равно получился изрядный.
Хотя бы так. Штаб Западного фронта прямой связи с переданными ему армиями не имел, в том числе и с Первой Конной, вынужден был направлять свои директивы и указания через штаб Юго-Западного фронта, который теперь становился штабом Южного фронта, и у него хватало новых забот и хлопот. Директивы шли по трое, четверо суток, превращаясь в ничего не значащие бумажки. А с наиболее важной директивой, предписывавшей Конармии прервать Львовскую операцию и повернуть на Варшаву, получилось вот что. 15 августа Тухачевский дал из Минска такое распоряжение:
«Командарму 1-й Конной с получением сего вывести из боя свои конные части, заняв участок от района Топоров и к югу частями 45-й и 47-й стрелковых дивизий… Всей Конармии в составе 4, 6 и 14 кавдивизий четырьмя переходами перейти в район Устилуг, Владимир-Волынский».
Пока эту телеграмму передавали из инстанции в инстанцию, пока она дошла до Будённого, в ней осталась лишь подпись Тухачевского, а подписи члена Реввоенсовета Западного фронта Уншлихта не было (как выяснилось позже, её пропустил один из телеграфистов). По существовавшим правилам директива или приказ, не скреплённые подписью члена Реввоенсовета, не считались действительными. Этим и воспользовался Семён Михайлович, продолжая наступать на Львов. Пока-де разберутся, пока следующая телеграмма придёт. Тем более что противоречивые директивы поступали и от Главкома Каменева, и от Наркомвоена Троцкого. Сам господь бог не разобрался бы, какие указания выполнять в первую очередь. Ко всему прочему Будённый знал, что Иосиф Виссарионович, несмотря на требования из Москвы, отказался подписать приказ о прекращении Львовской операции, считая это ошибкой, и добивался, чтобы Конная армия вообще не уходила на север.
Результат раздоров и неразберихи оказался печальным. Конармия вплотную приблизилась к Львову, сковав там несколько белопольских дивизий. Ещё бы нажим — и победа. Но тут Будённого заставили все же повернуть в сторону Варшавы. В общем и Львов не взяли, и к Варшаве Первая Конная не успела (или не захотела успеть). Противник начал контрнаступление.
Кто несёт ответственность за такой срыв? Тухачевский утверждал, что во всем виноват Будённый. Тот,. в свою очередь, нападал на Тухачевского. Некоторые историки видят корень зла в том, что Сталин не выполнил чётких указаний Владимира Ильича. Сам Ленин, выступая на X съезде партии, сказал по этому поводу так: «При нашем наступлении, слишком быстром продвижении почти до Варшавы, несомненно, была сделана ошибка. Я сейчас не буду разбираться, была ли это ошибка стратегическая или политическая, ибо это завело бы меня слишком далеко…»
Понятно: очень уж больным был тогда этот вопрос, не утративший и доныне своей остроты. На многие судьбы он повлиял. Бывалые кавалеристы любили одно время песню, в которой имелись такие слова:
Рейдом прорвались глыбоко в Польшу
Чулы «даёшь!» пид Варшавой…
Действительно, поили тогда наши кавалеристы коней в Висле, только не будённовцы, а воины Третьего конного корпуса: им командовал знакомый нам боевой командир Гай, который в восемнадцатом году освободил родной город Ленина. Корпус Гая двигался стремительно, увлекая за собой пехоту: эта группа не только вышла на Вислу, но и перерезала основные магистрали, связывавшие Польшу с западом. Рядом была Германия. Ещё рывок, и две пролетарские революции слились бы в единую волну. Судьба Пилсудского и его приспешников висела на волоске. Это был как раз тот момент, когда для достижения успеха достаточно ещё лишь одного усилия. Может быть, одной дивизии. Но в самый ответственный день на решающем участке такая дивизия не появилась. А общие результаты плачевны.
Третий конный корпус и пехота двух армий оказались в кольце. С одной стороны, нейтральная Германия, а с другой — стена неприятельских войск. Несколько раз бросались красноармейцы в атаку, на прорыв, но безуспешно. Кончились боеприпасы. И тогда Гай взял на себя ответственность за принятие трудного, однако правильного решения: перейти границу Германии, интернироваться там, чтобы сохранить главное — людей. Мне довелось читать в его дневнике:
«С тяжёлым сердцем, многие со слезами на глазах, но организованно, с развёрнутыми знамёнами, с „Интернационалом“, под убийственным огнём артиллерии противника, мы перешли границу, уведя с собой в Германию 600 раненых, 2000 пленных и 11 польских орудий».
Короче говоря, повторилась трагедия, случившаяся в начале двадцатого года под Ростовом. И ситуация схожая, и действующие лица те же. Там Будённый не выполнил приказа командующего фронтом Тухачевского, не повернул свою армию на станицу Мечетинскую, чем поставил под удар другие войска. Там были разгромлены белыми две наши дивизии: стрелковая В. Азина и кавалерийская Г. Гая. И в августе того же года произошло нечто подобное. Только в более крупном масштабе. Опять Будённый не выполнил боевого приказа, не посчитался с распоряжениями Тухачевского, и вот молодая республика лишилась целой группировки: конного корпуса и двух армий. Это, по сути, и определило исход польской кампании.
Будённый в адрес Гая сказал тогда: «Каждый сам должен уметь воевать, а не надеяться на других…». Не понял, значит, Семён Михайлович, что такое оперативное взаимодействие. Или опять же не захотел понять.
Я не утверждаю, что поверни Будённый на Варшаву, и события потекли бы по более удачному для нас руслу. Были в обоих вариантах свои плюсы и минусы. Однако приказы выполнять надобно безусловно: без этого нет армии, нет победы. Но не ради разбора военных действий пишу об этом, а ради того, чтобы показать ту пропасть, которая со временем рассечёт весь командный состав наших вооружённых сил: на одной стороне окажется Сталин с теми людьми, с которыми воевал, которым полностью верил, а на другой — все или почти все остальные. В том числе, разумеется, Тухачевский и Гай, хорошо знавшие полководческий уровень Будённого, Ворошилова, да и самого Сталина, хотя последний в ту пору полководцем себя не числил, а был военно-политическим руководителем. Лишними, опасными свидетелями были Тухачевский и Гай. Пройдёт время, и отольётся им это тяжёлым свинцом.
После упомянутых событий, после неудачи в Польше, Владимир Ильич начал испытывать некоторое недовольство Сталиным, пристальнее приглядывался к нему. Во всяком случае, и Сталин, и Егоров, добившиеся блестящих успехов в борьбе с Деникиным и бслополяками, овеянные славой победителей, были мало-помалу отстранены от решающих военных дел, получили возможность отдохнуть после своих головокружительных викторий. А разгром Врангеля был доверен большевику, хотя и заслуженному, но не очень-то ещё известному тогда — Михаилу Васильевичу Фрунзе. Что он и сделал вполне успешно.
При всем том в апреле 1922 года, сразу после XI съезда партии, Пленум ЦК избрал Иосифа Виссарионовича генеральным секретарём РКП(б). А если выразиться точнее (как Ленин в своём известном письме о Сталине), тот «стал» генсеком. Полюбопытствовав, я просмотрел протоколы соответствующих заседаний, но не нашёл в них ответа, кто голосовал «за», кто «против».
В ту пору всю деятельность, всю жизнь партии направлял Владимир Ильич, все важные вопросы обсуждались на Политбюро. А секретариат ЦК и руководители секретариата занимались делами административными, организационными. Это был исполнительно-контролирующий орган. От него, конечно, кое-что зависело, но далеко не все. А между тем партия росла численно, быстро усложнялись стоявшие перед ней задачи, секретариат не справлялся с работой, много было волокиты, укоренялся бюрократизм. Авторитет секретариата был невысок, необходимо было поднять всю его деятельность на новый уровень, навести чёткий порядок во всем. Это как раз для Сталина с его строгостью, жестокостью. А чтобы подчеркнуть, выделить значение секретариата ЦК в системе партийного аппарата, руководитель впредь должен был именоваться не просто секретарём (как раньше Свердлов и другие), а Генеральным секретарём Центрального Комитета. И хотя эта административная в общем-то должность не давала каких-то особых прав, она открывала путь к большой власти… От человека, который готовил вопросы для Политбюро, а потом контролировал осуществление решений, зависело многое. Да и не все текущие вопросы выносились на обсуждение, их можно было решать в рабочем порядке. И Генеральный секретарь Сталин умело пользовался этим.
Кстати сказать, XI съезд партии был первым, на котором мне довелось присутствовать. Не в качестве делегата, конечно: Иосиф Виссарионович просил меня находиться в кулуарах на всякий случай; действительно, несколько раз обращался ко мне с вопросами, давал поручения. Он развил тогда бурную деятельность и подспудно, через других людей, влиял на работу съезда, готовил для себя благоприятную почву.
Владимир Ильич, сделавший политический отчёт ЦК, выступавший в прениях, был все же очень болен, слаб и не мог без отдыха присутствовать на заседаниях. Появлялся неожиданно в президиуме, садился в глубине сцены, накинув на плечи пальто. Внимательно выслушивал делегатов с мест. Потом столь же неожиданно и бесшумно уходил к себе в кабинет или дальше по коридору — в квартиру. Раза три с ним исчезал и Сталин. Всем в общем-то ясно было, что конкретно руководить многотрудными делами партии должен физически крепкий человек, а Владимир Ильич поможет указаниями и советами.
Многие делегаты считали, что теперь, после завершения гражданской войны, когда главным стало объединение республик в одно государство, партию не обязательно должен возглавлять русский товарищ. Есть Ленин, есть Калинин, олицетворяющие советскую власть. А от других национальностей кто на самом верхнем верху? И коль скоро речь заходила об этом, назывались две фамилии — Троцкий и Сталин.
Сторонники Троцкого горланили в кулуарах, рвались выступать на заседаниях, но шансы их были невелики. Чванством, зазнайством, наглостью Лев Давидович успел оттолкнуть многих товарищей по партии. И Ленин, на мой взгляд, не поддерживал его. Влияло и то, что делегаты — посланцы различных национальностей, хотели видеть Генеральным секретарём представителя одного из коренных народов страны, способного понимать и защищать их интересы. Все это вместе взятое и сказалось потом на работе Пленума ЦК.
Есть ещё одно обстоятельство, которое обязательно надо учитывать, чтобы лучше понять Сталина и то, что с ним связано. Раньше всех это обстоятельство подметил Михаил Иванович Калинин, опубликовавший в 1925 году в «Правде» статью «Перед судом партии». Писал он об основных типах коммунистов-большевиков, создавших партию, боровшихся в подполье, готовивших и свершивших революцию. Сталина в этой статье Калинин выделяет особняком, не включая в число тех, кто был «основным хребтом партии». Об Иосифе Виссарионовиче сказано следующее: «…и были типы полного подпольщика, как Сталин, который не мог показать носа на улицу, но он работал в другой сфере; это уже организатор целых политических кампаний, комбинаций, комитетов и т. д.».
Точно подметил Михаил Иванович в своей искренней простоте. Сталин, действительно, не любил работать на улице, на заводе, с массами, он предпочитал плести замысловатые сети-интриги, оставаясь до поры до времени в стороне от шума. Если появлялась важная цель — не упускал никаких возможностей, чтобы достигнуть её. Вот и тогда: не жалея времени, Иосиф Виссарионович готовился к XI съезду, рассылал в губернии своих партийных эмиссаров, подсказывал, кого следовало бы выбрать делегатом, беседовал со многими из них в Москве. Помогал ему Микоян, другие товарищи. Это тоже принесло свои плоды.
В общем — Иосиф Виссарионович стал генсеком. Потом уж начались разговоры о его грубости, резкости, капризности. Но я не считаю, что по натуре своей Сталин был груб, невнимателен к людям. Отнюдь. Он редко пользовался грязными словами, осуждал матерщину. Не любил скабрёзных анекдотов, до которых обычно падки грузины. Заботливо относился к друзьям, охотно советовался с теми, от кого надеялся получить разумный совет. Но в характере его имелись черты, доставлявшие неприятность тем гражданам, которые оных не знали, не учитывали. Он любил работать по-своему, собственными методами и не терпел тех, кто выбивал его из привычной колеи.
Помню историю с двумя крестьянскими ходоками, прибывшими с Урала. Жалоба у них была на местных партийных работников. Вопрос этот показался кому-то серьёзным, мужиков пропустили к генсеку. Я в этот момент был у него. Иосифу Виссарионовичу нравились люди смекалистые, энергичные, быстрые.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321 322 323 324 325 326 327 328 329 330 331 332 333 334 335 336 337 338 339 340 341 342 343 344