Ц Пошли, пошли к моему отцу!
Ц Нет! Ц сказал он тихо. Она с задорным видом топнула ножкой и спросила п
олуобиженно-полунедоуменно:
Ц Ну, что еще такое? Он бросил взгляд на свои отрепья и сказал:
Ц Я не хочу, чтобы твой отец видел меня в этих лохмотьях. Я вернусь завтра,
и ты увидишь, что я не заставлю тебя краснеть.
Как он сумел все устроить? Как это ему удалось? Какая таинственная работа
была им проделана? Этого мы не знаем и никогда не узнаем. Но так или иначе, н
а следующий день он явился в «Башню» в почти новом костюме; наряд его не бл
истал роскошью, однако был безупречно чистым и элегантным и замечательн
о подчеркивал хрупкость красивой миниатюрной фигурки.
Итак, Чико пришел в трактир.
Сначала он заметил, как заблестели от удовольствия глаза кокетливой Хуа
ны, увидевшей его чисто и аккуратно одетым. Затем на ошеломленных лицах М
ануэля и сбежавшихся слуг он смог прочесть восторженное изумление, пред
метом коего был он, Чико, изящный кавалер.
С того дня он весьма тщательно берег свой единственный парадный наряд, к
оторый он надевал лишь для встречи со своей маленькой хозяйкой, а затем п
рятал в какой-то тайник, известный ему одному. Все остальное время он носи
л обычные лохмотья, и их вид вовсе не пугал его. Правда, урок Хуаны пошел ем
у на пользу, и если от шатаний по лесам и дорогам его одежда и понесла неко
торый урон, то, по крайней мере, он содержал себя в идеальной чистоте, и в со
единении с его достойным и горделивым видом это привлекало на его сторон
у симпатии и доброжелательность горожан.
Хуане стоило только обвить руками шею отца Ц и Чико тут же простили.
Поскольку папаша Мануэль не был, в сущности, злым человеком, он встретил «
неблагодарного» приветливо и обошелся без нравоучений. Он даже проникс
я к карлику некоторым уважением, узнав, что маленький беспризорник самым
решительным образом отказался даром жить в «Башне», как это было раньше.

К любым праздникам маленький человечек непременно дарил Хуане подарки.
Как уж он там изворачивался с деньгами, нам неизвестно, однако девушка вс
егда с нетерпением ждала таких дней, и ее радостные ожидания оправдывали
сь. Обычно это были милые сердцу кокетки мелочи и безделушки Ц а мы знаем
, что Хуана очень любила принарядиться.
В такие дни Эль Чико изволил принимать исходящее от Мануэля приглашение
на ужин и занимал место за семейным столом, рядом со своей хозяйкой, такой
же счастливой, как он сам.
Сейчас же, пока Хуана там, наверху, занималась гостями, Чико, сидя у угасаю
щего камина, с грустью вспоминал прошлое.
То ли у маленького человечка была действительно поразительная сила вол
и, то ли его робость, в соединении с чувством физической неполноценности,
заставляла его думать, что радости обычных смертных для него Ц запретны
й плод, то ли, наконец, судьбой ему было заранее предначертано приносить с
амые мучительные жертвы, Ц но никогда до сего дня признание в любви не ср
ывалось с его губ. Очень ревнивый, он тем не менее всегда старался скрыть с
вои самые глубокие чувства, и ему это удавалось... как он считал.
Истина же заключалась в следующем: Хуана (в каком бы целомудренном невед
ении она ни пребывала во всем, что касается любви) была слишком тонкой нат
урой и слишком смышленой девочкой, чтобы давно уже не догадаться об отно
шении к ней малыша Чико. И в самом деле, не надо было иметь особого опыта, чт
обы понять: карлик всецело находится под ее влиянием.
Была ли она влюблена в Чико или нет Ц это мы увидим позже. Но одно можно ск
азать наверняка: она привыкла рассматривать его как свою Ц и только сво
ю Ц собственность. Подобострастие карлика постепенно развило в ней, хот
ь она сама того и не сознавала, сильный эгоизм. Простодушно и вполне искре
нне она прониклась сознанием своего превосходства и была убеждена в том
, что если она совершенно свободна в своих привязанностях, свободна игра
ть чувствами маленького человечка, как ей заблагорассудится, свободна в
своих прихотях и может баловать его или же обижать и заставлять мучиться
и страдать, то сам бедняга Эль Чико имеет право только на одно: на глубоко
е благоговение перед своей хозяйкой.
Во всем, что касалось их взаимоотношений, она вела себя как истинная влюб
ленная: была до чрезвычайности требовательной, вернее даже сказать, ревн
ивой и придирчивой, и одна лишь мысль о возможной «измене» малыша Чико пр
ичинила бы ей мучения.
С того мгновения, как Хуана поняла, что карлик бесконечно обожает ее, его л
юбовь не могла оскорблять ее. Кокетничала ли она с ним? Трудно сказать. Одн
о было очевидно Ц она находила истинное наслаждение во владычестве над
своим покорнейшим рабом, поэтому посягательство на ее собственность бы
ло бы для нее жестоким ударом.
Однако всего этого карлик не знал. До сегодняшнего дня он вообще почти не
думал о чувствах Хуаны, ибо его любви хватало на двоих. И только слово Фаус
ты, брошенное ею наудачу, посеяло смятение в его душе и заставило задатьс
я весьма трудным вопросом.
Этот вопрос Чико повторял про себя вот уже несколько часов.
Возможно ли такое? Теперь, когда он богат, посмеет ли он жениться, как все д
ругие мужчины? Осмелится ли он когда-нибудь сделать предложение, и как он
о будет принято? Не вызовут ли его слова взрыв смеха? А его любовь Ц такая
чистая, такая бескорыстная, о которой станет вдруг известно всем Ц не пр
евратится ли она в предмет всеобщих насмешек? А Хуана? Любит ли она его? Он
отвечал себе: нет!
Хуана любит его как игрушку, как слабого и, быть может, немощного брата. Во
т и все.
Настоящей любовью Хуана любит другого, и Чико слишком хорошо знал имя со
перника, которого она предпочла ему.
Язвительный и ворчливый голос дуэньи Барбары вывел его из задумчивости.

Ц Святая Дева! Ц причитала матрона. Ц Вы что, хотите погубить себя? Да ч
то же это происходит, объясните ради Бога?
Ц Ничего не происходит, моя добрая Барбара, у меня дела внизу, и я отправл
юсь спать только тогда, когда с ними покончу.
Ц Разве я уже не гожусь на то, чтобы помочь вам? Ц укорила хозяйку дуэнья.

Ц Мне надо побыть одной. Ступай спать. Я скоро тоже пойду.
И поскольку служанка продолжала настаивать, Хуана твердо заявила:
Ц Ступай, я так хочу!
Чико услышал еще невнятные причитания, приглушенное шарканье стоптанн
ых туфель, затем стук двери, захлопнутой в ярости, и... более ничего.
Наступила недолгая тишина Ц Хуана, очевидно, желала удостовериться, что
дуэнья в самом деле ушла. Затем Чико различил стук маленьких каблучков п
о ступенькам лестницы из резного дуба. Карлик соскользнул с табуретки и
стоя принялся ждать Хуану.
Девушка вошла в кухню. Не говоря ни слова, она упала в просторное деревянн
ое кресло, которое старая Барбара позаботилась принести сюда специальн
о для нее, и, облокотившись о стол, уронила голову на руки; она сидела так, не
шевелясь, с остановившимся взглядом расширенных глаз, не проронив ни ед
иной слезы.
Чико безмолвно уселся рядом с ней на чистые и сверкающие плитки кухонног
о пола и, словно опасаясь, как бы их холод не причинил ей вреда, осторожно в
зял ее маленькие ножки в свои ладони и бережно поставил их себе на колени.

То ли Хуана уже привыкла к подобным поступкам карлика, то ли была слишком
озабочена, но она, казалось, не обратила ни малейшего внимания на эту нежн
ую заботу, оказываемую ей. Она сидела по-прежнему бледная, неподвижная, ус
тавившись в пространство; временами по ее телу пробегала дрожь.
А Чико, не произнося ни слова, печально смотрел на нее глазами доброго пса
и, когда чувствовал, что она дрожит, легонько сжимал ее ступни, словно гово
ря ей:
Ц Я здесь! Я разделяю твое горе. Долго они сидели так молча: она Ц быть мож
ет, забыв о его присутствии, он Ц не зная, каким образом оторвать ее от гор
ьких размышлений. Наконец он жалобно произнес:
Ц Ты страдаешь, маленькая хозяйка?
Она не ответила. Но очевидно, волны любви, исходившие от Чико, растопили ле
дяной панцирь, сковывавший ее бедное истерзанное сердце, потому что она
уронила свою красивую головку на ладони и тихо заплакала, часто и судоро
жно всхлипывая, как то бывает с детьми, которым нанесли страшную обиду.
Ц Бедная Хуана! Ц произнес он опять, машинально сжимая ее детские ножки
.
У маленького человечка хватило сил пожалеть ее Ц прежде всего ее! Ведь о
н отлично знал, что с ней и почему она так плачет. Бедная Хуана! Ее слезы пад
али прямо ему на сердце, словно капли расплавленного свинца. Он смутно ощ
ущал, что вот-вот свершится непоправимое, что она заговорит и с неосознан
ной жестокостью признается ему в том, чего не вынесет его душа.
И вдруг Эль Чико решился на истинный подвиг самоотречения и сам бросился
навстречу своей судьбе; мужественно Ц со слезами на глазах и с улыбкой н
а устах Ц он спросил:
Ц Так ты его любишь?
Ц Люблю? Кого?
Но он молчал. Он отлично знал, что ему нет необходимости называть имя. Хуан
а не могла не понять этого вопроса.
Она и в самом деле сразу же все поняла и вовсе не удивилась тому, что ему из
вестно о ее чувстве.
Просто вопрос прозвучал неожиданно и застал девушку врасплох. А может бы
ть, она попросту никогда не задавала его себе Ц вот так прямо, без всяких
уверток. Во всяком случае, Хуана отняла руки от лица, и глядя на карлика гл
азами, полными слез, ответила с трогательным простодушием:
Ц Не знаю!
На мгновение в его сердце вспыхнул огонек надежды. Если она и сама этого н
е знает, быть может, не все еще потеряно. Быть может, ему удастся в конце кон
цов излечить ее от увлечения чужеземцем, а потом и завоевать...
Однако огонек этот тут же погас. Девушка не смогла Ц или не захотела Ц сд
ерживаться и горестно сказала, не замечая, как эти слова ранят маленьког
о человечка:
Ц Не знаю, люблю ли я его! Но вот людей, которые столь ожесточенно преслед
уют его и которые, чтобы победить его, такого мужественного и такого силь
ного, завлекли его, наверное, в какую-нибудь ловушку, где подло убили... этих
людей я ненавижу! Я их ненавижу, это убийцы... проклятые убийцы... да, да, прокл
ятые!
В ярости повторяя эти слова, она неистово топала каблучками, забывая, что
бьет ими Чико, а может быть, попросту не заботясь о том Ц ведь карлик прин
адлежал ей, и, значит, она могла обращаться с ним грубо и даже жестоко.
Но малыш не шелохнулся. Он даже не почувствовал боли от ударов каблуков. Х
уана могла бы избить его в кровь Ц сейчас он бы этого и не заметил. Смерте
льная бледность разлилась по его лицу. Одна мысль билась в его мозгу, и она
-то и делала его равнодушным к физической боли:
«Она ненавидит и проклинает тех, кто заманил его в ловушку! Но ведь я как р
аз из их числа!.. Значит, она будет ненавидеть и проклинать и меня тоже? Если
бы только она знала! Она бы бросила мне в лицо это слово: «Убийца!» Она прог
нала бы меня с глаз долой... и все было бы кончено, мне бы оставалось только у
мереть. Умереть!..»
И тут Хуана тоже вспомнила о смерти. Она сказала, продолжая плакать:
Ц Я не знаю, люблю ли я его! Но мне кажется, если я его больше не увижу, я умру
.
От одного вида ее слез, от ее слов о том, что она умрет, он тоже тихонько, по-д
етски, заплакал. И не сознавая, что делает, он принялся целовать милые мале
нькие ножки и, омывая их своими слезами, повторять, давясь судорожными ры
даниями:
Ц Я не хочу, чтобы ты умирала! Не хочу! Внезапно в голову ему пришла одна мы
сль. Он поднялся с пола.
Ц Послушай, хозяйка, Ц сказал он нежно, Ц ступай сейчас к себе в комнату
и ложись спать, ни о чем не беспокоясь. Я пойду отыщу его и завтра приведу к
тебе.
Женщина, которая любит другого, всегда несправедлива и жестока к тому, кт
о любит ее и кем она пренебрегает. Хуана немедленно что-то заподозрила и р
ешила добиться от Чико правды.
Она мгновенно вскочила, грубо схватила его за воротник и стала трясти не
счастного, крича пронзительным голосом:
Ц Ты что-то знаешь! Ну, конечно Ц ведь это ты пришел за ним. Это ты уговари
вал его пойти вместе с доном Сезаром. Что с ним сделали? Говори! Да говори ж
е, презренный!
Он простонал, не пытаясь вырваться:
Ц Ты делаешь мне больно!
Девушке стало стыдно, и она отпустила его.
Ц Я ничего не знаю, Хуана, клянусь тебе! Ц произнес он очень тихо. Ц Если
я и пришел за ним, то лишь из любви к тебе.
Ц Да, правда, Ц согласилась она, Ц откуда бы тебе что-то знать! Из любви к
о мне ты не захотел бы помогать в его убийстве. Я, наверное, сошла с ума... Про
сти меня.
И она протянула ему руку, словно королева. А он, добрый верный слуга, схват
ил белую ручку, которая только что мучила его, и почтительно припал к ней г
убами.
Однако он зародил в ней надежду, и вся дрожа от нетерпения, она спросила:
Ц Что ты собираешься делать?
Ц Не знаю. Но если кто и может его спасти, то это, по-моему, я... Я такой малень
кий, я могу пройти повсюду и ни в ком не вызвать подозрений. Я ничего не зна
ю, не спрашивай меня ни о чем... Подожди только до завтра. Сделай это ради мен
я.
Неожиданно она крепко обняла его и, прижав к груди, воскликнула, сама того
не зная, как больно задевает кровоточащую рану в его сердце:
Ц Ах, мой Чико! Мой дорогой Чико! Если ты вернешь мне его живым, как я буду л
юбить тебя!
Карлик осторожно высвободился из ее объятий.
Когда он целовал кончики ее пальцев, подол юбки или носки туфелек, она поз
воляла ему все это со снисходительностью божества, принимающего поклон
ение верующего. Когда Хуана была довольна, она трепала его по щеке или же т
ихонько тянула за ухо. Иногда она даже приникала губами к его лбу. И это бы
ло все. Никогда прежде она не обнимала его и не прижимала к сердцу!
Это объятие, предназначенное, как он безошибочно чувствовал, другому, пр
ичинило ему почти физическую боль.
Ц Я сделаю, что смогу, Ц сказал он просто. Ц Надейся. Ты обещаешь мне, что
пойдешь отдохнуть?
Ц Я не смогу, Ц сказала она с болью в голосе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59