Ребенку надоела игрушка? Он пренебр
ежительно бросает ее в угол, не заботясь о том, что может сломать ее, и боль
ше на нее не глядит. Но вот ему захотелось опять взять ее в руки Ц и тут он з
амечает, что, пренебрежительно бросив ее, он что-то ей сломал. Малыш горьк
о плачет, поднимает куклу, баюкает ее, ласкает, утешает, нежно с ней разгов
аривает, стараясь искупить то зло, что он невольно причинил.
Приблизительно так вела себя Хуана по отношению к карлику.
Самое удивительное заключалось в том, что сам он, обычно весьма обидчивы
й, охотно прощал Хуане такое поведение Ц причем он не оставался безропо
тным, как игрушка, но выказывал явное удовольствие ее манерами. Он находи
л их вполне естественными. Что бы ни делала Хуана, ничто его не оскорбляло
, не сердило, не отталкивало. Ведь это была Хуана! Ей дозволялось все. Ее гру
бые или резкие выходки шаловливого и избалованного ребенка, уверенного
в прочности своей деспотической власти, казались ему очень милыми... и уж в
о всяком случае это было куда лучше, чем ее безразличие.
Хуана была хозяйкой, а карлик Ц ее верным и преданным рабом, который с тер
пеливостью сносит и хорошее, и дурное.
Было ли все вышеописанное следствием привычки, приобретенной еще в детс
тве? Может быть.
Так или иначе, но надо признать, что эти поклонение и восхищение были сове
ршенно понятны.
Хуане недавно исполнилось шестнадцать лет. Она являла собой воплощенны
й тип андалузки. Она была маленькая, хорошенькая, тоненькая, и ее быстрые,
радостные движения, исполненные задорной грации, отличались замечател
ьной природной изысканностью. У нее был яркий румянец, великолепные черн
ые глаза Ц то пылкие, то томные Ц и маленький ротик с алыми, немного чувс
твенными губами. Ее тонкие аристократические запястья и белые нежные ки
сти рук, за кожей которых она тщательно следила, заставили бы побледнеть
от зависти любую знатную даму.
Хуана отличалась необычайной опрятностью, а ее платье, намного богаче то
го, что носили ее подруги, выдавало страсть к утонченному кокетству; снис
ходительная же отцовская гордость вместо того, чтобы умерить эту страст
ь, находила удовольствие в том, чтобы разжигать дочкино кокетство, ибо сл
авный Мануэль, которому трактир, очевидно, приносил немало золотых монет
, не отступал ни перед какими расходами, лишь бы удовлетворить капризы св
оего избалованного ребенка.
Вот почему Хуана была всегда нарядна, как статуя мадонны в церкви; впроче
м, костюм андалузки она носила с непринужденностью, исполненной очарова
тельной изысканности.
Но если для девушек ее сословия предназначалось обычно сукно или полотн
о, то Хуана носила бархатный плащ, корсаж из светлого шелка, выгодно облег
авшей тонкую гибкую фигуру, и в тон корсажу шелковую юбку, из-под которой
виднелись тонкая лодыжка и крохотная детская ступня Ц узкая и с красивы
м подъемом, обутая в атлас и составлявшая для Хуаны, как истинной андалуз
ки, предмет ее большой гордости. Вместо привычной шали она носила богаты
й передник, украшенный галунами, тесьмой, шнурками и помпонами Ц впроче
м, как и весь остальной костюм.
Разодетая подобным образом, Хуана приглядывала за слугами своего отца, и
должен был появиться очень важный сеньор Ц вроде этого француза, или же
старый добрый друг Ц вроде господина Сервантеса, чтобы она снизошла до
него и самолично, своими белыми ручками, обслужила гостя. Да и то считая пр
и этом, что именно она оказывает честь тем, кого обслуживает... и быть может,
красавица была права.
Понятно, что, зная все эти обстоятельства, Сервантес был чрезвычайно изу
млен, когда обнаружил, что сие подобие маленькой королевы бодрствует, ож
идая их, причем бодрствует в одиночестве, не позвав себе в напарницы кого-
либо из служанок. Впрочем, Сервантес был слишком занят своими мыслями, чт
обы придавать значение таким пустяковым подробностям.
Хуана посторонилась, впуская ночных посетителей, и хотя она казалась чем
-то сильно расстроенной и обеспокоенной, она ответила на улыбку Эль Чико
радостной улыбкой и приветливо, дружески протянула ему руку с тем видом
властительницы, который она всегда невольно принимала с ним.
Этого оказалось достаточно, чтобы на щеки маленького человечка вернула
сь толика того румянца, что так внезапно исчез при виде молодой девушки. Э
того оказалось достаточно, чтобы его взгляд зажегся восторгом, который о
н и не пытался скрывать, уверенный, что у его спутников слишком много свои
х забот, чтобы еще наблюдать за ним.
Когда Сервантес, шедший последним, вошел во внутренний дворик, Хуана, пре
жде чем затворить дверь, после секундного замешательства вновь выгляну
ла наружу, вглядываясь в ясную, полную миллиардов звездных огоньков ночь
: это было едва ли не единственное освещение, которое святая инквизиция п
озволяла своим подданным Ц сама же она, как известно, любила освещать ис
панские ночи кострами аутодафе.
Странное дело Ц малышка Хуана казалась взволнованной.
Можно было подумать, что она кого-то ждет, что она очень беспокоится и ого
рчена тем, что не видит этого человека. Уверившись в отсутствии пятого по
сетителя, Хуана испустила тяжкий вздох, удивительно похожий на всхлипыв
ание, медленно задвинула засовы и провела всех пришедших на кухню, распо
ложенную в самой глубине дома; благодаря этому последнему обстоятельст
ву там можно было зажечь свечи, не опасаясь кары за нарушение полицейски
х указов, запрещавших зажигать в доме свет после вечерней зори.
Заспанная дуэнья Хуаны суетилась возле очага, глухо бормоча проклятья п
о адресу бродяг-полуночников, которые в такой поздний час не дают спать д
обрым христианам и разгуливают по улицам, вместо того, чтобы давным-давн
о лежать в своей кровати, натянув одеяло до самого подбородка. Хуана след
ила за ней бездумным взглядом, но даже не видела ее.
Малышка Хуана была очень встревожена и бледна. Ее красивые глаза, обычно
такие насмешливые, подернулись пеленой невыплаканных слез. Один вопрос
жег ей губы, но она не осмелилась высказать его, и никто не заметил необычн
ого волнения девушки.
Никто Ц кроме верной служанки, которая ворчливо, но с затаенной нежност
ью, принялась упрекать свою молодую хозяйку за то, что она сама решила ожи
дать поздних посетителей, а не поручила это скучное занятие достойной ма
троне, честной и преданной долгу; уж эта достойная женщина, привыкшая с ут
ра до вечера работать не покладая рук, наверняка сумеет быть более госте
приимной, чем ее избалованная и сонная госпожа.
Но мы забыли упомянуть Чико: он не сводил с Хуаны глаз и, видя, как радость п
остепенно покидает ее, тоже грустил; он очень напоминал сейчас преданног
о пса, готового на все, лишь бы вернуть улыбку на уста хозяина.
Однако крошка Хуана не видела ни служанки, ни Чико, никого... Казалось, она п
редается каким-то размышлениям, очевидно, горестным.
Из этих размышлений ее внезапно вывел вопрос.
Ц А господин де Пардальян вернулся? Ц спросил Тореро.
Малышка Хуана сильно вздрогнула и едва смогла пробормотать сдавленным
голосом:
Ц Нет, сеньор Сезар.
Ц Так я и знал! Ц прошептал Тореро, с удрученным видом глядя на Серванте
са.
Малышка Хуана сделала над собой огромное усилие и белая, словно полотно,
спросила:
Ц Но ведь господин де Пардальян был с вами. Надеюсь, с ним не случилось ни
чего дурного?
Ц Мы тоже надеемся, крошка Хуана, но сможем узнать это наверняка только з
автра утром, Ц озабоченно сказал Сервантес.
Хуана пошатнулась и упала бы, если бы рядом не стоял стол, за который она у
хватилась. Никто не заметил этого внезапного приступа слабости.
Кроме служанки, разумеется, Ц та заголосила:
Ц Да вы, барышня, на ногах не стоите от усталости! Что же это вы сами себя и
стязаете и не хотите немедленно идти спать?
Тогда Чико стремительно подошел к девушке, словно желая поддержать ее ил
и даже поднять на руки.
Сервантес же, по обыкновению рассеянный, попросил:
Ц Дитя мое, прикажите приготовить нам постели. Остаток ночи мы проведем
здесь, а завтра, Ц добавил он, повернувшись к дону Сезару и Жиральде, Ц мы
возобновим наши поиски.
Эль Тореро одобрительно кивнул.
Хуана (она, кажется, была счастлива избежать мучительной необходимости с
крывать свои чувства) пошла за служанкой, а гости Ц в свои комнаты.
Перед тем как удалиться, Сервантес дружески помахал рукой Эль Чико, а Тор
еро горячо поблагодарил маленького человечка за помощь и заверил его, чт
о отныне тот вправе рассчитывать на заботу и кошелек молодого тореадора
. Жиральда же присоединила к словам жениха свою собственную благодарнос
ть.
Карлик принял все эти изъявления дружеских чувств со свойственным ему г
ордым и равнодушным видом, но по тому, как горели его глаза, было ясно видн
о, что он рад этой дружбе.

Глава 23
ЭЛЬ ЧИКО И ХУАНА

Оставшись один на трактирной кухне, Чико подтащил к угасающему очагу туб
аретку и вскарабкался на нее.
Карлик был грустен: ведь он видел, что «она» была грустна и взволнована. Оп
устив голову на руки, он принялся размышлять над разными разностями из с
воей жизни, еще такой короткой. Вся его прошлая жизнь Ц как и его настояще
е, как, очевидно, и его будущее Ц сводилось к одному слову: Хуана.
Сколько Хуана себя помнила, она всегда видела карлика рядом с собой. У мал
ыша не было семьи, и если кто-нибудь когда-нибудь и обращал на него вниман
ие, то исключительно для того, чтобы поколотить его или надавать оплеух. Е
стественно, без такого участия в своей судьбе он вполне обошелся бы.
У Хуаны же, несмотря на всю ее шаловливость, было доброе сердце. Сама того
не ведая и не понимая, она была тронута этим сиротством. Еще совсем ребенк
ом, движимая тем инстинктом материнства, который дремлет в сердце каждой
девочки, она приучилась сама заботиться о том, чтобы Эль Чико имел прилич
ный кров и еду. Постепенно она таким образом привыкла играть в маленькую
маму. И поскольку ее отец подавал окружающим пример, подчиняясь всем ее п
рихотям, а сама она была очень ласковой девочкой, то она умела без труда за
ставить себя слушаться. Вот почему в ее отношениях с карликом до сих пор с
охранился легкий налет покровительства.
Он же, со своей стороны, привык, что она командует, и раз все в доме подчинял
ись ей, не споря, то он поступал как все.
Впрочем, в том случае, если бы у него вдруг возникли поползновения к бунту
(о чем он и не помышлял, находя свое рабство замечательно сладостным), то м
ораль, представленная в данном случае упреками и нотациями достойного М
ануэля Ц отца его маленького тирана Ц итак, мораль, преподанная ему, гла
сила бы: тот, кто дает, намного выше того, кто получает. Следовательно, втор
ой должен неустанно возносить благодарности и кланяться первому.
Идея унижения, вообще-то говоря, не очень легко укладывалась в голове Эль
Чико Ц у него были свои собственные идеи, и как утверждала та же праведна
я мораль, они должны были привести его в один прекрасный день прямо на кос
тер; то был единственный конец, уготованный маленькому мальчику Ц хотя
и крещеному, но вынашивающему такие мысли, от которых бросило бы в дрожь с
амого завзятого еретика.
Тем не менее, когда речь шла о Хуане, малыш охотно склонял голову, так что э
то вошло у него в привычку. И вошло так основательно, что ему суждено было
сохранять ее всю свою жизнь. Оспорить приказ или желание Хуаны казалось
ему чем-то чудовищным, невозможным. Этот маленький мальчик Ц противный
и дерзкий бесенок, который много раз заявлял, что не признает ни хозяина, н
и властей Ц легко признавал власть Хуаны, считал дочку Мануэля своим ед
инственным хозяином, и даже достигнув возраста мужчины, до сих пор часто
называл ее «маленькая хозяйка», чем девушка очень гордилась.
Дети выросли. Хуана превратилась в красивую молодую девушку.
Чико стал мужчиной... но по росту своему остался ребенком.
Поначалу Хуана была несказанно удивлена, видя, что постепенно она станов
ится такой же большой, как и ее приятель, а потом и выше его Ц а ведь он был
на целых четыре года старше! Ей это чрезвычайно понравилось. Ее кукла так
и останется маленькой куколкой. Как это будет замечательно!
С возрастом это эгоистическое чувство уступило место жалости Ц она вид
ела: Чико был крайне уязвлен и огорчен тем, что он остается все таким же ма
леньким, в то время как вокруг него все растут. И Хуана дала себе слово ник
огда не покидать этого малыша. Что станется с ним без нее?
Постепенно привычка постоянно видеть свою «маленькую хозяйку», находи
ться подле нее, мгновенно и безмолвно выполнять все ее поручения, больше
похожие на приказы, сменилась иным чувством Ц чувством, в котором, по наш
ему мнению, Чико и сам не отдавал себе отчета; имя этому чувству было Ц лю
бовь. Любовь чистая, любовь абсолютная, сверхчеловеческая, любовь, испол
ненная жертв и самоотречения.
Да иначе и быть не могло. На протяжении многих лет Хуана была для него Бого
м, объектом его постоянного поклонения. Для приношения ей ничто не было с
лишком красивым, слишком изысканным, слишком роскошным.
Чико был готов ради своей повелительницы на любые жертвы. Если бы потреб
овалось, он бы без раздумий лег в сточную канаву и подставил Хуане свою гр
удь, чтобы ее маленькие ножки не ступали по грязи. Все его мысли были напра
влены к одной цели: доставить удовольствие Хуане, удовлетворить прихоти
Хуаны, даже если он сам должен был от этого пострадать, даже если сердце ег
о истекало кровью. Когда она была рядом с ним, у него не было ни воли, ни спос
обности здраво рассуждать, ни каких бы то ни было своих желаний. Она думал
а, говорила, ощущала за них двоих. Он жил лишь благодаря ей и умел лишь восх
ищаться ею и слепо одобрять то, что она решила.
Любовь карлика вовсе не была плотской. Тщетно пытался он уверить себя, чт
о он Ц обычный мужчина;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59