.. Dies irae! Dies ilia!
Когда служба наконец завершилась, иноки удалились так же, как они пришли,
Ц медленной и торжественной поступью. Помощники священника потушили с
вечи в алтаре. Все вновь погрузилось в тишину и темноту. Вскоре вокруг кат
афалка, слабо освещенного несколькими серебряными лампами, свисающими
с потолка, остались лишь четыре монаха-носильщика...
Конец еще не настал...
Пардальян почувствовал, как волосы встали у него на голове дыбом и дрожь
сотрясла все его тело от затылка до пяток, когда он услышал, как один из мо
нахов спрашивает с безмятежным равнодушием:
Ц А могилу этому несчастному успели вырыть?
Ц Да уже час как готова.
Ц Тогда предадим его поскорее земле Ц нам ведь пора ужинать.
И гроб с заключенным внутри живым шевалье подняли и куда-то понесли.
Тогда, собрав весь остаток сил, прильнув губами к отверстию в крышке, он за
кричал:
Ц Но я не умер!.. Вы же не похороните меня заживо, мерзавцы!..
Четверо зловещих носильщиков, словно глухие, невозмутимо продолжали св
ой путь, нещадно тряся гроб на всех ступенях и поворотах; занятые прежде в
сего мыслью о том как бы побыстрее добраться до трапезной, они ничуть не с
тарались выполнить порученную им работу поаккуратнее.
Если бы шевалье мог вытащить кинжал, он бы, разумеется, тут же закололся, л
ишь бы избежать страшной пытки быть погребенным заживо. Но он находился
не в обычном гробу, а в чем-то вроде узкого футляра, так что его извивающая
ся рука никак не могла дотянуться до оружия, которое принесло бы ему стол
ь желанное избавление.
Вскоре он почувствовал, что его лицо овевает ветерок (шевалье все время у
прямо приникал к глазку), и понял, что место, принятое им за сад, было на само
м деле кладбищем!
Если заупокойная служба показалась ему удивительно медленной, то перех
од к последнему пристанищу совершился, как мнилось шевалье, с необычайно
й поспешностью. Он все еще надеялся на чудо, понимая, что когда он окажется
в яме, когда земля ляжет на него тяжелым холодным грузом, всякая надежда н
а избавление будет навсегда потеряна.
А носильщики уже остановились.
Он почувствовал, что его гроб довольно-таки грубо поставили на траву.
Он ясно различил скольжение веревок под гробом, который сначала приподн
яли, потом принялись тихонько спускать вниз и наконец мягко опустили на
дно могилы.
Чей-то бас громогласно пророкотал:
Ц Requiescat in расе!
Requiescat im расе! (лат.) Ц Покойся с миром!

Другие ответили хором:
Ц Amen!
С глухим стуком упали тяжелые комья земли. Этот стук отозвался болью в са
мой глубине его существа.
И Пардальян отказался от борьбы. С покорностью судьбе, но и, вопреки всему
, с толикой насмешки, он прошептал:
Ц На сей раз я и впрямь умер и лежу в могиле! К счастью, этот приступ отчаян
ия длился недолго.
Почти тотчас же он овладел собой и вновь принялся кричать что было сил, не
истово барабанить в крышку и пытаться разбить стенки гроба, ударяясь в н
их локтями и плечами.
Сколько времени прошло в этой борьбе?
Минуты или часы?
Он не имел об этом ни малейшего понятия.
И вот когда он Ц уже, наверное, в сотый раз Ц попытался выбить крышку, в то
т самый миг, когда он уже хрипел, а его силы и мужество были на исходе, крышк
а, повинуясь толчку его плеча, открылась словно сама собой.
Ц Смерть всем чертям! Клянусь потрохами всех святых! Клянусь копытом Са
таны! Чревом моей матери! Ц облегчал себе душу Пардальян, нанизывая руга
тельства одно на другое.
Он был смертельно бледен, глаза его блуждали, он дрожал от гнева и ужаса. О
н полной грудью вдыхал воздух, словно никак не мог насытить им свои легки
е; машинально он провел рукой по лбу Ц по нему стекали крупные капли пота
. Он стоял на коленях посреди своего гроба; он огляделся вокруг безумными
глазами, ничего не видя, думая лишь об одном: бежать!
Он не заметил, что находится все-таки в саду, а не на кладбище, как он полага
л. Он даже не заметил, что могила его была на удивление мелкой и что вся зем
ля, которую бросали на гроб целыми лопатами, благодаря какой-то специаль
ной уловке оказалась раскиданной по дну ямы.
Он понимал только, что жив и свободен! Вокруг много воздуха и простора, вок
руг деревья и трава, а над головой Ц чистое небо! Шевалье горел неистовой
жаждой мести, он был исполнен решимости свернуть шею этому мерзавцу Эспи
нозе; ведь именно он придумал эту чудовищную пытку, которой даже нет назв
ания, и подверг ей его, Пардальяна! Теперь, когда его славная рапира опять
у него в руках, он, презирая мушкетную перестрелку, чувствовал в себе дост
аточно сил, чтобы сразиться со всеми приспешниками великого инквизитор
а, даже если имя им Ц легион.
Наконец свежий вечерний воздух Ц уже начинало темнеть Ц охладил его пы
лающую голову, и к нему (хотя бы частично) вернулось хладнокровие; он быстр
о выбрался из могилы и широким решительным шагом, с той ошеломляющей стр
емительностью, которая была ему присуща, когда он начинал действовать, п
рямиком направился к замаскированной калитке, обнаруженной им как раз р
ядом.
Он вытащил шпагу, с грозным видом несколько раз со свистом рассек ею возд
ух и внезапно распахнул калитку.
Перед ним открылся двор, занятый группой вооруженных людей.
Пардальян сделал два шага вперед и сразу же наткнулся на дежурного офице
ра, командовавшего этими людьми; увидев шевалье, он удивленно воскликнул
:
Ц Господин де Пардальян! Откуда вы тут взялись?
Расслышал ли Пардальян его слова? Во всяком случае, он понял только одно: о
фицер не собирался преграждать ему путь.
Он холодно ответил на вопрос:
Ц Где здесь выход?
По крайней мере, он считал, что отвечает холодно. На самом же деле он проры
чал свой вопрос с грозным, устрашающим видом, так, как если бы прокричал:
Ц Дорогу, или я убью вас!
И не дожидаясь ответа, он повернул направо, наобум, сам не зная куда идет, и
удалился, широко шагая.
Офицер, в свою очередь, прокричал:
Ц Эй! Господин де Пардальян!.. Не сюда!
И поскольку шевалье, не оборачиваясь, неуклонно продолжал свой путь, офи
цер догнал его, схватил за руку и очень вежливо сказал:
Ц Вы ошибаетесь, господин де Пардальян, выход не здесь... он там.
И указал пальцем в противоположную сторону.
Ц Что вы говорите, сударь?
Поглупевший от изумления Пардальян стал даже заикаться, не зная, наяву в
се это с ним происходит или во сне.
Офицер спокойно ответил:
Ц Вы изволили спросить меня, где здесь выход. Разрешите мне заметить вам,
что вы ошибаетесь... Выход налево, а не направо.
Ц Ах так, сударь! Ц прорычал Пардальян, который чувствовал, что сходит с
ума. Ц Стало быть, вы здесь не для того, чтобы меня арестовать? Вы не получи
ли приказа убить меня?
Ц Что за шутки, сударь? Ц сказал офицер, улыбаясь. Ц Я Ц и это правда Ц п
олучил приказ арестовать всякого, кто предстанет передо мной, но это ник
оим образом не касается господина де Пардальяна; напротив, нам велено ок
азывать представителю Его Величества короля Наваррского все подобающи
е знаки уважения.
Шевалье взглянул офицеру прямо в глаза и увидел, что тот был совершенно ч
истосердечен. Он тотчас же вложил шпагу в ножны и, поклонившись, в свою оче
редь, человеку, который говорил с ним, сняв шляпу, тихо сказал:
Ц Простите меня, сударь... Я, очевидно, подхватил лихорадку... там, в этих кор
идорах.
Ц Это вполне вероятно, Ц ответил офицер, по-прежнему любезно улыбаясь.

И добавил с готовностью, идущей от сердца:
Ц Вы не желаете, чтобы я приказал послать за врачом Его Величества?
Ц Тысяча благодарностей, сударь, Ц отозвался Пардальян с той изысканн
ой учтивостью, которая приобретала в его устах особую ценность. Ц Я уже ч
увствую себя лучше... Пустяки.
И прошептал в сторону Ц не громко, но и не тихо:
Ц Пусть собаки сожрут мои потроха, если я хоть что-нибудь понимаю в том, ч
то со мной случилось! В этот момент спокойный голос, который шевалье сраз
у же узнал, сказал:
Ц Разве я не дал вам слово, что вы сможете выйти отсюда так же, как вы сюда
вошли?
Ц Эспиноза! Ц закричал Пардальян. Ц Но откуда же он тут взялся?
И впрямь казалось, что великий инквизитор возник из-под земли.
Пардальян вплотную подошел к Эспинозе и с пылающим взором, но сохраняя л
едяное спокойствие (что было у него верным признаком исступленной ярост
и, сдерживаемой силой воли), бросил инквизитору в лицо:
Ц Вы появились весьма кстати, сударь. По-моему, у нас с вами еще остались н
екоторые счеты!
Эспиноза не шелохнулся. Молнии, которые метал взор Пардальяна, не застав
или его опустить глаза. С присущей ему невозмутимостью он бесстрастно пр
одолжал:
Ц Если бы вы не нанесли мне оскорбление, усомнившись в моем слове, если б
ы вы доверчиво прошли сквозь отряды вооруженных людей, как вы это сделал
и только что, правда, с некоторым опозданием, вам не пришлось бы пережить н
есколько часов смертельных мук. Это урок, который я хотел вам преподать, с
ударь. Но одновременно это и предупреждение. Помните: что бы вы ни делали,
как бы вы ни скрывались, в этом огромном городе вы всегда будете в моей вла
сти и в моих руках, как то произошло в королевском дворце.
И тоном, в котором сквозил невольный интерес, он добавил:
Ц Поверьте, господин де Пардальян: вы Ц человек, созданный для героичес
ких битв при ярком солнечном свете, лицом к лицу, глаза в глаза. Но вы ничег
о не смыслите в битвах тайных, непонятных, которые свершаются в тени и во м
раке. Возвращайтесь к себе домой, во Францию, господин де Пардальян; здесь
вы будете раздавлены, и мне, право, будет вас жаль, ибо вы храбрый человек.

Пардальян собрался было резко возразить, но Эспиноза уже исчез Ц неведо
мо куда, неведомо как, а шевалье так и остался стоять, потрясенный этим вне
запным исчезновением, равно как и всем, что с ним приключилось.

Глава 17
БЮССИ-ЛЕКЛЕРК ПРОЛИВАЕТ СЛЕЗЫ

Пардальян вошел во дворец в девять часов утра. Когда он оттуда вышел, уже с
меркалось. Дело было летом, и дни были еще очень длинными, а потому он мысл
енно подсчитал, что, по-видимому, шесть или семь часов пробродил по коридо
рам и подземельям да два-три часа провел в гробу.
Ц Хотел бы я посмотреть на выражение лица господина Эспинозы, если бы он
прошел через такую пытку, Ц ворчал шевалье, удаляясь от дворца широкими
шагами. Ц Железная верша, куда в прошлом году меня заперла нежная Фауста,
Ц это райское местечко по сравнению с тем, где я побывал сейчас. Проклят
ье! Вот дьявольское изобретение! И как только я не сошел с ума? Возможно ли,
чтобы человеческим существам могла прийти в голову мысль подвергнуть т
аким мукам своих ближних?.. Решительно, тысячу раз был прав мой батюшка, ко
гда говорил мне: «Люди, сын мой, Ц это огромная стая волков. Горе честному
человеку, который отважится войти в эту стаю! Его разорвут на части, на мел
ьчайшие кусочки и тотчас же проглотят!..»
Поистине замечательно, что шевалье смог сохранить такую трезвость мысл
ей после приключения, которое вряд ли бы выдержали самые ясные умы.
Однако подобные встряски не проходят бесследно и существенно сказываю
тся на телесных силах. И если Пардальян, благодаря своей воле и своему хар
актеру, которые превращали его в личность поистине исключительную, смог
вернуть себе достаточно душевного спокойствия и хладнокровия, чтобы по
философствовать, да еще и иронически, то вновь обрести свои растраченные
физические силы он не смог.
Шевалье был смертельно бледен, на дне его глаз гнездилась растерянность
, он шел, шатаясь, словно пьяный.
Шагая по пустынным и темным улицам (на Севилью уже опустилась ночь), он вор
чал:
Ц Из-за голода я совсем ослабел, у меня даже голова кружится. Я думаю, мэтр
Мануэль, Ц краса и гордость испанских трактирщиков, вряд ли найдет в под
валах своей «Башни» достаточно снеди, чтобы утихомирить этого пожирающ
его меня зверя!
И мысленно он составлял длинное меню, перед которым снял бы шляпу и сам Га
ргантюа.
Будь Пардальян менее голоден, менее измучен, он бы, конечно, заметил, что с
того самого момента, как он вышел из дворца, за ним неотступно следовали ч
етыре тени, с терпеливой неутомимостью сопровождая его на почтительном
расстоянии.
Однако Пардальян, как мы уже сказали, мечтал сейчас лишь о еде и о выпивке.
Истина обязывает нас сказать, что в этом он действительно крайне нуждалс
я. А потому чем длиннее и тяжелее ему казался путь, тем длиннее становилос
ь меню, которое он сочинял в уме.
Но если шевалье ничего не заметил, то мы, располагая соответствующими св
едениями, считаем своим долгом рассказать обо всем читателю и потому про
сим его вернуться на несколько часов назад, к тому моменту, когда Бюсси-Ле
клерк вышел от Фаусты, где он добился для себя права командовать остальн
ыми тремя охранниками; он вышел, исполненный решимости убить Пардальяна.

Бюсси-Леклерк был признанным мастером поединков, и его репутация прочно
покоилась на двух десятках дуэлей, где он всегда ранил или убивал своих с
оперников... не считая бесчисленных схваток с известнейшими мастерами фе
хтования, наемными убийцами и бретерами, Ц схваток, из коих он всегда вых
одил победителем.
Эта репутация непобедимого фехтмейстера была гордостью, славой, честью
Бюсси-Леклерка. Ею он дорожил больше всего на свете. Чтобы сберечь эту реп
утацию в неприкосновенности, он без колебаний пожертвовал бы своим сост
оянием, своим общественным положением, своею жизнью и даже честью.
Однако эта репутация рухнула самым плачевным образом в тот день, когда П
ардальян, словно играючи, при свидетелях, выбил оружие у него из рук.
Обезоружили! Его! Непобедимого Бюсси-Леклерка! Он плакал от бессильной я
рости и стыда.
Самое ужасное заключалось в том, что, подвергнувшись столь позорному уни
жению, он долго и со знанием дела тренировался, изучая выпады в тишине фех
товального зала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59