— А сколько он ему платит? Он ведь не спросил у твоего отца, где он живет? И твой отец не спросил, где живет этот хозяин.
— Не знаю, чего ты так злишься. Мы ведь не жалуемся. А скоро еще лучше устроимся. Может, даже новую ферму купим.
Тупость Эмили коробила Мариуса, но, слушая ее, он еще раз убеждался, чему должен посвятить будущее. Сколько его соотечественников не понимают того, что для него очевидно? Сколько англичан и франко-канадцев работают вместе в магазинах и на фабриках и отлично ладят друг с другом! Это никуда не годится, он научит своих сородичей ненавидеть англичан, как ненавидит их сам. Ему ни разу не пришло в голову, что, кроме своей мачехи, он ни с кем из англо-канадцев не знаком.
Эмили молча стояла в темной парадной рядом с ним. Мариус притянул ее к себе и поцеловал. Она не противилась. Он быстро провел рукой по ее округлым бедрам, потом обнял за талию и прижал к себе. Когда она обвила руками его шею, Мариус почувствовал, как плотно приникло к нему ее коренастое тело крестьянки, Эмили была очень сильная. Внезапно его охватила страсть, и он начал исступленно целовать ее, но потом резко отстранился.
— Спокойной ночи, Эмили,— сказал он.— Увидимся через день-два.
Мариус повернулся и, не оглядываясь, пошел тем же путем, которым они пришли. Оказавшись один на грязной улице, он почувствовал облегчение и воспрял духом. Он посмотрел на небо. Высоко над темными крышами сквозь хаос перистых облаков плыла почти полная луна. Даже в городе воздух был напоен весной. Мариус поймал себя на том, что вспоминает, как выглядит в такую ночь Сен-Марк, если смотреть на него с холмов за приходом.
На углу он остановился подождать трамвая. И увидел того солдата, который подходил к нему после митинга. Солдат выследил его и теперь стоял и ждал. Мариус отвернулся, но солдат подошел и встал рядом. Мариус быстро посмотрел по сторонам, на улице не было ни души. Фонарь над его головой бросал голубоватое пятно света на тротуар, а на другой стороне улицы еще один фонарь освещал полосы на рекламном шесте перед парикмахерской.
Солдат придвинулся к Мариусу вплотную.
— Слушай ты, молокосос паршивый, уж больно ты много болтаешь. Вот я тебя и выследил. Пора заткнуть твою вонючую глотку.
Мариус задрожал. Перед физической силой он был беззащитен.
— Не понимаю, о чем ты,— по-английски сказал он.
— Не понимаешь? Сейчас объясню.— Солдат не спеша подошел еще ближе, от него пахнуло перегаром.— Я был во Франции. Ясно? Там идет война. В моей части полно французских парней из здешних мест. Они делают дело. А такие сволочи, как ты, отсиживаются дома да еще пинают их в задницу. Проклятые трусы, окопались тут и треплете своими погаными языками!
Мариус обернулся и посмотрел прямо в лицо солдату. В этом лице он прочел все, что было ненавистно ему в англичанах. Холодность и жестокость, готовность оскорбить любого, воспользоваться чужой слабостью, но себя при этом не дать в обиду.
— Ну, чего стоишь?— сказал солдат.— Беги! Ты же весь зеленый от страха.
Мариусу однажды случилось наблюдать в Сен-Марке, как лесоруб, только что вернувшийся из леса, расправлялся с пьяным. Вспомнив об этом, он сделал выпад и пнул солдата по голени. Солдат подскочил и от боли поджал ногу. Он и вскрикнуть не успел, как Мариус ударил его еще раз, и солдат упал. Мариус рухнул на него, коленями прямо на лицо. Он услышал, как у солдата хрустнули передние зубы, а голова ударилась о край тротуара. Мариус поднялся и посмотрел на неподвижное тело. Изо рта солдата показалась струйка крови. Мариуса затрясло, он испугался, что убил человека. Быстро оглядев улицу, он увидел вдалеке приближающуюся фигуру. Мариус опустился на колени и прижался ухом к груди солдата. Тот шевельнулся и попытался схватить Мариуса за горло, но Ма-риус вырвался и вскочил.
Он стоял, тяжело дыша, волосы упали на глаза, фетровая шляпа свалилась и откатилась на тротуар. Солдат дергался, как нокаутированный боксер, пытаясь подняться. Он медленно сел, опираясь на руки, открытый рот был красным от крови.
Мариус несколько минут наблюдал за ним, потом подобрал шляпу и быстро пошел прочь. Он ничего не слышал и не видел, перед глазами пылал окровавленный рот солдата, в ушах раздавался хруст сломанных зубов. На первом перекрестке он оглянулся. Солдат, покачиваясь, уже стоял на ногах, и его расспрашивал полицейский.
Мариус поскорее свернул за угол и бросился бежать. Он промчался три квартала, держа шляпу в руне, и топот его собственных ног эхом отдавался от домов. Внезапно он влетел в какой-то переулок и тут остановился, согнувшись и хватая ртом воздух, пока дыхание не восстановилось и он не пришел в себя. Мариус одернул пальто, наставил воротник, надел шляпу и низко надвинул ее на глаза. Рубашка под пальто сделалась мокрой от пота и прилипла к спине. Мариус засунул руки в карманы и направился к улице Сен-Дени. Здесь фонари горели ярче, и он был не один. Возвращались те, кто работал допоздна, еще не разошлись по домам гуляки и пьяные; проститутка окликнула его, когда Мариус проходил мимо. Он вскочил в трамвай и уселся в середине пустого длинного вагона с плетеными сиденьями, они желтели под лампочкой, как соломенные.
Мариус ликовал. Наконец-то он порвал цепи, которые сковывали его всю жизнь. Грудь под пальто ширилась, он жадно вдыхал воздух, губы раздвинулись в улыбке, в углах рта проступили глубокие складки, а мысли наскакивали одна на другую.
После того, что случилось, его наверняка постараются забрать в армию. Может быть, в английских газетах даже появится объявление, что его разыскивают. Но им его не заполучить! Ни сейчас, ни потом. Он вернется з свою комнату, соберет вещи и исчезнет. Монреаль — город большой, есть где спрятаться. Жаль, что две недели назад он не нашел денег в Сен-Марке. Но он и без них не пропадет. Он знает множество людей, готовых прийти ему на помощь, помочь любому, кто решил не вступать в армию, отважился бросить вызов англичанам и отстаивать права франко-канадцев. Его же планы идут еще дальше. Он должен беречь себя для будущего, а в будущем, как ему стало ясно, его ждет неустанная борьба.
7
Полю казалось, что зима никогда не кончится, но вот она прошла, и наступила пора распутицы, которая в Квебеке зовется весной. Фермеры сидели у себя в кухнях под картинами с изображением святых и с нетерпением ждали, когда просохнет земля. Гуси летели на север, и над полями носился яростный ветер. Случалось, ветер будил Поля среди ночи, когда старый клен начинал стучать голыми ветками в окно.
Весна — плохое время года. Весной распяли Христа. В памяти Поля было еще свежо все, что он видел в церкви на Страстной неделе: гвозди и молоток, лестница, смоченная губка, завешенные изображения святых и тьма, окутавшая землю. Поль старался думать об осени, это время он любил больше всего. Осенью небо опрокинуто в лужах, оно смотрится в них, как в зеркало, а красные кленовые листья, облетая с ветвей, молчаливо кружатся в воздухе, падают в лужи и плавают в них, озаряя алыми отблесками серебряные пузырьки на дне. Прошлой осенью в тихие ночи при полнолунии Поль дважды слышал, как где-то далеко, за много миль, всхрапывает преследующий подругу лось.
Но сейчас не осень. Сейчас весна. Субботним утром Поль медленно брел по дороге за почтой. Он внимательно оглядывал каждое поле, мимо которого проходил, и видел, как из-под снега, словно живое существо, проглядывает земля. Ближе к реке поля были уже коричневые и мокрые; по старым бороздам, клюя что придется, задумчиво разгуливали вороны. А небо над плоской сырой долиной было в бурном движении. Северный ветер разгонял жидкий свет солнца, и обрывки летящих облаков походили на развевающееся драное белье.
Поль прошел мимо старой заброшенной мельницы, примостившейся между рекой и дорогой. У нее была деревянная крыша конусом, а колесо уже давно не крутилось. В щелях мельницы свили себе гнезда ласточки, и летними вечерами они мелькали тут взад-вперед. Когда-то, задолго до рождения Поля, мельница принадлежала роду Талларов, и зерно здесь мололи фермеры всей округи. А восемьдесят лет назад прадед Поля засел со своим отрядом в кленовой роще на холме позади прихода. Англичане в красных мундирах выстроились в деревне перед старой церковью и приготовились штурмовать холм. Тогда прадед поднялся, взмахнул шляпой и приказал своим открыть огонь. Атакующие падали один за другим, и вскоре англичанам пришлось отступить. В библиотеке отца есть книга, в которой описывается это сражение.
В библиотеке еще есть журналы, в них рассказывается о той войне, которая идет сейчас, а у соседа, капитана Ярдли, всего три года назад оторвало ногу в морском бою. Он тоже участвовал в войне. В Сен-Марке солдаты не маршируют, оркестры не играют, нет плакатов, призывающих вступать в армию. Но и здесь все равно война, во всяком случае, она рядом. Отец выписывает много иллюстрированных журналов, и французских, и английских, и Полю разрешают смотреть картинки. Он знает, как выглядят Трафальгарская площадь и Триумфальная арка, но не очень представляет, насколько далеко они отстоят друг от друга. Из-за этих картинок Англия и Франция кажутся ему куда интереснее, чем страна, где он живет. Из-за них же он днем и ночью грезит сценами из военной жизни: то где-то у Ютландии взрывается «Непобедимый» и шестеро моряков, которым удалось спастись на плоту, приветствуют другие суда, проплывая мимо них в бурном море, то ему представляются мокрые от дождя французские солдаты под Верденом перед заграждениями из колючей проволоки, то канадцы, которые ведут штыковой бой с немцами в залитой лунным светом деревне Сэнкчуери-Вуд К
Размышляя обо всем об этом, Поль дошел до лавки Поликарпа Друэна. Здесь уже некоторое время находилась и почтовая контора, к тому же возле лавки появилась еще новость — единственная в этих местах бензоколонка. На дороге теперь бывало довольно
1 Сэнкчуери-Вуд — деревня в Бельгии вблизи г. Ипр. Здесь канадские войска впервые столкнулись с немецкими.
много машин, и каждый день проезжие, говорящие по-английски, останавливались перед лавкой, чтобы запастись бензином или табаком. Совсем недавно Друэн обновил вывески, считая, что они помогут проезжающей публике разобраться, чем он торгует. На одном конце выпуклые белые буквы гласили: «Ёрь сепез» * и «Продукты», на другом — «Мадазт ©ёпё-га!» 2 и «Универсальные товары». Две буквы из слова «Ёр'гсепез» выпали через неделю после того, как Поликарп их установил, и лавочник все еще не собрался поставить новые. Вообще же фасад лавки напоминал задние обложки популярных журналов. К деревянной раме витрины были прибиты цветные жестяные пластинки с изображением всех сортов табака и напитков, продающихся в Квебеке, и каждая пластинка состязалась в броскости с висевшими рядом.
Год назад Друэн придумал еще одно украшение: он приделал над дверью маленькую скобу с тремя выцветшими флагами. Один — красный флаг английского торгового флота с канадским крестом в углу. Другой — с белым крестом на лазурном фоне и геральдическими лилиями в каждом углу, его принято было считать флагом Квебека. А между ними третий — бело-желтый папский флаг.
Поль вошел в лавку и, когда глаза его привыкли к сумраку, увидел Друэна — тот согнулся над стойкой, как перочинный нож, и подпирал руками подбородок. На стойке сидел кузнец Френетт, а Овид Бизоннетт расположился на столе, заваленном рабочей одеждой; он жевал табак и болтал ногами. Друэн молча достал с полки у себя за спиной почту для господина Таллара и отдал Полю три письма и две увесистые газеты. Поль сунул письма в карман, а газеты под мышку. Для посетителей лавки это ежедневное вручение почты служило еще одним доказательством того, что господин Таллар — выдающийся человек. Сами они никогда не получали писем, разве что сообщения о смерти или болезни какого-нибудь родственника, жившего в отдалении.
— Папа просил еще фунт табака,— сказал Поль.— Вы знаете какого.
Друэн вынул из груды жестянок с табаком красную с маркой Гудзонова залива и по прилавку подвинул ее к Полю. На его худом лице появилось
1 «Бакалея» (фр.).
2 «Универсальный магазин» фр.
хитрое выражение, и от этого оно как бы заострилось. Длинный крючковатый нос нависал над ртом, как кран, и когда Друэн был серьезен, он напоминал гробовщика. Стоило же ему улыбнуться, лицо покрывалось паутиной веселых морщин.
— Ага, значит, твой папа вчера вернулся из Оттавы?— спросил он.
— Да.
— Бьюсь об заклад, у него забот хватает?
На это Полю нечего было ответить. Друэн снова покачал головой.
— Твой папа слишком много курит. Как бы не нажил язвы.
Темно-карие, широко расставленные глаза Поля были не по-детски серьезны:
— А что такое язва?
— Язва бывает у тех, кто курит чересчур много. Один из моих дядей дымил, как печка, и кроме трубки ничего не признавал, вот и докурился до язвы. Умер в прошлом году.— Друэн покачал головой, снова облокотился на прилавок и замолчал.
Остальные тоже молчали. Они так хорошо знали друг друга, что у них не было нужды разговаривать. Больше всего их занимала погода, а ее они уже обсудили. Поль отошел к окну и попытался сквозь рекламу съестных товаров в витрине посмотреть, не идет ли капитан Ярдли. Он обещал сегодня встретиться с Полем в лавке. Но капитана не было видно, и мальчик повернулся к окну спиной. Он любил бывать у Друэна. Ему нравился запах бакалейных товаров, смешанный с крепким запахом табачного дыма из старых трубок. Нравилось разглядывать мешки со съестными припасами и сельскохозяйственные инструменты для фермеров, прислушиваясь к односложным замечаниям посетителей лавки.
Толстяк Френетт походил на бочонок. На нем были тяжелые сапоги и старый комбинезон. Он спустился со стойки и враскачку подошел к Полю. Огромная рука, широкая в кости и заросшая черными волосами, легла на газеты, зажатые под мышкой у Поля. Круглое лицо расплылось в улыбке:
— Ну, Поль, что сегодня пишут?— Он вытащил газеты из-под руки мальчика и расстелил их на стойке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65