https://wodolei.ru/catalog/rakoviny/steklyanie/
Два одиночества
Роман
(канад)
1
Северо-западнее Монреаля из протестантской провинции Онтарио вытекает река Оттава и течет дальше по узкой долине через католический Квебек, где с обеих сторон ее обступают невысокие горы Лаврентийской возвышенности. Широкая, напоминающая цветом пиво Оттава встречает на своем пути реку Св. Лаврентия, обе они обнимают плоский остров Монреаль, а за ним Оттава смешивает свои воды с рекой Св. Лаврентия, растворяется в ней, и единый поток устремляется к северо-востоку, где через тысячу миль впадает в океан.
Нигде природа не проявила такой расточительности, как здесь. В одной только реке Св. Лаврентия хватило бы воды на то, чтобы оросить половину Европы, но вся эта вода изливается в море. Ведь сколько ни орошай камень, он влагу не впитает, а Квебек почти целиком состоит из скал. Кажется, будто миллионы лет назад, в одну из геологических эпох, в каменное плато между Атлантикой и Великими Озерами яростно вонзили меч, но тут же выдернули, и вода всего континентального резервуара ринулась в эту расщелину. Вот и струится она чистая, незамутненная, почти бесполезная для фермеров. Летом над рекой мягкими покойными громадами проплывают кучевые облака, они то тают, то вырастают вновь, так что вокруг солнца идет постоянный круговорот. Зимой, если нет пурги, небо обычно чистое, синее, оно блистает над льдом и снегом, и солнце смотрит с него, как глаз циклопа.
Вся узкая полоса земли между рекой Св. Лаврентия и горами тщательно возделана. От границы Онтарио вниз к устью по обоим берегам реки и параллельно ей стелются неширокими лентами поля и селения, а дороги вдоль них похожи на деревенские улицы, растянувшиеся на тысячу миль. Вся хорошая земля здесь давно захвачена, обработана и поделена между сеньорами и их сыновьями, а потом между арендаторами и сыновьями арендаторов. Унылые деревянные заборы отделяют полоску каждой фермы от соседней; ровные, как линейки, приложенные под прямым углом к реке, полоски эти образуют длинные узкие четырехугольники, уходящие к горам. Эта возделанная, перегороженная земля напоминает поле для скачек с препятствиями, на котором вдруг замерло движение. Каждый дюйм здешней земли измерен, над каждым поломали голову нотариусы, над каждым прозвучало благословение священников.
Если смотреть с реки на север, видно, как разделенные заборами фермерские участки тянутся вверх до самого леса, который лохматыми полосами ползет по склонам холмов. Перевалив водораздел, лес переходит в вечнозеленый кустарник, испещренный небольшими озерами; эти почти неизведанные заросли простираются далеко на север, пока не сливаются с тундрой. Тундра доходит до южных проливов Северного Ледовитого океана. В ней нет никого, кроме немногочисленных старателей, рудокопов, отрядов Конной полиции ', да зверей, да гнуса, который, как мгла, нависает летом над пустошами. Зима превращает эти места в снежное царство, где завывает свирепый ветер, а на горизонте, переливаясь всеми цветами радуги, стеной встает северное сияние, и электрические разряды так трещат и рокочут, будто переговариваются во тьме боги какой-то мертвой планеты.
Но южнее, там, где расположен Монреаль, на острове, за которым две реки сливаются в одну, близость этого неосвоенного бесконечного пространства почти не ощущается. Здесь встретились и живут бок о бок две старинные расы, каждая со своей религией, каждая лелея собственную легенду о себе. И если у этой распластанной половины континента есть сердце, то оно бьется здесь. Его удары — медленные, неохотные, редко слитные, чаще двойные — отдаются по рекам и железным дорогам и порождают в ответ движение, как в замкнутой кровеносной системе.
1 Королевская Канадская Конная полиция основана в 1873 г. (Здесь и далее примеч. пер.)
2
Отец Эмиль Бобьен вышел на крытое крыльцо своего красного кирпичного дома посмотреть, какой выдался день. Стояла осень тысяча девятьсот семнадцатого года. От резкого и свежего октябрьского воздуха ноздри священника сжались. Небо было густо-синим, бездонная синева уходила в заоблачную высь.
Священник глубоко втянул в себя неподвижный воздух. Он только что встал из-за стола. На обед была жареная утка. Вкусная еда и другие дарованные Господом радости, настроили его на умиротворенный, благодарный лад. Ему подумалось, что можно немного отдохнуть от постоянного напряжения, в котором он пребывал с тех пор, как семь лет назад молодым священником получил этот приход. В прошлое воскресенье епископ освятил здешнюю новую церковь — его, отца Бобьена, детище, самую большую церковь на много миль вокруг. Да и урожай в этом году собрали обильный, а цены на продукты сельского хозяйства поднялись из-за войны, как никогда. Отец Бобьен быстро ходил взад-вперед по крыльцу, придерживая рукой висящий на груди крест, полы его черной сутаны свистели на поворотах. Шагал отец Бобьен энергично, энергией дышало и его лицо; скулы и нос у священника были крупные, рот большой и прямой, глаза сильно увеличены толстыми стеклами очков. Две глубокие морщины, словно ножки циркуля, прорезали это твердое лицо от крыльев носа до уголков губ. Черные волосы были коротко острижены и напоминали монашескую шапочку. Щеки и лоб покрывал загар, ширококостные руки тоже загорели, и по всему чувствовалось, что под сутаной скрыто крепко сколоченное, с сильными плечами тело землепашца.
Неподвижную тишину вдруг нарушили два выстрела, и священник приостановился и посмотрел на небо над рекой. Он увидел, как наверху появились три точки и с живым интересом стал следить за ними. Раздались еще два выстрела. Одна из точек замерла, дрогнула и канула вниз. Должно быть, кузнец Френетт стреляет уток из своей засады в болоте у реки. Священник уже много лет не охотился на уток, а поохотиться очень хотелось, тем более что это было для него единственное развлечение, других он не знал. В детстве, когда он рос на ферме, работы всегда было так много, что не оставалось времени даже настрелять дичи на обед, да и денег на патроны для дядиного старого ружья никогда не хватало.
Отец Бобьен снова стал мерить шагами крыльцо. По привычке, он чутко улавливал все, что происходило вокруг. Мысли его были постоянно заняты делами прихода. Он истово верил в то, что отвечает перед Богом за каждую душу в Сен-Марке.
В этот субботний день в деревне, являвшейся центром прихода, не видно было даже собак. Молчаливые коричневые дома по другую сторону улицы стыдливо утыкались крытыми крылечками прямо в дорожную грязь. В душных гостиных, прячущихся за плотно задернутыми, непроницаемыми, словно ставни, белыми кружевными занавесками, не чувствовалось признаков жизни. Мужчины на полях занимались осенней пахотой, женщины возились в кухнях, младшие дети спали, старшие помогали родителям. Священнику было видно, как в дальнем конце улицы поблескивают на солнце металлические вывески, облепившие фасад универсальной лавки Поликарпа Друэна — причудливая смесь объявлений на французском и английском: Робин Гуд, «Пиво „Черная лошадь"», «Волшебный пекарский порошок», Старый приятель. В лавке сейчас, наверно, никого нет, кроме слабоумного Овида Бизонетта, который с каждым годом глупеет все больше. Овид скорей всего развалился на груде рабочей одежды, сложенной на столе, и спит с широко открытыми глазами, а ноги свисают до пола. Сам Поликарп, вероятно, дремлет на кухне, сидя в качалке.
Отец Бобьен спустился с крыльца и медленно направился по заросшему травой двору к новой церкви. Под ногами шуршали недавно опавшие листья. С одной стороны его дома рос большой дуб, листья на нем уже пожелтели, с другой — громадный горный клен. Клен высился молчаливой башней, как взметнувшееся вверх и чудом застывшее холодное пламя, каждый его алый сухой лист держался на волоске, так что первый же порыв ветра разрушит башню и усеет листьями двор и дорогу.
1 Мука (фр.).
2 Курите табак (фр.).
Священник прошел по шуршащим листьям и вступил на покрытую коричневым утоптанным гравием площадку перед церковью. Здесь он остановился, сложил сильные руки на груди пониже креста и устремил глаза на два одинаковых церковных шпиля. Отец Бобьен не мог вдоволь наглядеться на новую церковь. Последнюю неделю он иногда пробуждался среди ночи, проспав лишь несколько часов, одевался, выходил из дому и шел сюда. Он входил в церковь через свою особую дверь и стоял в темноте, глядя, как горят свечи, поставленные прихожанами перед ликами святых, или прохаживался под высоким сводом по нефу, и каменный пол под его ногами был холоден, как могильные плиты, кругом витали тени, и было так тихо, что он слышал, как стучит кровь в ушах — глас Божий.
Вот и сейчас он стоял и разглядывал серую каменную громаду. Вопреки утверждениям скептиков, что размеры церкви несуразны, он все-таки ее выстроил! Отец Бобьен чувствовал и гордость, и смиренную благодарность за то, что Господь позволил ему — простому смертному — возвести этот монумент во славу Божью. Новая церковь была самой большой в округе. Она превосходила по размерам прославленную протестантскую церковь в Монреале, а ведь там среди прихожан числятся даже миллионеры. Здесь же, в Сен-Марке, жило не больше ста тридцати семей.
И все-таки полного удовлетворения отец Бобьен пока не испытывал. Строительство здания закончилось, но надо подумать об отоплении, чтобы зимой прихожане не мерзли. Выкрашенные блестящей алюминиевой краской крыша и шпили ярко сверкали под солнцем, и видно их было издалека, так что снаружи церковь имела вполне завершенный вид. Однако священник знал, что нужен еще новый колокол. Старый годился только в безветренную погоду, если же поднимался ветер, звук относило в сторону и на окраинах прихода звона почти не было слышно. Отцу Бобьену хотелось украсить часовню статуями святых, а больше всего он мечтал о статуе, которую поставит на площадке перед церковью. Он так и видел ее перед собой: бронзовая фигура Христа высотой футов двадцать пять с простертыми руками, а вокруг головы сияние из разноцветных огней.
Священник глубоко вздохнул и снова потрогал крест на груди. Епископ хоть и поздравил его с окончанием строительства, но выразил беспокойство по поводу размеров долга. Сейчас выплачивать его помогали вздутые из-за войны цены, но война ведь не будет длиться вечно, когда-нибудь она кончится, цены упадут, а долг останется. Почти все прихожане в Сен-Марке были фермерами. У них редко водились наличные деньги. И все же священник не терял надежды. У колен Господа приход может благоденствовать, не страшась хода времени.
При мысли о войне смуглое лицо отца Бобьена помрачнело. Пока война почти не коснулась прихода. Лишь один из жителей Сен-Марка пошел добровольцем в армию, да и то случайно: попал в лапы сержантов-вербовщиков, когда кутил в Труа-Ривьер '. Впрочем, потеря невелика, он всегда пропускал службы. Но в этом году английские провинции навязали мобилизацию всей стране, во второй раз пытаясь подчинить себе Квебек. Офицеры, ведающие призывом, уже побывали в соседнем приходе Сент-Жюстин, они забирали молодых франко-канадцев в армию прямо из дому, словно воров вылавливали.
Священник стиснул тяжелые челюсти. Его наставники запретила ему выступать с проповедями против войны, и он не смел их ослушаться. Он не ставил под сомнение их мудрость, ведь они понимают больше, чем он. Но здесь-то, во вверенном ему приходе, его взгляды всем известны. И о войне, и об англичанах он думал с одинаковой горечью. Как могут франко-канадцы — единственные истинные канадцы — быть солидарными с теми, кто их покорил, унизил и вдобавок исповедует протестантство? Да и Франция тоже хороша: сначала, полтора века назад, предала своих канадцев, бросила их в окружении врагов на берегу реки Св. Лаврентия среди льда и снега, а потом расправилась и с самим королем, помазанником Божьим, и превратилась в страну вольнодумцев! Отец Бобьен не питал слабости к немцам, он ровно ничего не знал о них и не желал им победы. Однако он твердо усвоил: если люди изменяют Богу, тот насылает на них кару, вот Франция и несет наказание за свои грехи.
Священник повернул обратно к дому и остановился на лужайке, чтобы поднять упавший с дуба желудь. В это время в тишине снова прогремели два выстрела
* Труа-Ривьер — город в провинции Квебек.
на болоте. Держа желудь на ладони, отец Бобьен долго его разглядывал, а потом принялся полировать большим и указательным пальцами. Этот желудь напоминал ему его приход — Сен-Марк-дез-Эрабль. Желудь был совершенен. Его нельзя ни изменить, ни улучшить, нельзя ни с чем соединить. Но заройте его в землю, предоставьте воле Божьей, и благодаря чуду Господню он превратится в новый дуб. И священнику, который обдумывал все медленно и обстоятельно, привидилось, как вся французская Канада становится теплицей для всходов Божьих, духовной семинарией для множества французских приходов, где все говорят на добром старом наречии своих нормандских предков и продолжают борьбу с реформацией. В каждом приходе все жители знают имена отцов, дедов, двоюродных братьев и сестер, дядей и теток друг друга, все помнят тех, кто, вступив в брак, переселился в соседние приходы, не забывают и тех девушек и юношей, кто заключил брак с самой церковью. Пусть же весь мир губит себя на войне, обворовывает сам себя в спекулятивных сделках, лишается покоя из-за новых изобретений, из-за лихорадочной страсти к деньгам, пришедшей от американцев, Квебек останется верным Богу и своей душе, а больше ничего и не требуется.
Вдруг, уже поднявшись на крыльцо, священник услышал, что с дороги, ведущей в Сент-Жюстин, доносится стук копыт. Незадолго до обеда он видел, как мимо его дома проехали в ту сторону Атанас Таллар и его управляющий Бланшар. Теперь они возвращались, встретив в Сент-Жюстине поезд из города. Услышав, что цокот копыт приближается, отец Бобьен ощутил беспокойство.
Кроме Бога и закона только Атанас Таллар ограничивал власть священника в Сен-Марке. Со времен ранней французской колонизации Таллары были здесь сеньорами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65
Роман
(канад)
1
Северо-западнее Монреаля из протестантской провинции Онтарио вытекает река Оттава и течет дальше по узкой долине через католический Квебек, где с обеих сторон ее обступают невысокие горы Лаврентийской возвышенности. Широкая, напоминающая цветом пиво Оттава встречает на своем пути реку Св. Лаврентия, обе они обнимают плоский остров Монреаль, а за ним Оттава смешивает свои воды с рекой Св. Лаврентия, растворяется в ней, и единый поток устремляется к северо-востоку, где через тысячу миль впадает в океан.
Нигде природа не проявила такой расточительности, как здесь. В одной только реке Св. Лаврентия хватило бы воды на то, чтобы оросить половину Европы, но вся эта вода изливается в море. Ведь сколько ни орошай камень, он влагу не впитает, а Квебек почти целиком состоит из скал. Кажется, будто миллионы лет назад, в одну из геологических эпох, в каменное плато между Атлантикой и Великими Озерами яростно вонзили меч, но тут же выдернули, и вода всего континентального резервуара ринулась в эту расщелину. Вот и струится она чистая, незамутненная, почти бесполезная для фермеров. Летом над рекой мягкими покойными громадами проплывают кучевые облака, они то тают, то вырастают вновь, так что вокруг солнца идет постоянный круговорот. Зимой, если нет пурги, небо обычно чистое, синее, оно блистает над льдом и снегом, и солнце смотрит с него, как глаз циклопа.
Вся узкая полоса земли между рекой Св. Лаврентия и горами тщательно возделана. От границы Онтарио вниз к устью по обоим берегам реки и параллельно ей стелются неширокими лентами поля и селения, а дороги вдоль них похожи на деревенские улицы, растянувшиеся на тысячу миль. Вся хорошая земля здесь давно захвачена, обработана и поделена между сеньорами и их сыновьями, а потом между арендаторами и сыновьями арендаторов. Унылые деревянные заборы отделяют полоску каждой фермы от соседней; ровные, как линейки, приложенные под прямым углом к реке, полоски эти образуют длинные узкие четырехугольники, уходящие к горам. Эта возделанная, перегороженная земля напоминает поле для скачек с препятствиями, на котором вдруг замерло движение. Каждый дюйм здешней земли измерен, над каждым поломали голову нотариусы, над каждым прозвучало благословение священников.
Если смотреть с реки на север, видно, как разделенные заборами фермерские участки тянутся вверх до самого леса, который лохматыми полосами ползет по склонам холмов. Перевалив водораздел, лес переходит в вечнозеленый кустарник, испещренный небольшими озерами; эти почти неизведанные заросли простираются далеко на север, пока не сливаются с тундрой. Тундра доходит до южных проливов Северного Ледовитого океана. В ней нет никого, кроме немногочисленных старателей, рудокопов, отрядов Конной полиции ', да зверей, да гнуса, который, как мгла, нависает летом над пустошами. Зима превращает эти места в снежное царство, где завывает свирепый ветер, а на горизонте, переливаясь всеми цветами радуги, стеной встает северное сияние, и электрические разряды так трещат и рокочут, будто переговариваются во тьме боги какой-то мертвой планеты.
Но южнее, там, где расположен Монреаль, на острове, за которым две реки сливаются в одну, близость этого неосвоенного бесконечного пространства почти не ощущается. Здесь встретились и живут бок о бок две старинные расы, каждая со своей религией, каждая лелея собственную легенду о себе. И если у этой распластанной половины континента есть сердце, то оно бьется здесь. Его удары — медленные, неохотные, редко слитные, чаще двойные — отдаются по рекам и железным дорогам и порождают в ответ движение, как в замкнутой кровеносной системе.
1 Королевская Канадская Конная полиция основана в 1873 г. (Здесь и далее примеч. пер.)
2
Отец Эмиль Бобьен вышел на крытое крыльцо своего красного кирпичного дома посмотреть, какой выдался день. Стояла осень тысяча девятьсот семнадцатого года. От резкого и свежего октябрьского воздуха ноздри священника сжались. Небо было густо-синим, бездонная синева уходила в заоблачную высь.
Священник глубоко втянул в себя неподвижный воздух. Он только что встал из-за стола. На обед была жареная утка. Вкусная еда и другие дарованные Господом радости, настроили его на умиротворенный, благодарный лад. Ему подумалось, что можно немного отдохнуть от постоянного напряжения, в котором он пребывал с тех пор, как семь лет назад молодым священником получил этот приход. В прошлое воскресенье епископ освятил здешнюю новую церковь — его, отца Бобьена, детище, самую большую церковь на много миль вокруг. Да и урожай в этом году собрали обильный, а цены на продукты сельского хозяйства поднялись из-за войны, как никогда. Отец Бобьен быстро ходил взад-вперед по крыльцу, придерживая рукой висящий на груди крест, полы его черной сутаны свистели на поворотах. Шагал отец Бобьен энергично, энергией дышало и его лицо; скулы и нос у священника были крупные, рот большой и прямой, глаза сильно увеличены толстыми стеклами очков. Две глубокие морщины, словно ножки циркуля, прорезали это твердое лицо от крыльев носа до уголков губ. Черные волосы были коротко острижены и напоминали монашескую шапочку. Щеки и лоб покрывал загар, ширококостные руки тоже загорели, и по всему чувствовалось, что под сутаной скрыто крепко сколоченное, с сильными плечами тело землепашца.
Неподвижную тишину вдруг нарушили два выстрела, и священник приостановился и посмотрел на небо над рекой. Он увидел, как наверху появились три точки и с живым интересом стал следить за ними. Раздались еще два выстрела. Одна из точек замерла, дрогнула и канула вниз. Должно быть, кузнец Френетт стреляет уток из своей засады в болоте у реки. Священник уже много лет не охотился на уток, а поохотиться очень хотелось, тем более что это было для него единственное развлечение, других он не знал. В детстве, когда он рос на ферме, работы всегда было так много, что не оставалось времени даже настрелять дичи на обед, да и денег на патроны для дядиного старого ружья никогда не хватало.
Отец Бобьен снова стал мерить шагами крыльцо. По привычке, он чутко улавливал все, что происходило вокруг. Мысли его были постоянно заняты делами прихода. Он истово верил в то, что отвечает перед Богом за каждую душу в Сен-Марке.
В этот субботний день в деревне, являвшейся центром прихода, не видно было даже собак. Молчаливые коричневые дома по другую сторону улицы стыдливо утыкались крытыми крылечками прямо в дорожную грязь. В душных гостиных, прячущихся за плотно задернутыми, непроницаемыми, словно ставни, белыми кружевными занавесками, не чувствовалось признаков жизни. Мужчины на полях занимались осенней пахотой, женщины возились в кухнях, младшие дети спали, старшие помогали родителям. Священнику было видно, как в дальнем конце улицы поблескивают на солнце металлические вывески, облепившие фасад универсальной лавки Поликарпа Друэна — причудливая смесь объявлений на французском и английском: Робин Гуд, «Пиво „Черная лошадь"», «Волшебный пекарский порошок», Старый приятель. В лавке сейчас, наверно, никого нет, кроме слабоумного Овида Бизонетта, который с каждым годом глупеет все больше. Овид скорей всего развалился на груде рабочей одежды, сложенной на столе, и спит с широко открытыми глазами, а ноги свисают до пола. Сам Поликарп, вероятно, дремлет на кухне, сидя в качалке.
Отец Бобьен спустился с крыльца и медленно направился по заросшему травой двору к новой церкви. Под ногами шуршали недавно опавшие листья. С одной стороны его дома рос большой дуб, листья на нем уже пожелтели, с другой — громадный горный клен. Клен высился молчаливой башней, как взметнувшееся вверх и чудом застывшее холодное пламя, каждый его алый сухой лист держался на волоске, так что первый же порыв ветра разрушит башню и усеет листьями двор и дорогу.
1 Мука (фр.).
2 Курите табак (фр.).
Священник прошел по шуршащим листьям и вступил на покрытую коричневым утоптанным гравием площадку перед церковью. Здесь он остановился, сложил сильные руки на груди пониже креста и устремил глаза на два одинаковых церковных шпиля. Отец Бобьен не мог вдоволь наглядеться на новую церковь. Последнюю неделю он иногда пробуждался среди ночи, проспав лишь несколько часов, одевался, выходил из дому и шел сюда. Он входил в церковь через свою особую дверь и стоял в темноте, глядя, как горят свечи, поставленные прихожанами перед ликами святых, или прохаживался под высоким сводом по нефу, и каменный пол под его ногами был холоден, как могильные плиты, кругом витали тени, и было так тихо, что он слышал, как стучит кровь в ушах — глас Божий.
Вот и сейчас он стоял и разглядывал серую каменную громаду. Вопреки утверждениям скептиков, что размеры церкви несуразны, он все-таки ее выстроил! Отец Бобьен чувствовал и гордость, и смиренную благодарность за то, что Господь позволил ему — простому смертному — возвести этот монумент во славу Божью. Новая церковь была самой большой в округе. Она превосходила по размерам прославленную протестантскую церковь в Монреале, а ведь там среди прихожан числятся даже миллионеры. Здесь же, в Сен-Марке, жило не больше ста тридцати семей.
И все-таки полного удовлетворения отец Бобьен пока не испытывал. Строительство здания закончилось, но надо подумать об отоплении, чтобы зимой прихожане не мерзли. Выкрашенные блестящей алюминиевой краской крыша и шпили ярко сверкали под солнцем, и видно их было издалека, так что снаружи церковь имела вполне завершенный вид. Однако священник знал, что нужен еще новый колокол. Старый годился только в безветренную погоду, если же поднимался ветер, звук относило в сторону и на окраинах прихода звона почти не было слышно. Отцу Бобьену хотелось украсить часовню статуями святых, а больше всего он мечтал о статуе, которую поставит на площадке перед церковью. Он так и видел ее перед собой: бронзовая фигура Христа высотой футов двадцать пять с простертыми руками, а вокруг головы сияние из разноцветных огней.
Священник глубоко вздохнул и снова потрогал крест на груди. Епископ хоть и поздравил его с окончанием строительства, но выразил беспокойство по поводу размеров долга. Сейчас выплачивать его помогали вздутые из-за войны цены, но война ведь не будет длиться вечно, когда-нибудь она кончится, цены упадут, а долг останется. Почти все прихожане в Сен-Марке были фермерами. У них редко водились наличные деньги. И все же священник не терял надежды. У колен Господа приход может благоденствовать, не страшась хода времени.
При мысли о войне смуглое лицо отца Бобьена помрачнело. Пока война почти не коснулась прихода. Лишь один из жителей Сен-Марка пошел добровольцем в армию, да и то случайно: попал в лапы сержантов-вербовщиков, когда кутил в Труа-Ривьер '. Впрочем, потеря невелика, он всегда пропускал службы. Но в этом году английские провинции навязали мобилизацию всей стране, во второй раз пытаясь подчинить себе Квебек. Офицеры, ведающие призывом, уже побывали в соседнем приходе Сент-Жюстин, они забирали молодых франко-канадцев в армию прямо из дому, словно воров вылавливали.
Священник стиснул тяжелые челюсти. Его наставники запретила ему выступать с проповедями против войны, и он не смел их ослушаться. Он не ставил под сомнение их мудрость, ведь они понимают больше, чем он. Но здесь-то, во вверенном ему приходе, его взгляды всем известны. И о войне, и об англичанах он думал с одинаковой горечью. Как могут франко-канадцы — единственные истинные канадцы — быть солидарными с теми, кто их покорил, унизил и вдобавок исповедует протестантство? Да и Франция тоже хороша: сначала, полтора века назад, предала своих канадцев, бросила их в окружении врагов на берегу реки Св. Лаврентия среди льда и снега, а потом расправилась и с самим королем, помазанником Божьим, и превратилась в страну вольнодумцев! Отец Бобьен не питал слабости к немцам, он ровно ничего не знал о них и не желал им победы. Однако он твердо усвоил: если люди изменяют Богу, тот насылает на них кару, вот Франция и несет наказание за свои грехи.
Священник повернул обратно к дому и остановился на лужайке, чтобы поднять упавший с дуба желудь. В это время в тишине снова прогремели два выстрела
* Труа-Ривьер — город в провинции Квебек.
на болоте. Держа желудь на ладони, отец Бобьен долго его разглядывал, а потом принялся полировать большим и указательным пальцами. Этот желудь напоминал ему его приход — Сен-Марк-дез-Эрабль. Желудь был совершенен. Его нельзя ни изменить, ни улучшить, нельзя ни с чем соединить. Но заройте его в землю, предоставьте воле Божьей, и благодаря чуду Господню он превратится в новый дуб. И священнику, который обдумывал все медленно и обстоятельно, привидилось, как вся французская Канада становится теплицей для всходов Божьих, духовной семинарией для множества французских приходов, где все говорят на добром старом наречии своих нормандских предков и продолжают борьбу с реформацией. В каждом приходе все жители знают имена отцов, дедов, двоюродных братьев и сестер, дядей и теток друг друга, все помнят тех, кто, вступив в брак, переселился в соседние приходы, не забывают и тех девушек и юношей, кто заключил брак с самой церковью. Пусть же весь мир губит себя на войне, обворовывает сам себя в спекулятивных сделках, лишается покоя из-за новых изобретений, из-за лихорадочной страсти к деньгам, пришедшей от американцев, Квебек останется верным Богу и своей душе, а больше ничего и не требуется.
Вдруг, уже поднявшись на крыльцо, священник услышал, что с дороги, ведущей в Сент-Жюстин, доносится стук копыт. Незадолго до обеда он видел, как мимо его дома проехали в ту сторону Атанас Таллар и его управляющий Бланшар. Теперь они возвращались, встретив в Сент-Жюстине поезд из города. Услышав, что цокот копыт приближается, отец Бобьен ощутил беспокойство.
Кроме Бога и закона только Атанас Таллар ограничивал власть священника в Сен-Марке. Со времен ранней французской колонизации Таллары были здесь сеньорами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65