Каждую неделю она изучает отчеты Английской инспекции по делам продовольствия и стремится придерживаться в своем рационе тех же норм, какие предписываются англичанам, живущим в Англии. Она готова умереть с голоду, лишь бы быть достойной англичан.
— Расскажите, что пишет Харви,— попросил Макквин.
— Да рассказывать нечего.
— Вы хотите сказать, что последнее время от него нет писем?
— Нет. Ничего нет. С тех пор, как мы с вами виделись. Не знаю, что и думать.
В глазах у нее был страх. Макквин заметил это, и взгляд его скользнул по четким линиям ее скул и носа. Настолько четким, что, если так пойдет дальше, лицо ее скоро сделается просто костлявым. А ведь такая прелестная маленькая женщина! И так храбро переносит трудности военного времени. Правда, она и раньше никогда не относилась к жизни легко. Макквин ощутил прилив нежности к ней. Дженит пустилась в рассказы о двух своих дочках и о хлопотах, которые они ей доставляют, а он вспоминал тот вечер четыре года назад, когда впервые увидел ее.
Макквин и генерал Метьюн входили тогда в число попечителей одной из пресвитерианских церквей, и генерал был потрясен тем, как ловко Макквин натравил друг на друга подрядчиков-строителей. В результате один из них чуть ли не бесплатно взялся строить священнику новый дом. И генерал, решив, что с Макк-вином стоит иметь дело, тут же пригласил его на обед к себе в особняк, на склоне горы. Для Макквина это означало, что наконец-то кроме счета в банке и хорошей репутации на улице Сент-Джеймс он приобретает еще кое-какой вес в обществе.
Семейство Метьюнов возглавляло так называемую «квадратную милю» 1 Монреаля с тех самых пор, как здесь стоял первый английский гарнизон. Дед сэра Руперта Айронса в те времена еще и пиджака не имел. Сам генерал служил в милиции, в войну с бурами был подполковником, а теперь командовал местным ополчением. Его невестку в монреальском обществе никто не знал, но брак открыл ей все двери. Жену любого из Метьюнов беспрекословно принимали всюду.
В тот вечер на обеде Макквин впервые встретился с Дженит и с ее мужем Харви Метьюном. Потом он старательно поддерживал это знакомство. Харви был из тех молодых людей, кому Макквин всегда завидовал. Обаятельный, спортсмен, наделенный большой физической силой, с чисто английскими манерами и пристрастиями, он играл в теннис и в гольф, на собственных пони играл в поло, был прекрасным гребцом, членом охотничьего клуба и с тех пор, как окончил Королевский военный колледж, имел звание офи-
1 «Квадратная миля» (разг.) — богатый квартал на горе Монт-Ройяль, где когда-то располагался первый английский гарнизон.
цера милиции. Костюмы он приобретал на Савил-Роу *, ботинки у «Даксов» 2, трубки у «Данхилла» 3, взгляды на жизнь — у тех, из чьей среды вышел. Он был высок, кудряв, имел открытый характер. В глубине души Макквин считал его не слишком способным, но это не умаляло достоинств молодого человека. Такому, как Харви Метьюн, способности ни к чему.
— Сколько же это будет продолжаться, Хантли?
Вопрос Дженит вернул Макквина к действительности. В ее голосе слышалось нетерпение; нетерпение, усталость и страх — эти чувства не покидали ее с того самого декабря тысяча девятьсот четырнадцатого года, когда полк Харви достиг берегов Англии.
— Года три,— ответил Макквин.
Она рпустила голову и на секунду закрыла лицо руками. Макквин смотрел на нее и клял себя за то, что сболтнул, не подумав.
— Послушайте, Дженит,— поспешно сказал он.— Я оговорился. Все кончится скоро. Может быть, даже к рождеству.
В ее глазах мелькнула было робкая надежда. Но тут же сменилась обидой.
— Не надо меня утешать. Страдаю не я. Я ничем не жертвую, чтобы помочь выиграть войну.
Макквин произвел в уме быстрые подсчеты. Чудо, если Харви все еще жив. Он уже побил рекорд среднего срока жизни на фронте, пробыв там почти два с половиной года. Правда, год назад его ранили, но он поправился и вернулся во Францию.
— От Харви ничего нет уже почти пять недель,— сказала Дженит.— Это чересчур долго, сами понимаете.
Даже охваченная волнением, она произносила слова отрывисто, четко, подражая англичанам. В английской школе, куда мать отправила Дженит завершать образование, делали все возможное, чтобы отучить ее говорить и думать, как принято в Канаде, и хорошо справились со своей задачей.
1 Савил-Роу — улица в Лондоне, где расположены ателье дорогих мужских портных.
2 «Д а к с»— фирменный магазин элегантной мужской одежды в Лондоне.
3 «Д а н х и л л»— компания по производству курительных трубок, сигарет и табака высшего качества.
— Не беспокойтесь,— сказал Макквин,— канадские войска последнее время не участвовали в сражениях. Я это точно знаю.
— Но он больше не в канадских войсках. В январе его перевели в английские,— голос Дженит зазвенел от гордости.— Харви был очень доволен.
—- Ах, вот оно что!
— А правда, что о судьбе пятой армии ничего не известно?
Известно, подумал Макквин, слишком хорошо известно. Он поднялся, обошел кресло Дженит, склонился над ней и нерешительно положил руку ей на плечо. Его пальцы ощутили, какое оно худое и острое. Дженит отстранилась, и Макквин, слегка покраснев, убрал руку. Бесполезно, женщины не выносят, когда он к ним прикасается. Макквин вернулся к своему креслу и тяжело опустился в него.
— Не волнуйтесь,— снова произнес он, всячески стараясь, чтобы голос его звучал уверенно и внушительно. Он заметил, что Дженит поддается силе его внушения, как поддавались многие. Это был дар, который он скрывал и умело пускал в ход, когда требовалось, правда, при этом очень уставал. Чрезвычайно ценная способность.
—- Давайте рассуждать логично,— сказал он.— Если бы с Харви что-нибудь случилось, вы бы уже знали об этом. Скорей всего он написал, но письмо пропало в море.
Дженит промакнула глаза и нос белым платком и быстро поднялась, держась очень прямо.
—- Спасибо, Хантли. Я ужасно глупо вела себя.
— Ну что вы, что вы! Все вполне понятно, Дженит.— Он снова пригласил ее сесть.— Вы начали рассказывать мне про Дафну и Хетер. Ну а как их успехи?
Напряжение сразу сошло с лица Дженит, но она осталась стоять, опираясь о спинку кресла. Макквин тоже поднялся, и оба стояли по разным сторонам от стола.
— С ними очень трудно,— сказала Дженит.— Если бы они были больше похожи друг на друга. Но Хетер — просто сорви-голова, Совсем как мой отец.
— Да что вы, капитан Ярдли достойнейший человек,— почти промурлыкал Макквин.— Подумать только, в его возрасте приобрести ферму и трудиться на ней в полном одиночестве, как раз в то время, когда стране так нужны фермеры!
Лицо Дженит все больше прояснялось.
— И мне кажется, он собирается превратить свое хозяйство в образцовое?
— Но при этом он не меняется, такой уж человек,— отозвалась Дженит.— Он ведь страшно упрямый. Мне, между прочим, не приходило в голову, что он поступил так из чувства долга. Я считала, что он просто хочет настоять на своем. Почему он мне ничего не объяснил? Жить там, среди всех этих франко-канадцев! Генерал Метьюн до сих пор не знает, как к этому относиться.
— Ну, а что Дафна?-— спросил Макквин.
— Бо|ось, она становится весьма тщеславной девицей,— нахмурилась Дженит. О чем бы она ни подумала, все тотчас отражалось у нее на лице.— Скажите откровенно, как вам кажется, Брок Холл — подходящая для нее школа?
Макквин постарался принять вдумчиво-серьезный вид. Он как раз получил предложение войти в члены правления Брока, предложение, которое ему очень польстило. Стать членом правления частной школы, опекаемой монреальской элитой, много значило в глазах общества.
— У этой школы прекрасная репутация,— сказал Макквин.— И, по-моему, Дафна вовсе не тщеславна. Думаю, вы преувеличиваете. Несомненно, она вырастет красавицей. Но это вполне естественно, ведь она в мать.
— Ах, Хантли!— Казалось, комплемент раздосадовал Дженит, и Макквин порозовел.-— А вот Хетер не желает признавать никаких ограничений. Совсем как ее дед, ей нравятся все и каждый. Вот, например, вчера...
Слушая длинный рассказ, Макквин с улыбкой поглаживал подбородок. Но Дженит не успела закончить, так как на столе прозвенел звонок, и она смешалась. Извиняясь, что отняла у него столько времени, Дженит заспешила к выходу, и Макквин проводил ее до двери, ведущей прямо в холл. Дженит не подозревала, что о звонке Макквин распорядился заранее, чтобы ее посещение не затянулось.
Оставшись один, Макквин взглянул на часы. Почти половина двенадцатого. Атанас Таллар опаздывает уже на пятнадцать минут. Выходит, французы тоже не отличаются пунктуальностью? Или это только Таллар, слишком часто имеющий дело с англичанами? Во всяком случае, этот его недостаток надо иметь в виду.
Макквин поднял глаза на портрет матери и долго вглядывался в него. Им с матерью пришлось пережить немало. И теперь он вкушал плоды тех лет. Ее материнская гордость — словно мантия на его плечах. А как она могла бы гордиться им лет через двадцать! Наверно, даже тогда он будет чувствовать ее гордость, только бы не утратить ощущения связи с нею! Они всегда были тесно связаны и до ее смерти, и потом. Что бы он ни делал, где бы он ни был, мать всегда была рядом.
Отец Макквина -— пресвитерианский священник в маленьком городке в Онтарио — умер, когда Хантли был ребенком. После его смерти мать перебралась с сыном в Торонто, где жил ее брат, у которого был маленький инструментальный завод. Но помощь брата вдове выражалась только в том, что каждый год он приглашал ее с племянником на рождественский обед. Брат придерживался мнения, что денежная поддержка размягчает характер тех, кому ее оказывают. Вот и пришлось миссис Макквин зарабатывать на себя и на сына. Она давала уроки неуспевающим ученикам и составляла тексты для воскресных школ, которые раз в три месяца выпускало издательство религиозной литературы. Платили ей очень мало, так как издатели уверяли, что их работа не приносит дохода, ведь они трудятся лишь во славу Божью.
Четырехкомнатная квартира, где рос Хантли, была увешана нравоучительными изречениями, все в ней дышало благочестием и стремлением к самоусовершенствованию. Некоторые любимые поговорки матери Макквин до сих пор вставлял в свои деловые письма. Он рос толстым мальчиком, и в начальной школе над ним издевались за это. Приобретая таким образом жизненный опыт, Макквин начал сомневаться, не слишком ли оптимистичен взгляд на человека, излагаемый в Кратком катехизисе. Но учился он хорошо, в старших классах еще лучше, а поступив в Торонтский университет, все время получал стипендию.
В год, когда Макквин кончал университет, дядюшка умер и оставил племяннику в наследство свой заводик, приносивший одни убытки. В своевременности смерти дядюшки Макквин склонен был видеть перст Божий. Она избавила Макквина от необходимости добиваться звания профессора. Через пять лет заводик уже приносил значительный доход, и его удалось выгодно продать. Действуя по плану и поднаторев в технологическом процессе, Макквин основал машиностроительный завод в Гамильтоне. С этого времени мисс Дрю и стала его секретаршей.
Когда Макквин водворился на улице Сент-Джеймс, о нем уже шла молва. Хотя бы потому, что он одним из первых в Канаде сумел прекратить забастовку, применив очень простой прием — предложил бастующим основать смешанный комитет из представителей рабочих и администрации. Как и предвидел Макквин, бастующие выбрали туда своих вожаков. И тогда часть из них Макквин натравил друг на друга, а на остальных стал опираться, как полковник на верных унтер-офицеров. Спустя недолгое время, бывшие вожаки превратились в куда больших консерваторов, чем он сам, а внесенные ими предложения, как улучшить систему производства, во много раз окупили те незначительные расходы, которые он понес, увеличив рабочим заработную плату.
После этого Макквин быстро пошел в гору. Казалось, он просто не способен вкладывать деньги в неприбыльное дело. Когда Макс Эйткен нажил состояние на цементе, Макквин, действуя с ним бок о бок, урвал кругленькую сумму для себя. Он извлекал недурную прибыль из железных дорог, еще большую — из судоходства и сумел точно предугадать начало войны. К 1917 году война сделала его мультимиллионером. Макквина называли спекулянтом, наживающимся на войне, но он и ухом не вел, будучи уверен, что это несправедливо. Вот наступит мир, и все убедятся, что в стране нет более нравственного человека. Просто он умеет мыслить логически и действовать соответственно, только и всего. Он начитан, набожен, неплохо знает историю. И лишь за то, что он умело применяет свои знания, его награждают обидными кличками. Что ж! Пусть себе! Придет время, и о нем заговорят по-другому.
Однако с некоторых пор Макквин начал испытывать недовольство тем, как развивается его карьера. Он хотел созидать. Хотел стать неотъемлемой частью того процесса, который, по его мнению, наметился в мире. Одна только нажива больше не приносила удовлетворения. Теперь везде на первый план выдвигалась организация экономики.
Организовать промышленность Канады — задача сложнейшая, многие из его современников сказали бы — невозможная. Ведь линии экономического развития сейчас идут только с севера на юг, через границу с Америкой, а не с востока на запад через всю страну. Но это можно переделать. Если держать в руках и контролировать достаточное количество средств производства, то через двадцать лет он, Макквин, будет обладать неслыханной властью. Ему нужны рудники, деревообрабатывающие заводы, текстильные фабрики, склады, строительные компании, машиностроительные заводы... да что там, все, что ему требуется, трудно даже перечислить! Кроме того, надо умело разместить предприятия по всей стране так, чтобы ни один ее уголок не оказался вне его влияния. Сейчас подобной властью обладает только сэр Руперт, за которым стоит банк и множество подчиненных фирм. Но Айронса интересует нажива, а не организация дела.
Эта движущая Макквином честолюбивая мечта в целом была довольно расплывчата, но кое-какие детали он продумал тщательно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65