Именно там, вдали от родины, он впервые задумался над вопросом, что значит быть канадцем. Он убедился, что англомания, столь характерная для определенной части канадского общества, отнюдь не вызывает ответных чувств у англичан, а «комплекс превосходства у американцев... превосходит все, что когда-нибудь видел мир». С другой стороны, он понял, что «никогда до сих пор не думал о себе как о канадце. В Новой Шотландии мы были новошотландцами... а канадцами становились, когда искали работу, или обращались за паспортом, или когда начиналась война и правительству нужна была армия. Но даже тогда нам говорили, что в нас нуждается Англия, а не Канада».
В этих размышлениях уже обозначились контуры центральной темы будущих романов Макленнана: «...Одна из самых важных целей в жизни каждого отдельного человека — самосознание. Эта же цель равно важна и для нации... Она, эта цель, достигается путем длительных изысканий, постоянного изучения, искренности и готовности видеть как хорошее, так и плохое».
Стремление писателя «объяснить Канаду ей самой и остальному миру» во многом определило своеобразие его творческого метода. Некоторые канадские критики упрекают Макленнана в том, что он отводит слишком много места историческим и социологическим данным в ущерб художественному воображению. Свою позицию в этом вопросе писатель изложил в статье «Будущее романа как формы искусства» (1960). Отмечая успех документальной прозы, которая получила широкое распространение и признание в 1950—60-е гг., Макленнан подчеркивал, что даже в лучших своих образцах она не создаст «ни Гамлета, ни Отелло, ни Наташи, ни Алеши Карамазова, ни Давида Копперфильда». И если современный читатель все же предпочитает документальную прозу роману, то это происходит только потому, что романисты послевоенного поколения, «столкнувшись с ситуацией, которая внушает им страх, либо бегут от нее, либо начинают бормотать заклинания*... Они погребают банальную историю о банальных людях под целой горой символики, унаследованной от Элиота и Джойса, или создают мир для двоих, в котором ничем не примечательный юнец и ничем не примечательная девица всю первую половину романа пытаются лечь в постель, а во второй — выбраться из нее. Можно ли упрекать здравомыслящих людей за то, что они отворачиваются от клише подобного рода?».
Рассматривая человека как явление не только «природного», ко социального и исторического мира, подчеркивая социально-историческую детерминированность характеров, Макленнан считает, что в этом плане перед канадским романистом стоят особые задачи. Ему приходится быть «особенно внимательным к изображению фона, на котором происходит действие, вплетать какое-то количество сведений о географии, истории и социологии. Если он этого не сделает, его рассказ повиснет в пустоте. Он не может, подобно английским и американским писателям, считать составные величины этого фона само собой разумеющимися по той простой причине, что читающая публика не имеет о них никакого представления. Поэтому он должен не только живописать человеческие драмы; он должен также создать и обставить сцену, на которой эти драмы будут происходить».
Почти во всех романах Макленнана в той или иной связи возникает тема первой мировой войны как своеобразной точки отсчета, с которой начался процесс формирования национального самосознания канадца. В военные годы происходит, в частности, действие его первого романа «Барометр поднимается» (1941). В центре романа— знаменитый пожар в Галифаксе в декабре 1917 г. Возникший в результате взрыва боеприпасов на борту французского судна, которое стояло в гавани, он почти уничтожил город и повлек за собой многочисленные человеческие жертвы.
Далеко не все удалось Макленнану в его первом романе. По сравнению с великолепно выписанным фоном — позднее он сам признавал, что именно фон является «наиболее существенной частью книги»,— и сюжет, и характеры героев романа «Барометр поднимается» грешат мелодраматизмом и тривиальностью. В основе сюжета романа — история канадского офицера Нила 1Лакреям который сражался во Франции, был обвинен в трусости, якобы проявленной им в бою, « тайно вернулся на родину, чтобы доказать свою, невиновность и несправедливость обвинения. Пожар в Галифаксе развязывает все сюжетные узлы — погибает «злодей», полковник Джефри Уэйн, который возложил на Нила ответственность за неудавшуюся атаку, Нил же проявляет чудеса храбрости, оказывая помощь жертвам пожара, восстанавливает свое доброе имя и соединяется с возлюбленной, дочерью полковника Уэйна Пенелопой. В финале романа Нил Макрей размышляет о будущем Канады: пусть в настоящем «Канаду называют нацией только потому, что было принято несколько законов и проложена железная дорога с одного океанского побережья до другого», но в стране зреют подспудные силы, предназначение которых — сформировать национальное единство, и с ними «на горе и радость» герой соединит свою судьбу.
Как указывалось выше, среди многих обстоятельств, которые препятствовали национальной консолидации Канады, едва ли не главное место занимала проблема отношений между англо-канадским и франко-канадским населением страны. Сделав эту проблему центральной в своем втором романе «Два одиночества» (1945), Макленнан решает ее в тесной взаимосвязи с другими проблемами социального, экономического, политического и психологического характера, Следует отметить также, что созданный таким образом широкий фон перестал быть просто фоном, как это случилось в романе «Барометр поднимается». Теперь он предстает в неразрывном единстве с конфликтами, определяющими динамику и развитие сюжета, характеры и судьбы героев.
Действие романа начинается в годы первой мировой войны. Канада, не обладавшая внешнеполитическим суверенитетом, вступила в нее автоматически. Вместе с тем война отвечала интересам канадской буржуазии, ибо сулила перелом в состоянии экономики, исчерпавшей ресурсы, которые обеспечили бурное развитие страны на рубеже веков. Именно в военные годы закладывались основы будущих многомиллионных состояний за счет сверхприбылей финансовых и промышленных корпораций, в то время как канадские солдаты гибли под Ипром и на Сомме. В первой части романа, датированной 1917 г., очень точно отражена специфическая атмосфера военных лет: с одной стороны, тревожные известия из-за океана о все новых и новых жертвах, с другой — несокрушимое самодовольство и самоуверенность владельцев контор в деловом центре Монреаля, где «умеют держать язык за зубами, брать наличными и ссужать деньги в кредит», где «никого не гложут сомнения», где удачливые дельцы типа сэра Руперта Айронса, чье лицо «было знакомо большинству канадцев, так как оно смотрело на них с маленьких скромных портретов, висящих на стенах всех банков от Галифакса до Ванкувера», держат в своих руках весь «хитрый механизм управления финансами страны, о котором в парламентских дебатах упоминали с крайней деликатностью».
Судьба главных героев двух первых частей романа — франкоканадца Атанаса Таллара и его старшего сына Мариуса — тесно связана с ситуацией, сложившейся в Канаде осенью 1917 г., когда в парламенте обсуждался вопрос о введении всеобщей воинской повинности — конскрипции. В Квебеке этот проект вызвал бурю возмущения. Антивоенные настроения нашли здесь мощную опору в национальных чувствах франко-канадцев, которые не без основания рассматривали участие в войне как пособничество британскому империализму и, отвергая шовинистическую пропаганду идеи имперского единства и защиты «матери-родины», выступили против неравноправия и дискриминации. Однако их собственная платформа нередко приобретала ярко выраженный националистический характер.
Выразителем такой «крайней» точки зрения, граничащей с сепаратизмом, является в романе Мариус Таллар. Выступая на митинге в Монреале, он яростно обличает англичан, навязывающих Квебеку свою волю. В дальнейшем эти обличения оборачиваются слепой ненавистью ко всему английскому. Именно ненависть питает выдвигаемую Мариусом программу полной изоляции Квебека и сохранения * любой ценой старых форм жизни, утвердившихся еще в колониальные времена: «чистая раса, чистый язык, большие семьи, никаких связей с англичанами, никакого вмешательства иностранцев, усиление власти церкви во всех областях — вот условия, соблюдая которые Квебек сохранится до своего тысячелетия».
Значительно сложнее позиция отца Мариуса Атанаса Таллара, члена парламента, представляющего Квебек.
Потомок старинного рода, который утвердился в Канаде «с тех самых пор, как была освоена река Св. Лаврентия», Атанас унаследовал фамильную гордость своих предков вместе с землей, в три раза превосходящей участки других членов общины Сен-Марк. Однако сеньориальные зама!, ки сочетаются в нем с духом вольномыслия, восходящего к фран узским просветителям XVIII в. (не случайно в его библиотеке висят портреты Руссо и Вольтера), а личное честолюбие — с искренним желанием содействовать общему благу.
Атанас не приемлет ненависти Мариуса к англичанам. Голосуя в парламенте за конскрипцию, он надеется, что союз Англии и Франции в войне распространится и на Канаду «хотя бы настолько, чтобы навсегда покончить с давними распрями между двумя нациями». Осознает он, в отличие от старшего сына, и неизбежность перемен в патриархальном укладе Квебека. Однако понимая эту неизбежность умом, сердцем Атанас противится переменам, хотя сам им содействует. Отсюда состояние постоянной мучительной раздвоенности, которое делает его едва ли не самой драматической фигурой романа.
Поражение Атанаса Таллара на политическом и деловом поприще мотивировано в «Двух одиночествах» целым комплексом причин как субъективного, так и объективного характера. Ему чужд цинизм политиков-профессионалов типа Маршана, который от души презирает «доходяг» — франко-канадцев, собравшихся на митинг протеста против конскрипции. Импульсивный и непосредственный, он не обладает ни жесткой деловой хваткой, ни изворотливостью, ни беспощадной расчетливостью, отметающей за ненадобностью соображения нравственного порядка,— всем тем, что определяет успешную карьеру его компаньона, англо-канадца Хантли Макквина. Не оправдывается и наивная вера Атанаса, что их партнерство будет основано на паритетных началах. Макквину, привыкшему считать франко-канадцев ущербными людьми — «во-первых, они католики, во-вторых, французы»,— он нужен лишь постольку, поскольку его высокое положение в приходе Сен-Марк откроет доступ к природным богатствам и дешевой рабочей силе. С другой стороны, Атанас Таллар не встречает ни сочувствия, ни понимания у своих соотечественников и благодаря усилиям священника Бобьена оказывается в полной изоляции.
Следует заметить, что католическая церковь всегда играла весьма активную роль в общественной и политической жизни Квебека. Неизменно прикрывая свою крайне реакционную позицию националистическим флагом, она обеспечивала себе таким образом массовую поддержку. Непререкаемый авторитет, которым пользуется отец Бобьен в приходе Сен-Марк,— наглядное тому доказательство. Бобьен отвергает какую бы то ни было возможность примирения франко-канадцев, по его мнению, «единственных истинных канадцев», с теми, кто их «покорил, унизил и вдобавок исповедует протестантизм». Столь же непримиримо выступает он против перемен в жизни общины, которые неизбежно последуют за строительством фабрики,— будущее Квебека видится ему «теплицей для всходов Божьих,., где все говорят на добром старом наречии своих нормандских предков и продолжают борьбу с реформацией». Поэтому закономерно, что именно Бобьен внушает жителям прихода недоверие к начинаниям Атанаса Таллара, в котором, по его разумению, «воплотились все злые силы материализма, грозящие французской Канаде и Сен-Марку в особенности», по его инициативе Атанас практически подвергается остракизму, именно он сеет вражду и в семье Таллара, поддерживая фанатический национализм Ма-риуса.
Судьба Атанаса Таллара складывается трагически. Наткнувшись на глухую стену отчуждения, воздвигнутую стараниями Бобьена, он уезжает в Монреаль и бросает вызов католической церкви, приняв протестантскую веру. Однако это не спасает его от нового удара — предательства со стороны Макквина, и на смертном одре, измученный неравной борьбой, сломленный, разоренный, разочарованный, Атанас, который всю свою жизнь признавал только одну власть — власть разума, возвращается в лоно католической церкви.
В ряду причин, обостряющих постоянные конфликты между ан-гло-канадцами и франко-канадцами, немаловажная роль принадлежит, по мысли Макленнана, пережиткам колониального сознания, своеобразному «колониальному комплексу», характерному для обеих сторон. К колониальным временам восходят религиозные и расовые предрассудки, питающие фанатизм Бобьена и слепую ненависть Мариуса. Но и шовинизм обитателей «квадратной мили» Монреаля, на которой некогда стоял первый английский гарнизон, а теперь расположены особняки «первых семейств»,— явление того же порядка. Канада для них — прямое продолжение Британских островов, их респектабельность — респектабельность английского образца, ввозимая вместе с костюмами с Сэвил-Роу, ботинками от «Дэкса» и трубками от «Данхилла». Более того, законодатели «квадратной мили» Метьюны мнят себя даже выше этого образца, «более жизнестойкими, так как в их жилах течет шотландская кровь, более благочестивыми, так как являются пресвитерианцами». Аналогичным образом рассуждает и католический священник Бобьен, полагающий, что Квебек имеет больше оснований на благоденствие «у колен Господа», нежели Франция, которая «расправилась и с самим королем — помазанником божьим и превратилась в страну вольнодумцев». По меткому выражению Атанаса Таллара, «французы у нас куда более французские, чем во Франции, а англичанам в Великобритании далеко до наших».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65