— Я думаю, мне надо сегодня же поехать в Лунку и организовать там комиссию,— сказал Арделяну.
— Согласен.
— Позвольте доложить, что это неправильно,— робко возразил Мохай. — Почему именно крестьяне Лунки должны получить эту землю?
— Потому что поместье расположено в пределах их полости и его полагалось разделить еще после прошлой войны,— объяснил Джеордже.
— Хорошо, теперь нам совершенно необходимо со-брать здесь на площади крестьян и поговорить с ними,—
сказал Журка.— Это сделаете вы, товарищ Теодореску,— добавил он, заметив, что Джеордже собирается предложить свои услуги. — Будет трудно, но... — улыбнулся он, — это не беда. Потом мы займем волостное управление и при крестьянах выгоним оттуда бандита... А где товарищ Бузилэ?
— Позавчера его сильно избили эти разбойники. Теперь ему лучше.
— Это ничего, мы назначим его заочно.
Журка подозвал нескольких рабочих и приказал им, разделившись на небольшие группы, обойти город и оповестить народ, что на площади состоится митинг, где будут говорить о земле.
Джеордже неожиданно захотелось поговорить с Жур-кой, поговорить о чем угодно, но он постеснялся. «Ничего, познакомимся позднее»,— подумал он. Но лучше было бы не откладывать и откровенно, без всяких недомолвок, поделиться своими мыслями. Какая-то внутренняя дрожь сотрясала его, неведомая до сих пор волнующая радость переполняла до краев.
На улочках, ведущих к площади, стали снова появляться крестьяне. Они шли медленно, с опаской. Но скоро толпа сгустилась и площадь снова зашумела.
Джеордже боялся новых стычек и с опаской поглядывал на Журку, занятого разговором с Арделяну. Потом Журка обернулся к Мохаю и попросил его раздобыть где-нибудь стол, с которого можно было бы говорить. Гул голосов нарастал, слышался скрип телег, мычание коров. И все же прошло больше часа, пока все собрались.
Джеордже немного волновался. Он не мог собраться с мыслями, решить, как начать выступление, и, помимо всего, сомневался в своих ораторских способностях. Стараясь найти в толпе односельчан, он часто наталкивался на их окровавленные, угрюмые и пьяные лица. Но преобладали незнакомые, и все они казались ему серыми и удивительно похожими друг на друга. «Может, и души у них похожи,— думал Джеордже. — Знаю ли я их, может быть, они хотят чего-то другого? Ясно одно — правда на их стороне, и я должен... я должен прожить долго, чтобы она стала и моей правдой».
Журка вскарабкался на стол, попрыгал, проверяя, выдержит ли, и соскочил на землю.
— Здесь плохо,— сказал он. — Люди тебя не увидят... Пойдем к памятнику.
Джеордже шел за секретарем, по-прежнему взволнованный. «Через две минуты я буду говорить, я должен найти слова, выражающие их правду»,—думал он.
В скверике, окружавшем статую, две женщины и трое мужчин, стоявшие на коленях вокруг убитого, растерянно посмотрели на вновь пришедших и прекратили свои причитания. Мохай вгляделся в посиневшее лицо убитого.
— Это Саламон, самый богатый человек в Зеринде. Фашист,— довольно громко сказал он Арделяну.
Джеордже попытался забраться на пьедестал, но это ему удалось не сразу. Мешала культя. Тогда Журка нагнулся и подсадил его.
— Покороче и попроще,— прошептал он. — Экспроприация, общие интересы румын и венгров. Потом я тоже скажу.
Джеордже чувствовал спиной мощные и удивительно холодные ноги статуи. При каждом движении голова его ударялась о патронташ героини. Он попытался начать, но голос пропал, последовавшее за этим мгновение показалось ему вечностью, и он совсем растерялся. Вытаращенные глаза убитого, казалось, следили за ним снизу, женщины в страхе молчали. Из-за шеренги рабочих смотрел на него с телеги Урсу, за спиной Гэврилэ плакала, прикрыв платком глаза, Мария, неподалеку сгрудились крестьяне в венгерской одежде.
— Товарищи,— начал Джеордже, и голос показался ему чужим. — Все мы воевали... Все пережили страшные трудности, видели кровь и нищету... Нас не оставляла мысль, что так больше не может продоля^аться, что должна начаться другая жизнь...
Площадь вдруг разом загудела, нарастал глухой ропот, кто-то кричал, размахивая кнутом.
— Полчаса назад здесь пролилась кровь. Здесь, на этой площади, дрались брат с братом, не зная за что, а теперь все вы стоите рядом, сдерживая горечь. Румыны и венгры, трудившиеся на одних полях, поднялись друг на друга. Почему?
Толпа волновалась, какой-то крестьянин, крича и кивая соседей, пробился к подножию статуи.
— Не гневайтесь, господин директор, только не одного слова.
Джеордже улыбнулся, и ему вдруг стало весело. Вот оно что, значит — дело не в словах. Он закричал во весь голос, чуть не потеряв равновесия:
— Дорогие товарищи! Имение барона Паппа будет разделено по закону нашего правительства и в соответствии с программой Румынской коммунистической партии!..
Да, теперь слова его дошли до народа... Через мгновение ничего нельзя было разобрать. Площадь кипела, люди что-то кричали, стараясь вплотную подойти к памятнику. И снова лица их показались Джеордже поразительно похожими друг на друга. Он чувствовал огромное облегчение и не думал слезать с пьедестала. Хотелось есть. Эмилия, должно быть, уже узнала о событиях на площади и беспокоилась. Старуха? О ней он старался не думать. В волнах, пробегавших теперь по этому морю голов, не было ничего угрожающего, они спокойно и плавно прокатывал не I» из конца в конец.
Неожиданно Джеордже заметил в толпе Митру. Он неподвижно стоял у края площади, нагруженный подушками и одеждой, рядом с ним возвышался навьюченный вещами Глигор и еще кто-то. Джеордже хотел было спуститься на землю, но не смог. На пьедестал влез Журка.
— Товарищи,— закричал он таким мощным голосом, что у Джеордже зазвенело в ушах.— Земля не была поделена по вине бандита, который занимает до сих пор место коменданта. Долой его! Долой прихвостня барона!
— Долой! — загремела толпа.
— Пойдем выбросим его оттуда!..
— Пошли!..
Джеордже снова оказался в скверике рядом с убитым. К нему быстро подошел Арделяну.
— Кажется, крестьяне из Лунки забрались в некоторые дома и учинили грабеж,— шепотом сообщил он.
Джеордже посмотрел ему прямо в глаза.
— И все-таки с этими людьми мы должны...
— Знаю. С ними!
10
Перед желтым уродливым зданием волостного управления вытянулась тонкая цепочка жандармов с направленными на толпу дулами винтовок, которые подозрительно вздрагивали, словно их дергали за веревочки. Когда к зданию медленно, угрожающе размеренным шагом стала приближаться рабочая колонна, а за ней толпа возбужденно кричавших крестьян, жандармы отошли к стене и встали к ней спиной.
— Долой коменданта-фашиста!
— Долой коменданта-фашиста! Долой!
Рабочие остановились метрах в пяти от здания. Толпа натолкнулась на них сзади, вздрогнула раз-другой и тоже замерла. Колонна по-воешюму четко разделилась на две части, оставив в середине широкий коридор. Несколько молодых людей прошли по нему и попросили крестьян также оставить свободный проход.
— Никтб не должен прикасаться к нему! — крикнул Журка.
Обернувшись к жандармам, он предложил им убраться и пропустить демонстрантов.
— У нас нет приказа,— пролепетал толстый фельдфебель. От страха у него выступил холодный пот, и он беспрерывно шмыгал носом. —- У нас нет приказа. Никто не отдавал нам приказ.
— А это кто? — спросил Джеордже, показав па толпу крестьян.
— Не могу знать! Не знаю,— ответил фельдфебель. В эту секунду распахнулось одно из окон, и в нем
показался плотный, краснолицый полковник Иоиашку при всех орденах и медалях, с револьвером в руке.
— Со мной захотели иметь дело? — закричал он неожиданно тонко и визгливо.
В толпе раздался хохот, который разросся до огромных размеров, хотя задние и не знали, над чем смеются.
— Господин полковник,— заявил Журка,—- примите к сведению, что вы больше не волостной комендант. Любое сопротивление может привести к неприятным для вас последствиям.
— Стреляйте! — крикнул Ионашку жандармам, но те только щелкнули затворами карабинов и опустили их к ноге.
Фельдфебель тяжело переминался с ноги на ногу и дергал белые шнурки, украшавшие его грудь.
—- Слушай мою команду! — наконец решился он. — Смирно! Налево! В направлении жандармского поста шагом марш! Отставить! Бегом марш!
Жандармы мгновенно исчезли за углом здания. Наступила такая тишина, словно люди прислушивались к отзвуку их шагов. Ионашку, растерявшись, застыл в окне, потом с шумом захлопнул его.
— Пойду выгоню его оттуда,— сказал Арделяну. — Пошли со мной,— обратился он к группе молодых рабочих, которые, смеясь, двинулись за ним.
Джеордже решил к ним присоединиться. С Ионашку его три года назад познакомил директор школы из Тыр-нэуци. Джеордже даже не мог бы объяснить, почему ему захотелось пойти вместе с Арделяну, но он испытывал почти детское любопытство ко всему, что происходило сейчас. Жалко было пропустить и это событие.
Во дворе управления находилось несколько человек, среди них почтальон и барабанщик — высокий, очень смуглый крестьянин, опиравшийся на железные вилы„ Приветствуя вошедших, он снял шляпу. Арделяну в сопровождении остальных быстро взбежал по ступеням, прошел сначала в одну комнату, в которой царил большой беспорядок, затем в другую, выбежал в коридор, откуда несло мочой и сыростью, и, наконец, остановился перед дверями кабинета волостного коменданта. Он постучал в дверь и, не дожидаясь ответа, вошел.
Ионашку сидел согнувшись за письменным столом и, казалось, был погружен в чтение какой-то бумаги. Он с удивлением посмотрел па вошедших, словно спрашивая, что они хотят. Но, встретившись глазами с Джеордже, потерял самообладание и вскочил из-за стола.
— Я уже слышал о тебе, сволочь... Мне рассказывали честные люди. Надо было арестовать тебя...
Арделяну вытащил из кармана огромные, величиной с луковицу часы.
— В вашем распоряжении еще три минуты, две мы затратили па то, чтобы добраться сюда. Прошу вас немедленно убираться,— сказал он спокойно.
— Хорошо!
Полковник встал, одернул мундир, поправил ремни и, ни на кого не глядя, направился к дверям. Однако когда он вышел на улицу и увидел открывшийся перед ним живой коридор, то с испугом обернулся к Джеордже, — Ради бога... но... это...
— Прошу не волноваться,— успокоил его тот. — Я провожу вас.
Полковник испуганно озирался по сторонам, и Джеордже было приятно видеть его страх и замешательство — все это было так ново, неповторимо и главное — справедливо. Толпа зашумела, и тотчас же несколько рабочих окружили полковника, приняв его под свою охрану.
— Это начало власти трудящихся! — услышали все спокойный голос Журки.
Когда группа приближалась к краю толпы, Джеордже увидел Митру. Он смотрел неестественно вытаращенными глазами на их группу, на бледного как мел полковника, то и дело бросавшего испуганные взоры назад, чтобы убедиться, что никто не покушается на его жизнь. Даже шпоры Ионашку дребезжали как-то испуганно и жалобно. Джеордже вплотную подошел к Митру и как следует встряхнул его. Тот словно проснулся, посмотрел на директора и выдержал его взгляд, будто говоря: «Знаю, что ты думаешь, но теперь мне все равно».
Митру был похож на перегруженную вешалку, но не это вывело Джеордже из себя, а его пустой и тупой взгляд. Джеордже рванул к себе Митру изо всех сил, потащил сквозь шеренгу людей, прижал к стене и отвесил звонкую пощечину. Митру качнулся, мышцы его напряглись.
— Это не мое,— сказал он тихо, дохнув на Джеордже цуйкой.
— А чье же? Чье, Митру? Что ты наделал?
— Будут давать землю? — медленно спросил Митру,
— Ты не заслуживаешь ее.
По-детски наивная улыбка расплылась по лицу Митру.
— Заслуживаю, господин директор,— убежденно сказал он.— Заслуживаю, потому что очень беден.
Он аккуратно сложил чужую одежду и положил ее на землю.
— Пошли искать тетушку Анну,— обратился он как ни в чем не бывало к Джеордже,
ГЛАВА V 1
Всю дорогу домой Митру молчал. Старуха, смеясь, рассказывала, как нашла свинью, как сама привязала ее фартуком за заднюю ногу, чтобы снова не убежала. Веселая, гордая своим успехом, Анна скоро уснула, и Митру растрогался чуть не до слез, когда почувствовал на своем плече ее маленькую легкую голову. За его спиной Арделяну и Джеордже беседовали о поместье Паппа и людях, которым необходимо в первую очередь дать землю, так как пятисот гектаров все равно не хватит на всех. Митру вздрогнул, когда услышал свое имя, но не стал оборачиваться, хотя у него и запершило в горле. На вопрос Арделяну: «А ты, Митру, вступил в партию?» — он отрывисто бросил, не сводя глаз с крупов лошадей:
— Может, и вступил.
В село они приехали не первыми, там уже все знали о драке в городе, и несколько женщин побежали за телегой, засыпая их вопросами о родных: участвовали ли те в драке, не побили ли их, не потеряли ли телеги, лошадей.
Митру остановил телегу у ворот школы, выгрузил свинью, но войти отказался наотрез.
— Я не в обиде на вас, господин директор. Какое там... У меня сегодня дела... — успокоил он Джеордже, заметив, что тот нахмурился.
— Завтра будем выбирать комиссию по разделу земли. Придешь? — спросил Арделяну.
— Если нужен, то буду. А сегодня занят.
Митру хотелось, чтобы кто-нибудь спросил его, что у него за дела, но никто этого не сделал, и он, повернув телегу, погнал лошадь к дому Траяна. Но там он не остановился, а поехал дальше, к околице, где в лачуге, крытой гнилой соломой, жил Глигор Хахэу. Он застал его крепко спящим, и прошло немало времени, прежде чем ему удалось растолкать Глигора.
— Протрезвился или все еще пьяный? — спросил Митру, когда Глигор поднялся наконец на ноги.
— Трезвый.
— Тогда пошли, есть дело...
— Что еще?
— Увидишь. Ну, пошли, чтоб тебя...
Глигор уставился на Митру мутными от сна глазами. Митру нетерпеливо топтался на месте и потирал руки, едва сдерживая смех.
— У тебя есть еще тот револьвер?
— Есть, а что?
— Не лезь с вопросами, поднимайся, и пойдем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77