Народ шел (или не шел) голосовать не столько «за» или «против» конкретных кандидатов в депутаты, сколько «за» или «против» существующего политического строя. В этом всегда таилась опасность для диктатуры партийно-государственного аппарата (в случае провала выборов).
Со временем была сформирована система номенклатурного отбора кадров руководящих работников, построенная по иерархическому принципу. Ответственные работники (а не мелкие чиновники) по существу не избирались Советами (хотя формально это и делалось), а назначались на посты партийным аппаратом.
Исполнительные органы Советов, вне всякого сомнения, были органами реальной власти, хотя сами Советы, их формально избиравшие, а на самом деле просто штамповавшие номенклатурные списки, а также решения, подготовленные партийно-государственным аппаратом, не обладали, начиная с 1930 годов никакой реальной властью. Депутаты, избранные по утвержденным партийным аппаратом спискам, послушно голосовали на периодически проводившихся сессиях Советов народных депутатов (СНД) и Верховных Советов, выполняя волю аппарата.
Следует также отметить, что всегда существовало довольно четкое разделение функций между партийным аппаратом и органами государственной власти всех уровней. Сущность этого разделения функций была определена в 1919 году на том же VIII съезде РКП(б): «Смешивать функции партийных коллективов с функциями государственных органов, какими являются Советы, ни в коем случае не следует. Такое смешение дало бы гибельные результаты, особенно в военном деле. Свои решения партия должна проводить через советские органы, в рамках Советской конституции. Партия старается руководить деятельностью Советов, но не заменять их». Действительно, партия, а точнее, партийный аппарат никогда не заменял советские государственные органы. Партийный аппарат управлял делами всего государства, всей страны, используя как сами Советы, так и их исполнительные органы в качестве своего инструмента. Послушным инструментом большевистской партии стали и профсоюзы, которым к лету 1918 года были подчинены фабричные комитеты (попытка т.н. «Рабочей оппозиции» подменить аппарат ВСНХ профсоюзами в ходе дискуссии 1919-1920 годов потерпела неудачу).
Утверждению диктатуры партийно-государственного аппарата в 1920-1930 годы, безусловно, способствовали такие объективные факторы, как низкий уровень культуры населения, партийных масс, в частности, да и большинства функционеров партаппарата, традиционно жесткая внутрипартийная дисциплина, чрезмерная централизация управления. Свою роль сыграли и внешние условия: разгул жестокости в период Гражданской войны, агрессивное внешнее окружение, не утихавшая борьба с эсерами, меньшевиками и другими политическими противниками. К тому же огромная концентрация власти, обусловленная наличием государственной собственности на основные средства производства и финансовые ресурсы, сосредоточенная в руках высших руководителей страны, постепенно развращала их, создавая атмосферу вседозволенности, безнаказанности.
Со временем образовался элитарный слой руководящих работников. Руководители партийного и государственного аппарата, их родственники образовали своеобразную касту, окруженную помощниками, слугами, подхалимами и льстецами. Точно и метко описал процесс перерождения руководящих кадров партии Джеффри Хоскинг: «Всякий, кто был знаком с большевиками в феврале или даже октябре, мог бы не узнать их в 1921 г. - так сильно они изменились во многих отношениях. В феврале это была небольшая партия подпольщиков и ссыльных, без четкой организации (вопреки ленинским принципам) и к тому же раздираемая противоречиями. Однако ее идеи были понятны и близки массам, она была жизнеспособна и начала налаживать реальные связи с народными массами, прежде всего с рабочими и солдатами. К октябрьским дням партия большевиков почти не изменилась, но численность ее выросла почти в десять раз, а также возросло влияние на рабочие и солдатские массы - ни одна другая партия в те дни не могла похвастать такими же достижениями. Но к 1921 г. она изменилась, можно сказать, неузнаваемо. Теперь она стала массовой - многие вступали в нее ради карьеры. Партия была жестко организована, непреклонна и нетерпима к взглядам, отличным от нее собственных. Уже тогда начался отрыв от народных масс, взиравших на нее со страхом и недоверием». В том же году А.Сольц писал: «…долгое пребывание у власти в эпоху диктатуры пролетариата возымело свое разлагающее влияние и на значительную часть старых партийных работников. Отсюда бюрократия, отсюда крайне высокомерное отношение к рядовым членам партии и к беспартийным рабочим массам, отсюда чрезвычайное злоупотребление своим привилегированным положением в деле самоснабжения. Выработалась и создалась коммунистическая иерархическая каста…». И на все это потребовалось каких-то три года! Отметим еще один фактор, сыгравший в дальнейшем немаловажную роль в формировании качественно нового командного состава партии и государства, - это влияние нэпа. Вот как характеризует этот процесс Р.Медведев: «…После беспримерного напряжения сил, надежд и иллюзий наступил длительный период усталости, упадка и глубокого разочарования в результатах переворота. Отлив «плебейской гордости» открывал место приливу малодушия и карьеризма. На этой волне поднялся новый командующий слой <…> Молодая бюрократия, возникшая первоначально в качестве агентуры пролетариата, начинала чувствовать себя теперь третейским судьей между классами. Самостоятельность ее возрастала с каждым месяцем…».
Переход от власти Советов к диктатуре партийно-государственного аппарата стал возможным благодаря процессам, происходившим и внутри самой большевистской партии. Если в первой половине 1920 годов в быстро растущей партии, несмотря на усиление режима контроля партийного аппарата, все еще имела место внутрипартийная демократия (шли дискуссии, регулярно проводились конференции и пленумы ЦК, на съездах велись острые дебаты по стратегическим и тактическим вопросам политики), то после разгрома т.н. оппозиции ситуация коренным образом изменилась. От внутрипартийной демократии к началу 1930 годов не осталось и следа. В партии стал господствовать ее аппарат, подчиненный И.Сталину. Но нельзя не согласиться и с Л.Троцким, который считал, что феномен И.Сталина порожден самим аппаратом. «Было бы наивностью думать, что неведомый массам Сталин вышел внезапно из-за кулис во всеоружии законченного стратегического плана. Нет, прежде чем он нашел свою дорогу, бюрократия нащупала его самого. Сталин приносил ей все нужные гарантии: престиж старого большевика, крепкий характер, узкий кругозор и неразрывную связь с аппаратом, как единственным источником собственного влияния. Успех, который на него обрушился, был на первых порах неожиданностью для него самого. Это был дружный отклик нового правящего слоя, который стремился освободиться от старых принципов и от контроля масс и которому нужен был надежный третейский судья в его внутренних делах. Второстепенная фигура перед лицом масс и событий революции, Сталин обнаружил себя как бесспорный вождь термидорианской бюрократии, как первый в ее среде». Аппарат партии охотно подчинялся И.Сталину, ибо он выражал его интересы, проводил ту политику, которую аппарат считал правильной. А.Зиновьев, анализируя истоки сталинизма, пришел к выводу, что он «вырос из низовой партийной жизни и стимулировался ею».
Между тем в партии воцарилась гнетущая атмосфера взаимного недоверия и подозрительности. «… Кто не был удовлетворен тем или иным решением Центрального Комитета, те, кто персонально заметил ту или иную ошибку, нарушение или беспорядок, «боятся говорить об этом на партийных собраниях, или даже в частных беседах, если только собеседник не был достаточно надежен в смысле «благоразумия»».
По свидетельству Л.Троцкого, еще в 1922 году В.Ленин осознавал опасность усиления власти партийного аппарата, в частности, Оргбюро ЦК в сочетании с растущим могуществом государственного бюрократизма. Однако болезнь и смерть не дали В.Ленину возможности предотвратить процесс нарастания абсолютной власти партийного аппарата, возглавляемого И.Сталиным. В.Ленин успел поставить вопрос о смещении И.Сталина с поста генсека. В конце 1922 года В.Ленин обращается к очередному съезду партии, в котором говорилось: «Тов. Сталин, сделавшись генсеком, сосредоточил в своих руках необъятную власть, и я не уверен, сумеет ли он всегда достаточно осторожно пользоваться этой властью». В добавление к этому письму в начале января 1923 года В.Ленин вновь возвращается к вопросу о некоторых нетерпимых для руководителя личных качествах И.Сталина. «Сталин слишком груб, и этот недостаток, вполне терпимый в среде и общениях между нами, коммунистами, становится нетерпимым в должности генсека. Поэтому я предлагаю товарищам обдумать способ перемещения Сталина с этого места и назначить на это место другого человека, который во всех других отношениях отличается от тов. Сталина только одним перевесом, именно, более терпим, более лоялен, более вежлив и более внимателен к товарищам, меньше капризности и т.д.».
Внутри самого центрального аппарата партии не на шутку разгорелась борьба за власть, в которой принимали участие ведущие члены Политбюро (Сталин, Троцкий, Зиновьев, Каменев, Бухарин). Сохранились многочисленные свидетельства этой ожесточенной борьбы. Приведу только один факт, сообщенный А.Орловым: «…В разговоре с группой друзей Пятаков однажды высказался так: «Я не могу отрицать, что Сталин является посредственностью и что он не тот человек, который должен бы стоять во главе партии; но обстановка такова, что если мы будем продолжать упорствовать в оппозиции Сталину, нам в конце концов придется оказаться в еще худшем положении: наступит момент, когда мы будем вынуждены повиноваться какому-нибудь Кагановичу. А я лично никогда не соглашусь подчиняться Кагановичу».
В 1930 годах И.Сталин во всю развернул массовые репрессии не только против противников социализма, но и против своих бывших единомышленников. Дочь И.Сталина С.Аллилуева в своей книге «Только один год» писала: «Он дал свое имя системе кровавой единоличной диктатуры. Он знал, что делал, он не был душевно больным, ни заблуждавшимся. С холодной расчетливостью утверждал он свою власть и больше всего на свете боялся ее потерять. Поэтому первым делом всей его жизни стало устранение противников и соперников». Как поведал Н.Хрущев на ХХ съезде КПСС, из 139 членов и кандидатов в члены ЦК партии, избранных на XVIII съезде, 98 человек, то есть 70%, были арестованы и расстреляны, большинство в 1937-1938 годах. Из 1966 делегатов этого съезда 1108 были арестованы по обвинению в контрреволюционной деятельности. Судя по результатам голосования на XVIII съезде, когда против И.Сталина было подано 287 голосов, уже в то время многие члены партии осознавали, что необходимо его сместить с поста генсека, однако подходящий момент для этой акции был безвозвратно упущен. Позиции И.Сталина в 1934 году были непоколебимы. Как утверждает сын А.Микояна Серго, отец ему говорил, что «в последний раз мы могли его (И.Сталина - В.П.) убрать в 1927 г. Как он делал несколько раз раньше, Сталин предложил свою отставку, когда отдельные ведущие члены Политбюро оказывались против него. Но он всегда точно рассчитывал момент и соотношение сил. Будущие его жертвы оставляли его на месте Генсека, считая, что он еще понадобится им для сведения счетов между собой».
Стремление к лидерству, жажда власти свойственны всем амбициозным политикам. Большевики не были исключением. Но в большевистской партии не сложилось механизма, нейтрализующего поползновения того или иного лидера к абсолютной власти, к диктатуре. При жизни В.Ленина его авторитет еще как-то сдерживал бушевавшие страсти соперничающих вождей партии. Однако после смерти В.Ленина борьба между членами Политбюро разгорелась не на шутку, и она в конечном счете завершилась победой И.Сталина и гибелью всех его противников и конкурентов. Немаловажное значение в этой борьбе сыграли личные качества И.Сталина, такие, как хитрость, вероломство, способность играть на низких свойствах человеческой натуры, мстительность, злопамятность, подозрительность, отсутствие каких-либо сдерживающих моральных принципов. Вместе с тем нельзя не согласиться со следующим, бесспорно, верным утверждением Р.Медведева: «Было бы неправильным также, по примеру некоторых западных историков, изображать борьбу различных группировок в партии после смерти Ленина только как беспринципную борьбу за власть, прикрытую для видимости различного рода теоретическими рассуждениями. Нет, в 20-е гг. существовали серьезные теоретические и практические расхождения и идейная борьба, особенно по вопросу о возможностях, путях и методах строительства социализма в Советском Союзе. Верно, однако, и то, что для Сталина в этой борьбе главным был вопрос о власти. И.Сталин как-то сказал Енукидзе: «Запомни, Авель, кто не со мной - тот против меня». Умело маневрируя между различными течениями и платформами, Сталин воспользовался борьбой различных фракций в партии, чтобы ослабить всех конкурентов и усилить свою власть и влияние».
Оппозиция И.Сталину и проводимой им политике в партии была. В 20-х годах она еще была открытой, а в 30-х годах - ушедшей в подполье. На XIV съезде партии Каменев еще мог открыто заявить: «Наш генеральный секретарь не является той фигурой, которая может объединить вокруг себя старый большевистский штаб», «Мы против того, чтобы создавать теорию «вождя», мы против того, чтобы делать «вождя». После разгрома оппозиционных группировок, возглавляемых Троцким, Зиновьевым, Каменевым, Бухариным, в партийном аппарате время от времени возникали отдельные очаги противостояния политике И.Сталина, однако в своем подавляющем большинстве партийный актив не только не противодействовал, но и одобрял ее, участвуя в ее реализации.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120