Только за столом нашей эскадрильи сиде
л всего один человек Ч Анатолий Соколов. Улыбаясь, он шагнул мне навстре
чу, но, заметив, что я темнее тучи, озабоченно спросил:
Ч Что случилось?
Когда я рассказал, как потерял звено Фигичева, он даже рассмеялся.
Ч Тьфу ты! А я-то думал, в самом деле беда свалилась.
Ч Да, беда, и немалая.
Ч Брось хандрить! Найдутся, На войне всякое бывает, надо ко всему привыка
ть. В Монголии среди пустыни садились. Случалось, что наш летчик, выбросив
шись с парашютом, сталкивался со сбитым им самураем прямо в дикой степи. Н
а ножах дрались… А здесь кругом своя земля. Так что завтра притопают как м
иленькие. Давай-ка подкрепимся. Ч И он пододвинул мне стакан со ста грам
мами.
Ч Закончил курсы? Ч спросил я.
Ч Какие теперь курсы! Отпустили, еле отпросился
Ч Как там в городе?
Ч Тишина.
Ч Мне бы хоть денек такой тишины.
Ч А я вот не выдержал. Панкратов где?
Ч Оставлен на курсах инструктором.
Возле нашего стола остановился командир третьей эскадрильи Назаров. Ки
внув на пустые скамейки, он с усмешкой сказал:
Ч О, оказывается, командир-то здесь! А я считал, что и его нет. Вот ситуация:
водки много, а пить некому.
Я знал, что Назаров несправедливо таит обиду на меня.
А ведь прошло почти два года с тех пор, когда произошел случай, обозливший
его.
По прибытии из школы в полк я был зачислен в его звено. Мы с Мироновым стал
и его ведомыми. Однажды из-за небрежности командира чуть не произошло ст
олкновение в воздухе. Назарова тогда строго наказали, а к нам назначили д
ругого командира.
Соколов рассказал, как в условиях фронта можно выправить согнутые лопас
ти винта. Техники, конечно, уже знают опыт Халхин-Гола. У нас два самолета с
тоят с поврежденными во время приземления винтами. Мне представляется к
артина, как сейчас на аэродроме в Сынжерее ребята бьют кувалдой по дюрал
евым лопастям, стараясь, чтобы до утра самолет был в полной боевой исправ
ности. Светлее становится на душе. Если до утра будут устранены поврежде
ния на машинах Селиверстова и Дьяченко, если группа Фигичева сидит где-т
о недалеко отсюда, то завтра нам будет на чем работать.
Я снова отправился на аэродром звонить по телефону. Когда связался со шт
абом дивизии, неожиданно попал на командира.
Ч Кто это? Ч спросил он.
Ч Старший лейтенант Покрышкин.
Ч Покрышкин? Где твоя эскадрилья?!
Попробовал объяснить все по порядку, но сразу почувствовал, что комдив в
ложил иной смысл в свой вопрос. Он дал понять, что вся вина за случившееся
лежит на мне.
В полночь возвращаюсь с аэродрома один. Тишина… Подышать бы чудесным без
молвием, которого так не хватает днем. Но мысли о завтрашнем дне заставля
ют забыть обо всем.
Пробираюсь к своей койке, укладываюсь, думаю о Фигичеве. Неужели он сдела
л это нарочно, подогретый завистью ко мне? По летному стажу он старше меня
, а эскадрильей поручили командовать мне. Потом вспоминается приказ комд
ива о вылете в грозу.
За окном успокаивающая тишина, лицо приятно обвевает свежее, прохладное
дыхание ночи. Друзья сладко похрапывают.
…На следующее утро наш «законный» командир Соколов стал принимать эска
дрилью. Я рассказал ему о положении дел, о боевых успехах живых и о мужеств
е погибших. Беседуя, мы посматривали на небо: не летит ли звено Фигичева? Н
ам уже сообщили, что оно приземлилось на аэродроме в Котовске.
Неожиданно меня вызвали на КП. Прибежал туда и увидел рядом с Ивановым ко
мандира дивизии. Жестикулируя руками, он что-то доказывал. Его одутловат
ое лицо было недовольным.
Ч Где твоя эскадрилья? Ч резко спросил он, когда я доложил о прибытии.
Точно такой же вопрос комдив задавал мне вчера вечером. Я ответил, что зве
но Фигичева скоро должно возвратиться на аэродром, а остальные летчики п
риводят свои самолеты в порядок.
Ч О Фигичеве без тебя знаю, Ч оборвал он меня. Ч Почему растерял группу
? Молчишь?! Командир должен за все держать ответ. Ч И, повернувшись к Ивано
ву, тем же тоном добавил: Ч Подготовьте приказ о снятии его с должности ко
мэска.
Ч Он не командир, а заместитель, Ч спокойно пояснил Иванов.
Ч И с заместителя сниму! Я не забыл, как он расстрелял СУ-2!
Ч За СУ-2 готов отвечать, товарищ комдив, Ч отозвался я. Ч А в этом случае
вина не моя.
Ч Плохо воюем! Ч продолжал комдив. Ч Немцы уже под Минском и Ленинград
ом!..
Ч В этом не только летчики виноваты.
Ч Что?! Как ты разговариваешь? Кто тебе позволил так рассуждать? Запомни:
буду людей награждать Ч ты не рассчитывай на награду.
Ч Я за Родину воюю, товарищ комдив, Ч не сдержался я.
Над аэродромом появилась группа Фигичева. Но, несмотря на рокот моторов,
я хорошо расслышал, как рассерженный комдив приказал снять меня с должно
сти замкомэска.
Ч Можно идти?
Ч Идите!
Тяжелый камень лег мне на душу. Хотелось полететь в самое пекло.
Ч Ну что? Ч встретил меня вопросом Соколов. Я вкратце передал ему содер
жание разговора с комдивом.
Ч Зачем спорил? Ч упрекнул меня комэск.
Ч А, Ч махнул я рукой. Ч Все равно не сегодня, так завтра зенитка собьет
или «худой» свалит!..
Ч С таким настроением воевать негоже, дружище. Иди-ка отдохни.
Подошел улыбающийся Фигичев. Соколов не дал ему закончить доклад и строг
о спросил:
Ч Почему откололся?
Ч А куда же он нас вел? Ч кивнул Фигичев в мою сторону.
Ч Не кивайте на других, Ч возмутился Соколов его самоуверенным тоном.
Ч На Халхин-Голе за такие действия под суд отдавали! Понятно?
На смуглом лице Фигичева, обрамленном бакенбардами, застыло недоумение:
неужели Соколов всерьез говорит о суде?
Ч Вам понятно? Ч повысил голос комэск.
Ч Понятно, товарищ старший лейтенант.
Ч Если понятно, то запомните это навсегда! Идите готовьтесь к вылету.
Ч Есть готовиться к вылету! Ч Фигичев как никогда четко поворачиваетс
я и уходит.
Запустил самолет Дьяченко. Мотор взревел звонко и весело. От его звуков, о
т решительного голоса комэска повеяло успокоительной силой.


4. Подвиг требует мысли

Напряженная, полная неожиданностей и опасностей фронтовая жизнь! Она ра
зрешает личные конфликты, сплачивает людей для побед, и каждый день рожд
ает новые огорчения, трудности.
С утра до вечера эскадрилья работает теперь в интересах наземных войск,
сражающихся с врагом на подступах к Бельцам и Кишиневу. Ходим на штурмов
ку, ведем воздушные бои, прикрываем мосты через Днестр… Войска отступают
, но важные рубежи оставляют только с боями. Авиация тоже чувствует эти ру
бежи Ч над каждым из них закипают схватки в воздухе, и на землю, загораясь
, падают и наши и немецкие самолеты,
Наши войска оставили Бельцы, и мы покинули летное поле на покатом холме, з
емлянку и щели, вырытые в бурой глине у Сынжереи,
По вечерам, когда солнце уже клонится к закату, каждый день испытываешь к
акую-то неопределенность: день окончен, но стал ли он твоим?
Кажется, сегодня уже можно снять шлемофон. Можно пораньше добраться до о
бщежития. Вон уже тащится к нам повозка с бутербродами, словно сигнал отб
оя. Теперь к стоянкам самолетов привозят нам натуральное молдавское вин
о и легкую закуску.
Подставив кружку, Фигичев берет другой рукой бутерброд с ветчиной и, пог
лядывая на меня, с улыбкой предлагает:
Ч Давай перекусим!
Его тон теплый, дружеский; я даже жалею о том, что произошло между нами. Вой
на требует от нас обоих новых полетов Ч таких, какие мы уже совершали вме
сте с Фигичевым. Теперь он и я Ч командиры звеньев, ходим тройками на штур
мовки. Боевая работа требует от нас мужества, дружбы, взаимовыручки.
Ч Что-то не хочется.
Ч Давай по кружке, за компанию!
Ч Давай. Летать уже сегодня не придется.
Но вино мы допить не успели. Над КП взлетели красные ракеты. Дежурный пере
дал, что нам приказано идти на прикрытие Рыбницкого моста через Днестр.
Взлетаем четверкой. Приходим в заданный район. Над Рыбницким мостом спок
ойно. Очевидно, вражеские бомбардировщики изменили маршрут и направили
сь к другой цели. Барражируя в воздухе, ждем. Но противника все нет и нет. Уж
е темнеет Ч надо возвращаться домой.
На полпути к аэродрому замечаем, что выше нас летит Ю-88. Неплохая мишень. Ид
ем на сближение. Фигичев открывает огонь с большой дистанции, но безрезу
льтатно. Тогда я решаю атаковать «юнкерс» снизу, в «живот». Поднырнув под
него, подхожу все ближе и ближе. Пора. В этот момент от бомбардировщика ко
мне скользнула огненная змейка. Раздался треск. Упругая струя воздуха уд
арила в лицо, прижала к спинке сиденья. Отвалив в сторону, осматриваю маши
ну. Вижу: козырек кабины разлетелся вдребезги. Надо возвращаться на аэро
дром. Мой ведомый следует с парой Фигичева, а я лечу домой.
На аэродроме меня встречает техник. Внимательно осмотрев машину, он кача
ет головой и говорит:
Ч Пуля попала в прицел, прямо в лампочку. Отклонись она сантиметра на два
Ч и не стояли бы вы сейчас передо мной… Много придется поработать, но за
ночь, пожалуй, отремонтируем.
Стою и думаю: сам виноват во всем. Увлекся боем и забыл, что у бомбардировщ
ика есть люковая пулеметная установка. А надо было действовать хладнокр
овно, как говорится, с умом. Подвиг требует не только отваги, но и мысли.
Возвращается Фигичев с двумя ведомыми. Подходит ко мне и, сияя от радости,
спрашивает:
Ч Чего ушел?
Я молча киваю на кабину самолета.
Ч Э, как тебе досталось, Ч хмурится он. Ч А знаешь почему?
Ч Знаю.
Ч Не подлезай так близко. Тебе просто повезло. Могло быть хуже.
Ч Как с «юнкерсом»?
Ч Не упустили, у Днестра сгорел…
Рано утром, как только мы приехали на аэродром, поступил приказ: Фигичеву
вылететь на разведку переправ под Яссами, мне и Лукашевичу прикрывать ег
о от нападения вражеских истребителей.
Уже в то время наши летчики недолюбливали полеты тройкой.
Ч Разрешите пойти четверкой, Ч обращаюсь к начальнику штаба полка.
Ч Штаб дивизии распорядился послать три самолета, Ч отвечает Никандр
ыч.
Ч Тогда лучше парой лететь.
Ч Прекратите обсуждение приказа!
Все ясно. Надо готовиться к вылету тройкой. А мне уже несколько раз удавал
ось ходить на задание парой. И хорошо получалось. У пары почти такая же сво
бода для маневра, как у одиночного самолета. Но этот строй не был тогда уза
конен. Более того, он считался несовместимым с требованиями наставлений
и инструкций.
Взлетел Фигичев, затем Лукашевич. Я пока на старте. Подбегает полковой вр
ач и протягивает плитку шоколада. Теперь нам дают его каждое утро.
Ч Да ну их, эти гостинцы! Ч отмахиваюсь я.
Ч Бери, пригодятся, Ч настаивает врач.
Я кладу шоколад в карман реглана, опускаю тормоз и даю полный газ.
И вот мы летим. Фигичев ведет разведку, Лукашевич и я прикрываем его. Под н
ами Ч Прут. На земле и в воздухе никаких признаков войны. Значит, на этом у
частке немецкие и румынские дивизии уже перебрались через реку, и теперь
переправа действует только возле крупных опорных пунктов.
Идем на Яссы. Там переправы наверняка сильно прикрываются. Но Фигичев по
чему-то не учитывает этого. Не заботясь о скрытности, он продолжает летет
ь вдоль реки. Вражеские зенитчики могут заметить нас с большого расстоян
ия. Так и есть. На подступах к понтонному мосту гитлеровцы встречают нас о
гнем. Чтобы прорваться через огневой заслон, прижимаемся к реке. Фигичев
летит впереди, мы с Лукашевичем чуть сзади, по сторонам.
По понтонному мосту идет колонна солдат. Заметив нас, они прыгают в воду в
чистеньком новом обмундировании. Ведь их экипировали для дальнего похо
да. Хорошо, что заставили фашистов выкупаться. Пусть запомнят, как хлестн
ул по ним грохот моторов наших краснозвездных МИГов.
Переправа уже позади, огонь вражеских зениток все еще продолжает бушева
ть. Заметив впереди высокий выступ берега, Лукашевич переходит на мою ст
орону. Чтобы не столкнуться с ним, я взмываю вверх и в это время вижу на кап
оте две вспышки взрывов. Еще не уловив перебоев в работе мотора, даю ручку
от себя и еле успеваю выровнять самолет у самой воды. Машину начинает тря
сти. Теперь все ясно: друзья полетят дальше и возвратятся в полк, а я свалю
сь Ч или сейчас, если мотор остановится, или чуть позже, там, на берегу, зап
руженном вражескими войсками.
Лицом к лицу опасность воспринимается совсем иначе, чем со стороны. Поэт
ому я не испытываю чувства страха. Очевидно, его вытесняет интенсивная р
абота мозга, предельное нервное напряжение.
С каждой минутой мотор слабеет, лопасти винта уже еле-еле хватают воздух.
Только что шарахавшиеся от нас фашисты теперь радуются, видя, что мой сам
олет едва не задевает винтом воду.
Отлетев подальше от переправы, плавно, с малым креном разворачиваю машин
у влево и беру курс на юго-восток. Там, южнее Кишинева, вражеские войска, ка
жется, еще не дошли до Днестра.
Самолет трясет, скорость предельно мала. С трудом переваливаю через холм
ы и жадно обшариваю глазами каждую полянку: где-то надо садиться. Как ты в
стретишь меня, земля» Ч по-матерински или как мачеха?
Внизу заросшие лесом холмы. Разве можно тут садиться? А мотор сдает, винт в
от-вот остановится. Тогда придется падать там, где застанет роковое мгно
вение. Перетянуть бы еще через один холм, может быть, там, за ним, и найдется
ровная полянка? На мое счастье, за холмом действительно оказалась долина
.
Готовлюсь к вынужденной посадке: снимаю очки, чтобы при ударе о землю не п
овредить глаза, потуже затягиваю привязные ремни. Предчувствие удара о з
емлю вызывает озноб и нытье в плечах.
Вдруг вижу: там, куда я направляю самолет, по дороге движется колонна враж
еских танков и автомашин с пехотой. Что делать? Один выход: посадить самол
ет на заросший лесом бугор. Только бы дотянуть. Нужны буквально секунды. О
тработает ли их мотор без масла и воды? Отработал! Он заглох как раз над бу
гром. Прекратилась тряска, наступила зловещая тишина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65