Вскоре наши снайперы заставили фашистов отк
азаться от коварной тактики.
Однако борьба за господство в воздухе в эти дни ярко проявилась не в один
очных схватках, а в больших ожесточенных сражениях. Они начинались с утр
а и кончались вечером, нарастая, как нарастает шторм под непрерывным мощ
ным ветром. Мы постепенно, но уверенно овладевали воздушным простором.
Однажды я во главе восьмерки вылетел на прикрытие своих наземных войск.
Западнее Новороссийска нам встретились три группы вражеских самолетов
. Восемьдесят один бомбардировщик в сопровождении десяти «мессеров». Я п
риказал Федорову сковать четверкой истребителей противника, а сам вмес
те с парой Речкалова пошел в атаку на «юнкерсов».
Мы напали на них сверху. Первым же ударом я сбил ведущего головной группы.
Строй бомбардировщиков рассыпался. Вторая атака Ч и еще один «юнкерс» п
адает на землю, охваченный пламенем. Удачно атакует врага и пара Речкало
ва.
Противник в панике беспорядочно сбрасывает бомбы. «Юнкерсы» снижаются
до бреющего и спасаются кто как может. Мы наваливаемся на вторую группу. К
артина повторяется. У меня дух захватывает от этого зрелища. Вдруг слышу
по радио:
Ч Покрышкин! Покрышкин! Я «Тигр». Над нами немцы. Атакуйте!
Это звала станция наведения. Надо было спешить к переднему краю. Я собрал
восьмерку и взял курс на восток. Позади, словно сигнальные костры, догора
ли сбитые нами «юнкерсы».
Над Крымской мы застали двенадцать «мессершмиттов». Они, конечно, явилис
ь сюда, чтобы очистить небо перед приходом своих бомбардировщиков. А мы к
ак раз только что рассеяли ту армаду, которую они поджидали.
Набрав высоту, моя восьмерка обрушилась на «мессершмиттов». Но они не пр
иняли боя и быстро ушли в направлении Анапы. Мы не стали их преследовать. Б
оеприпасы и горючее у нас были уже на исходе.
В это время справа показались две группы «юнкерсов». Их сопровождала вос
ьмерка истребителей. Что делать? Я повел группу в атаку.
Меткой очередью мне удалось сбить ведущего первом группы. Но патроны и с
наряды кончились. Опустели контейнеры и у других летчиков. А вражеские б
омбардировщики продолжали продвигаться к линии фронта.
Тогда я приказал группе:
Ч Сомкнуться! Имитируем таран!..
Летчики поняли мой замысел. Правда, раньше мы ни разу не ходили в «психиче
скую» атаку всей группой, но сейчас другого выхода у нас не было.
Гитлеровцы не выдержали нашего дружного удара. Беспорядочно сбрасывая
бомбы, они ныряли вниз и разворачивались на обратный курс. И как раз в это
время появились наши истребители. Теперь нам можно было уходить. Мы свою
задачу выполнили, не потеряв ни одного самолета.
5 мая наши войска овладели станицей Крымской. В этот день на аэродром не ве
рнулся Вадим Фадеев.
Вражеская авиация окончательно утратила свое превосходство в небе Куб
ани. Наши бомбардировщики и штурмовики наносили теперь массированные у
дары по так называемой «Голубой линии» немцев. Истребители тоже действо
вали большими группами, встречая врага на дальних подступах к фронту.
Противник непрерывно укреплял оборону, подбрасывая на Кубань все новые
и новые подкрепления. Казалось, именно здесь разыграется решающая битва
. Но 8 мая и у нас смолкли орудия, притихли аэродромы.
На следующий день, теплым весенним утром, у КП собрался весь полк. Замполи
т Погребной, носивший, как и Фадеев, почетную фронтовую бороду, повел речь
о победе войск фронта, об успехах наших летчиков. Затаив дыхание мы ожида
ли, что он скажет о Вадиме Фадееве. Вчера поздно вечером возвратились люд
и, ездившие туда, где упал его самолет. По отрывочным рассказам уже была во
сстановлена вся картина боя, в котором участвовал Фадеев, связаны в цело
е подробности последних минут его полета. Мы знали, что плавни, заросли ка
мыша, над которыми Фадеев тащился на подбитой машине, навсегда поглотили
тайну его гибели.
Погребной перечислял имена героев битвы за освобождение Крымской. Его г
олос звучал звонко, сильно и вдруг надломился. Замполит умолк и опустил г
олову. Мы поняли, чье имя было ему тяжело произнести. Оно жило, звучало в эт
ом свежем воздухе, в лучах солнца. А человека не было. На лице Погребного м
ы увидели слезы и тоже безмолвно склонили головы. Эта минута общего молч
ания была солдатским прощанием с нашим другом, товарищем, коммунистом.
Замполит снова заговорил о бессмертии наших подвигов, о счастье народа,
за которое мы сражаемся, о завоеванном господстве в небе Кубани. Все это с
ливалось с образом Вадима Фадеева. Он был человеком большой души, неисче
рпаемого оптимизма, железной веры в победу. Я слушал Погребного, призыва
вшего нас крепиться духом, отомстить за Фадеева в грядущих боях, слушал
Ч и думал, думал о Вадиме.
Он стоял передо мной. Богатырь, щедро наделенный добротой, искренностью,
душевной чистотой, юношеской неиссякаемой веселостью, выдумкой, энерги
ей. За непродолжительное свое пребывание в полку он оставил в каждом из н
ас глубокий, неизгладимый след. А я с Вадимом не только взлетал с одного аэ
родрома, жил в одном общежитии, встречался за одним столом, обсуждал пров
еденные вместе бои. Я крепко дружил с ним.
Вадим еще там, в Манасе, умел шуткой, вызовом на откровенный разговор быст
ро устранять недоразумения, которые возникали в наших взаимоотношения
х с Марией. Он сам затащил нас к местному фотографу, усадил перед объектив
ом и сказал:
Ч Сними их, пожалуйста. Они, понимаешь… Ну, в общем они должны быть навсег
да вместе. Снимай быстро!..
Он очень тонко угадывал настроение, состояние товарища и находил для нег
о нужное хорошее слово.
Когда я узнал, что Фадеева не нашли, что он упал со своим самолетом в плавн
и, как было с Никитиным, мне стало еще дороже все то, что было пережито с ним
вместе. Но я, привыкнув анализировать свои действия и поступки, теперь и п
отом еще много раз думал о поведении Фадеева в полетах и на земле, доискив
ался причин, которые привели его к гибели. Ведь все с чего-то начинается и
к чему-то приводит.
Фадеев был командиром эскадрильи, как и я, мы занимали в полку одинаковое
положение, но я был старше его, больше летал, больше сбил, на суровое дело в
ойны смотрел несколько серьезнее, чем он, Ч этому научил меня жизненный,
боевой опыт. Как друг, я всегда старался кое-что подсказать Вадиму, кое в ч
ем поправить его. Так было после его «трюков» над аэродромом и в других сл
учаях. Вадим, выслушав меня, обещал не делать больше ошибок. Речь шла об оч
ень важных вещах Ч о тактике, об излишней самоуверенности в оценке враг
а, об образе жизни. Однако Вадим по молодости не всегда следовал моим сове
там, иногда больше полагался на свою стихийную могучую волжскую натуру.

Людмила, стремясь больше быть рядом с Вадимом в эти заполненные боями дн
и, невольно отдаляла его от дружного коллектива летчиков полка. Мы же не т
олько вели бои вместе, но и за товарищеской беседой на ужине и в общежитии
, пока не засыпали, всегда обсуждали проведенные схватки с противником и
особенности его действий. Вадима же после боевого дня с нами не было. Все э
то не могло не отразиться на боевой форме Вадима.
Группу, в которой летал в последний раз Фадеев, возглавлял я. В том вылете
мы шли на линию фронта шестеркой: ввиду низкой облачности к моему хорошо
слетанному звену подключили пару Фадеева. Я, как всегда, взял курс в тыл к
немцам, чтобы там подловить бомбардировщиков. При подходе к реке Кубани
Вадим стал отклоняться восточнее. На мои призывы приблизиться ко мне он
отвечал согласием, но все дальше отходил от нас. Опытный летчик, он, конечн
о, понимал, что не должен отрываться своей парой от всей группы. Может быть
, он, командир эскадрильи, поставленный мне в подчинение, старался показа
ть, что сумеет действовать и без моих указаний, целиком самостоятельно. Н
ад станицей Варениковской мы наскочили на группу «юнкерсов», которые, пр
икрываясь облаками, крались к линии фронта. Мое звено завязало с ними бой.
Вадим же, идя далеко от нас, восточное, вышел на Крымскую, где в это время кр
ужилась группа «мессершмиттов». Очень тяжело было Вадиму и Андрею Труду
парой вести бой с двенадцатью вражескими истребителями. В том бою самоле
т Вадима был подбит. Андрей Труд, скованный боем, не смог оказать ему помощ
и. Мы же дрались с бомбардировщиками и истребителями далеко западнее и н
е знали, в какой ситуации оказался Вадим. Его израненную машину добили фа
шистские стервятники. Через некоторое время к нам пристроился его ведом
ый Андрей Труд.
И в последнем своем бою Вадим проявил присущие ему мужество и мастерство
, но дали себя знать и обычные для него недооценка сил врага, пренебрежени
е реальной опасностью.
Эти мои раздумья, с которыми я ни с кем не делился, ибо не хотел бросить ни м
алейшей тени на светлый образ Вадима Фадеева, еще крепче утвердили меня
в некоторых незыблемых нормах поведения летчика на земле и в воздухе. На
рушишь их Ч расплата придет неминуемо…
В эти дни, когда я бродил по земле как оглушенный, ко мне вдруг подошел нез
накомый летчик и доложил о том, что он явился в мое распоряжение. Глядя на
показавшееся мне знакомым лицо, я не сразу сообразил, почему, собственно,
он явился именно ко мне. А стоял передо мной не кто иной, как Олефиренко.
Ч Отпустили? Ч спросил я.
Ч Отпустили, товарищ капитан.
Ч Значит, будем начинать с самого начала?
Ч Да, с полетов по кругу, Ч смущенно улыбнулся Олефиренко. Он, немолодой
уже летчик, действительно должен был начинать с азов.
Ч Устроились с жильем?
Ч Да. Спасибо.
Ч Когда ж начнем?
Ч Хоть сейчас, товарищ капитан.
Ч Пошли к машине!
Настроение энергичного, целеустремленного Олефиренко передалось и мне
. Я тоже загорелся желанием поскорее подняться с ним в небо.

15. Молодые крылья

За месяц пребывания на фронте мы потеряли несколько летчиков и десять са
молетов. В середине мая командир поручил мне слетать в Ставрополь, где на
ходился запасной полк, подобрать пополнение. Я с удовольствием взялся за
это дело. Хотелось и в городе побывать и самому выбрать хороших летчиков.

Ч Завтра утром этим займемся, Ч сказал начальник штаба запасного полк
а, возвращая мне командировочное предписание. Ч Соберу резерв и познак
омлю вас с летчиками. Их у нас много.
«Их у нас много...» Это же замечательно! Значит, я смогу выбрать лучших.
Когда я на следующее утро пришел в расположение полка, люди уже стояли в с
трою. Тут были и совсем молодые и постарше, одни в летной форме, другие в об
щевойсковой; у некоторых на груди сверкали ордена и медали. Летчики с люб
опытством посматривали на меня, фронтовика. Они уже знали, с какой целью я
сюда прибыл. Всем хотелось обратить на себя внимание и попасть в число от
обранных. Я шел вдоль строя и старался выбрать таких, которые хоть чем-ниб
удь Ч взглядом, осанкой, выправкой Ч напоминали бы Атрашкевича, Дьячен
ко, Миронова, Никитина, Науменко, Овсянкина, Фадеева, Островского... Хотело
сь, чтобы на смену погибшим в полк пришли надежные бойцы, достойные звани
я гвардейца.
В конце шеренги навстречу мне шагнул лейтенант в новеньком солдатском о
бмундировании. В глаза мне сразу бросилось его обезображенное шрамами л
ицо. Красные обгоревшие веки казались свежими ранами, даже губы имели ка
кой-то неестественный цвет. Передо мной стоял образ самой войны.
На фронте я боялся только одного Ч стать калекой. Сама смерть казалась н
ичтожной по сравнению с увечьем. Ведь не зря даже в песне поется: «Если сме
рти Ч то мгновенной, если раны Ч небольшой». И вот передо мной человек, к
оторого постигла настоящая трагедия.
Ч Товарищ капитан, возьмите меня, Ч тихо сказал лейтенант, и я заметил, к
ак глаза его увлажнились. Ч Мне надо воевать! А я отсиживаюсь здесь.
Я не сразу нашелся, что ему ответить.
Ч На какой машине летал? Ч спросил его наконец, надеясь, что он окажется
не истребителем.
Ч На «горбатых». Штурмовал. Подожгли «худые», Ч ответил лейтенант.
Ч Нам ведь нужны истребители, Ч пояснил я, довольный, что нашелся предл
ог для отказа, хотя в душе мне было искренне жаль лейтенанта.
Ч Я быстро переучусь, Ч поспешил он меня заверить. Ч Вы не знаете, сколь
ко во мне сейчас ненависти к врагу и желания драться. Я должен стать истре
бителем. Мне нужно сполна рассчитаться с фашистскими гадами за то, что он
и сделали со мной.
На глазах у лейтенанта сверкнули слезы.
Ч Хорошо, я запишу вашу фамилию, Ч вынужден был ответить я.
Потом я беседовал с другими летчиками, расспрашивал, где воевали, как поп
али в запасной полк. Слушал их ответы, а сам все время думал о лейтенанте. Н
ет, решил я, нельзя брать такого в полк. Один его вид будет морально угнета
ть молодых летчиков. И не только молодых. А в бою, когда понадобится полезт
ь на огонь пулеметов или пойти на таран, человек может и дрогнуть, вспомни
в, что лицо у него может оказаться таким же, как у этого лейтенанта. И я окон
чательно решил: лучше никого не брать отсюда, чтобы не обидеть обгоревше
го летчика.
Под вечер зашел в штаб, отметил командировку и попросил автомашину, чтоб
ы побыстрее добраться до аэродрома. Мне отказали. Я высказал недовольств
о: если меня не подвезут, мне придется еще одну ночь провести здесь без дел
а.
В комнату вошел полный, высокого роста подполковник. Внимательно посмот
рев на меня, он грубо сказал:
Ч А, это ты здесь поднял бучу? Что, опять хочешь попасть на «губу»?
Я тоже узнал его. Это был командир запасного полка Губанов, с которым мне к
огда-то довелось столкнуться под Баку.
Ч Никто никакой бучи не поднимает, товарищ подполковник, Ч возразил я,
стараясь сохранить спокойствие.
Просто мне нужна машина, чтобы доехать до аэродрома, иначе я не успею сего
дня вылететь. Я же сюда прибыл не на гулянку!
Ч Дойдешь и пешком. И чем скорее уйдешь, тем лучше для тебя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65