Наконец, он может сконцентрировать все правление в руках единственного: Эта форма наиболее обычна и называется монархией или королевским Правлением. :Из сочетания этих трех форм может возникнуть множество форм смешанных, из которых каждая способна да
ть новые, сочетаясь с простыми формами. :
Собственно говоря, отдельные виды Правления в чистом виде не существуют. :Не всякая форма правления пригодна для всякой страны. :Правление, при котором народ уменьшается в числе и оскудевает, есть худшее. Счетчики, теперь дело за вами: считайте, изме
ряйте, сравнивайте.
Политический организм, так же, как и организм человека, начинает умирать с самого своего рождения и несет в себе самом причины своего разрушения. Но и тот и другой могут иметь сложение более или менее крепкое и способное сохранить этот организм на бо
лее или менее длительный срок. Организм человека - это произведение природы; устройство Государства - это произведение искусства. От людей не зависит продление срока их жизни; от них зависит продлить жизнь Государства настолько, сколь еще возможно, д
ав ему наилучшее устройство, какое только оно может иметь.
Чезаре Беккариа
О преступлениях и наказаниях (1765)я1
: I
ПРОИСХОЖДЕНИЕ НАКАЗАНИЙ
Законы являются условиями, на которых люди, до того независимые и жившие в одиночку, объединились в общество, утомясь от постоянной войны и свободы, бесполезной, потому что не обеспеченной. Они пожертвовали лишь долей своей свободы, чтобы зато спокой
но и в безопасности наслаждаться остальной ее частью. Из суммы всех частиц свободы, пожертвованных на общее благо, составилась верховная власть нации и суверен стал законным их хранителем и управителем. Но недостаточно было создать такое хранилище св
обод, нужно было охранить его от расхищения, так как каждый стремился не только взять обратно свою часть, но и захватить доли других. Потребовались чувственные побуждения, которые могли бы остановить деспотические устремления людей к ниспровержению з
аконов общества и к возвращению первобытного хаоса. Этими чувственными побуждениями и являются наказания, установленные против нарушителей законов. Говорю чувственные побуждения, потому что, как показал опыт, массы не могут усвоить твердых правил пов
едения и избежать действия всемирного начала разложения, проявляющегося как в мире физическом, так и моральном, иначе как при помощи побуждений, которые, непосредственно поражая чувства и длительно запечатлеваясь в уме, уравновешивают силу впечатлени
й, порождаемых той или другой страстью, противоборствующей общему благу. Ни доводы разума, ни красноречие, ни даже величайшие истины не в силах надолго удержать от взрыва страсти, возбужденные живыми впечатлениями окружающего мира.
II
ПРАВО НАКАЗАНИЯ
Всякое наказание, не вытекающее из абсолютной необходимости, является, как говорит великий Монтескье, тираническим. Это положение может быть выражено более общим образом: всякое проявление власти человека над человеком, не вытекающее из абсолютной не
обходимости, является тираническим. Таким образом, вот на чем основывается право суверена карать за преступления: на необходимости защищать хранилище общего блага от посягательств отдельных лиц. И чем более священна и неприкосновенна безопасность, че
м больше свободы сохраняет суверен за подданными, тем справедливее наказание. Заглянем в сердце человеческое, - в нем мы найдем те начала, на которых зиждется истинное право суверена наказывать за преступления, так как моральная политика только тогда
может принести длительную пользу, если она будет основана на неизменных чувствах человека. Всякий закон, уклоняющийся от этого начала, всегда натолкнется на противодействие, которое в конце концов и одержит над ним верх. Так, самая малая, но постоян
но действующая в каком-либо теле сила преодолевает наибольшее движение, извне сообщенное этому телу.
Ни один человек не пожертвовал частью своей свободы единственно ради общего блага,- подобные химеры существуют только в романах. Напротив, всякий из нас желал бы, если бы это только было возможно, чтобы договоры связывали других, но не нас; всякий ви
дит в себе центр земных отношений.
Размножение рода человеческого, незначительное само по себе, но слишком превышающее те средства, которыми скудная
и невозделываемая природа могла удовлетворить возраставшие потребности, объединила первых дикарей. В целях противодействия первым объединениям, по необходимости, образовались
и другие, и таким образом в состоянии войны стали находиться уже не отдельные лица, а нации.
Следовательно, только одна необходимость заставила людей уступить часть своей собственной свободы; отсюда очевидно, что всякий желал отдать в общее хранилище возможно меньшую долю ее,- ровно столько, сколько требовалось, чтобы обязать других оказыват
ь ему защиту. Совокупность этих самых малых частиц свободы образует право наказания. Все, что сверх этого,- злоупотребление, а не правосудие, факт, но не право. Заметьте, что слово право не противоположно слову сила, первое является скорее видоизмене
нием второго, а именно видоизменением наиболее полезным большинству. Под справедливостью я понимаю не что иное, как связь, необходимую для объединения частных интересов, без которой восстановилось бы прежнее внеобщественное состояние. Всякое наказани
е, не вызываемое необходимостью сохранить эту связь, несправедливо по своей природе. Не нужно связывать, далее, со словом справедливость идею о чем-то вещественном - вроде физической силы или какого-то существа. Справедливость - это просто понятие, н
о имеющее бесконечное влияние на счастье всех людей. Я не говорю здесь о той справедливости, которая исходит от бога и относится непосредственно
к наказаниям и наградам в будущей жизни.
III
ВЫВОДЫ
Первым выводом из указанных начал является положение, что только законы могут устанавливать наказания за преступления
и что власть их издания может принадлежать только законодателю, как представителю всего общества, объединенного общественным договором. Никакой судья (являющийся только частью общества) не может, не нарушая справедливости, устанавливать наказания для
других членов общества. Несправедливо и наказание, выходящее за пределы закона, так как оно явилось бы другим наказанием, не установленным законом. Поэтому ни под каким предлогом
и ни по каким соображениям общественного блага судья не может повысить наказание, установленное законом за преступления.
Второй вывод. Если каждый член общества связан с ним, то равным образом и общество связано с каждым из своих членов посредством договора, по самой своей природе налагающего обязательство на обе стороны. Наличие этого обязательства, связывающего одина
ково и дворец и хижину, и самого знатного и самого убогого, доказывает, что в интересах всех соблюдать договоры, полезные для большинства. Нарушение хотя бы одного из них повело бы к утверждению анархии. Как представитель всего общества суверен может
издавать только общие законы, обязывающие всех, но не может сам судить, нарушил ли кто общественный договор или нет, так как
в таком случае нация разделилась бы на две части. Одна, представленная сувереном, стала бы утверждать, что договор нарушен, а другая - обвиняемый - отрицала бы это. Поэтому необходимо, чтобы кто-либо третий рассудил их, необходим судья, приговоры кот
орого не подлежали бы обжалованию и заключались бы в простом утверждении или отрицании отдельных фактов.
Третий вывод. Пусть будет доказано, что жестокость наказаний не противоречит непосредственно общему благу и не мешает предупреждению преступлений, но что она только бесполезна.
И в таком случае эта жестокость была бы не только далека от плодотворных добродетелей, порождаемых просвещенным разумом, предпочитающим властвовать над свободными людьми, а не над стадом рабов, самая запуганность которых постоянно сочетается с жесток
остью,- но была бы далека и от справедливости
и от природы самого общественного договора.
IV
ТОЛКОВАНИЕ ЗАКОНОВ
Четвертый вывод. Власть толковать уголовные законы не может принадлежать судьям по одному тому, что они не законодатели. Законы не перешли к судьям от наших предков в качестве семейного предания или завещания, предоставляющего потомкам одну заботу -
повиноваться. Судьи получают их от живого общества или от суверена, как его представителя, как хранителя наличной общей воли. Законы получены судьями не как обязательства, вытекающие из древнего соглашения. Такое соглашение, связывая несуществующие в
оли, было бы недействительно, низводя людей от общественного состояния к состоянию стада, оно было бы несправедливо. Законы получены как последствие молчаливого или явного общего соглашения живущих подданных с сувереном, как узы, необходимые, чтобы с
держивать
и подавлять столкновения частных интересов. Вот на чем покоится физическая и действительная сила законов. кто же является законным их истолкователем? Суверен, т. е. хранитель наличной воли всех, или же судья, должность которого состоит только в том,
чтобы исследовать: совершил ли тот или другой человек деяние, противное законам, или не совершил?
По поводу каждого преступления судья должен построить правильное умозаключение. Большая посылка - общий закон, малая - деяние, противное или согласное с законом; заключение - свобода или наказание. Если судья по принуждению или по своей воле сделает,
вместо одного, хотя бы только два умозаключения, то ни в чем нельзя быть уверенным.
Нет ничего опаснее общепринятой аксиомы, что следует руководствоваться духом закона. Это все равно, что уничтожить плотину, сдерживающую бурный поток произвольных мнений. Для меня эта истина представляется доказанной. Умам обыденным, которых мелкие з
атруднения настоящей минуты поражают более, чем гибельные, но отдаленные последствия ложного начала, укоренившиеся в нации, она представляется парадоксом. Все наши знания, все наши идеи связаны между собой, и чем более они сложны, тем больше путей к
ним и от них. У каждого человека своя точка зрения, у каждого в разное время она различна. Дух закона зависел бы, следовательно, от хорошей или дурной логики судьи, от хорошего или дурного его пищеварения, он зависел бы от силы его страстей, от его с
лабостей, от его отношения к потерпевшему и от всех малейших причин, изменяющих в непостоянном уме человека образ каждого предмета. Вот почему судьба гражданина решается не одинаково при прохождении дела через различные суды, а жизнь несчастных стано
вится жертвой ложных умозаключений или минутных настроений судьи, принимающего за справедливое толкование шаткий вывод из смутных представлений, волновавших его ум. Вот почему один и тот же суд за одни и те же преступления в различное время назначает
различные наказания: он руководствуется не словом закона, точным и неизменным, а допускает обманчивое непостоянство толкований.
Невыгоды от строгого соблюдения буквы уголовного закона незначительны по сравнению с невыгодами, порождаемыми его толкованием. Неясные слова закона необходимо исправить, но это можно сделать легко и быстро. Зато строгое соблюдение буквы закона не доп
ускает роковой свободы рассуждений, порождающих произвольные и корыстные споры. Когда Уложение содержит законы, подлежащие буквальному применению, и возлагает на суд единственно обязанность разобрать действия граждан и решить, соответствуют они писан
ному закону или нет, - когда правила о том, что справедливо и что не справедливо, чем должны руководствоваться все граждане - от самого непросвещенного до философа, - являются бесспорными, тогда подданные будут избавлены от мелкой тирании многих, тем
более жестокой, чем ближе она к угнетаемым, тем более ужасной, что на смену ей может прийти лишь тирания одного, а жестокость одного деспота пропорциональна не силе его, а противодействию, которое он встречает. Тогда граждане обретут личную безопасн
ость, что является справедливым, потому что ради этого люди соединились
в общество, и полезным, потому что каждый может точно подсчитать неприятные последствия дурных своих поступков. Правда, граждане приобретают при этом известный дух независимости, но это не тот дух, что колеблет законы и вызывает неповиновение высшим
властям. Они откажут в повиновении только тем, которые священным именем добродетели осмеливаются называть покорность их корыстным или прихотливым желаниям. Высказанные мною начала не понравятся, конечно, тем, которые, подвергаясь ударам тирании сверх
у, считают себя вправе переносить их на ниже себя стоящих. Мне пришлось бы всегда страшиться, если бы любовь к чтению была совместима с духом тирании.
V
ТЕмНОТА ЗАКОНОВ
Если толкование законов зло, то злом, очевидно, является
и темнота их, заставляющая прибегать к толкованию. Это зло достигнет крайних пределов, если законы написаны на чуждом народу языке, превращающем книгу законов из общего и публичного в частное и домашнее достояние и ставящем народ, лишенный возможност
и судить о границах его свободы и свободы отдельных граждан, в зависимость от немногих лиц. Что должны мы думать о людях, зная, что такой устарелый обычай продолжает существовать до сих пор в значительной части образованной
и просвещенной Европы! Чем больше лиц, понимающих священное Уложение законов и хранящих его у себя, тем меньше будет преступлений: незнание и неточное представление о наказаниях, вне сомнения, усиливают красноречие страстей. :
VIII
ПОДРАЗДЕЛЕНИЕ ПРЕСТУПЛЕНИЙ
Мы видели уже, что истинным мерилом преступлений является вред, наносимый ими обществу. Это одна из тех очевидных истин, для открытия которых не требуется ни квадрантов, ни телескопов и которые доступны любому среднему уму. Но по странному стечению о
бстоятельств такого рода истины всегда и у всех наций сознавались ясно только немногими мыслящими людьми.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181