Потом вернулась Таня.
— Сейчас нас пропустят, — запыхавшись, сказала она.
И вправду, следом за швейцаром из распахнувшихся дверей вышли еще двое и рассекли толпу, оставив проход. Никто из ожидавших не возразил.
— Извините, что не разглядел. Пожалуйста, Татьяна Андреевна, — швейцар услужливо поклонился и, глядя в сторону, спросил: «Эти товарищи с вами?»
— Получается, не она с нами, а мы при ней. Интересных ты, Саша, девушек держишь! — тихо сказал Горлов, пока они поднимались по лестнице.
— У нее брат в МУРе. Потому и держу. Она всюду пройдет и, что хочешь, достанет, — так же тихо ответил Нестеренко. — У тебя, кстати, билет есть?
— Секретариат обеспечил на ноль-двадцать, можно не торопиться — ответил Горлов.
Услышав последнюю фразу Таня обернулась, загадочно улыбаясь:
— Ходят слухи, что вы, Борис Петрович, скоро будете только на «Стреле» ездить. Да, скоро, в самом недалеком будущем. Не забудете меня с собой пригласить?.
— Сама не забудь, как муж на это посмотрит, — хмуро сказал Нестеренко.
— Муж наестся груш! А ты, никак, ревнуешь? — беспечно засмеялась Таня. Горлов решил, что между ними есть отношения, и Нестеренко рассказал подчиненной о предстоящем назначении.
— Скоро все узнают, — подумал Горлов, вдруг почувствовав, как отходит тревога, возникшая после разговора с замминистра. Стало легко и весело. Тем временем их провели в небольшой угловой зал. Там, за сдвинутыми столами уже расположилась кампания, человек двадцать, еще три столика пустовали.
— Одна минуточка, сейчас накроем, — просительно улыбаясь, склонился перед ними пожилой официант. — Мужчинам, думаю, водочка, а даме — коньячку с шампанским? Холодненькое: рыбка, карбонатик и колбаску «Московскую» твердого копчения утром завезли. А икорка не дождалась, вся кончилась, уже неделю нет. Горячее после выберем?
— Грузи, папаша, по полной, не обидим, — махнул рукой Нестеренко. — Повод есть, гулять надо!
— Всем шампанское, — вставил молчавший до тех пор Рабкин.
Пока носили на стол, разговор не клеился. Потом официант тихо щелкнул пробкой и ловко разлил вино по бокалам.
— Не звенит! Дожили, что в лучшем ресторане шампанское в стекло разливают. Прав тот депутат, помните на съезде сказал, что мы летим в самолете, но никто не знает куда, и где аэродром. — Рабкин грустно покачал головой.
— Опять вы, Лев Валерьевич, про политику! Целый месяц только и слышу: Сахаров сказал, Горбачев прервал, Ельцин смолчал — тьфу! Единственный, кого можно послушать, это Собчак. Он хоть говорит красиво. Надоело, давайте наконец выпьем, — Таня капризно прищурилась, прерывая Рабкина.
Горлов потянулся к водке, но Нестеренко его удержал.
— Правильно, давайте выпьем. По такому случаю надо этого, с пузырьками. Большому кораблю стакан в руки. За здоровье нашего именинника! Успехов тебе, Боря! Больших успехов! — он со значением поглядел на Горлова.
— За ракеты и самолеты, которые без нас не взлетают! — чокаясь, сказал Горлов.
— А я за то, чтобы, когда Борис Петрович станет большим начальником, мы бы так же встретились… Я так рада, так рада! Можно я вас просто поцелую? — Таня наклонилась и звонко чмокнула его в щеку.
И тут кольнуло, ему показалось, что сердце куда-то проваливается, пропуская положенные удары — Горлов увидел и узнал ее сразу. Она сидела боком к нему, всего в нескольких метрах среди оживленной компании. Там что-то праздновали.
— Да, конечно, — невпопад согласился Горлов. Забыв, о чем говорили, он налил водку в большой фужер и машинально выпил.
— Мы же не дикари, чтобы без тоста пить, — укоризненно сказал Рабкин.
В соседнем зале играл оркестр. Он увидел, что она одна, за столом вокруг никого не осталось, а с другого конца к ней направился невысокий мужчина в мешковатом светлом костюме.
— Я сейчас, я танцевать хочу, — торопливо вставая, сказал Горлов. Ему было непривычно тяжело сделать несколько шагов, и у него отчаянно вспотели руки.
— Можно вас пригласить?
Она посмотрела снизу вверх, и, заметив ее недоумение, он торопливо добавил: — Вы — Лариса Волконицкая. Неужели вы меня не помните?
— Так и пойдете танцевать — с салфеткой в руках? — она была в черном шелковистом платье с вырезом на спине.
Горлов скомкал салфетку и бросил ее на пол.
— Мы летели из Краснодара, вы согнали меня с места, а потом угостили кофе…
— Нет, это был ваш кофе, — засмеялась Лариса, — я привыкла отдыхать в первом ряду, а вы мне помешали. Открываю глаза: передо мной розы, подумала, что это во сне.
Играли что-то медленное. Горлов поразился, как удобно его руке и хотел сказать, как чудесно она танцует и какая тонкая у нее талия, но постеснялся. Они молчали, пока он не спохватился:
— Как вы здесь, оказались?
— Подружка недавно вышла замуж за москвича, и сегодня у нее день рождения, видите — в том углу танцует? Она еще скучает по дому, вот я и приехала.
— Домой скоро?
— Сегодня. Скоро за мной муж заедет, его задержали на совещании, потом сразу на вокзал. А вы как сюда попали — у Крайкома и здесь забронировано?
— Я с приятелями из нашего министерства. Отмечаем окончание разработки, — Горлов не удержался, ему вдруг захотелось поделиться, — и мое повышение. Замминистра обещал, что до конца года. Правда, придется на время уехать из Ленинграда, и мы вряд ли еще встретимся.
— Но мы же встретились…
— В одну воронку снаряд три раза не попадает.
— Я похожа на снаряд? Или на воронку?
— На то и на другое, — брякнул Горлов. Танец заканчивался. Он снова попросил ее телефон, но она только улыбнулась:
— Вас далеко переводят?
— В Челябинск, начальником КБ.
— Чем дальше от дома, тем чаще летают. У нас есть рейсы в Челябинск, мы наверняка увидимся. А вот и муж подъехал, — она помахала рукой, но Горлов не стал оглядываться.
— Хотите, я вас познакомлю? — спросила Лариса.
Горлов вдруг вспомнил, как лет в пять потерял любимую игрушку — заводного мотоциклиста. Потом были потери весомее, их было много, но та запомнилась как самая горькая.
— Нет, не хочу, — ответил он, остановившись посреди зала, — но вы никуда не денетесь, я вас найду. Обязательно! Так и знайте!
Возвратившись, Горлов налил водку и молча выпил.
— Выглядишь, как в смертный бой собрался, — сказал Нестернко
— Хотите, расскажу смешную историю? — Горлов чувствовал, что пьянеет, но есть не хотелось. — Один мастер долго вкалывал где-то на Севере, скопил тысяч шесть. Семьи у него не было, и он решил оттянуться всласть. Оставил самую малость наличными, остальное определил на аккредитивы и купил билет в Сочи. Добрался до Хабаровска, а там, представьте, нелетная погода. Что делать? Загудел, попал к одной шалаве, она с братом хотела его обобрать, да, что с аккредитивами поделаешь? Короче: с грехом пополам и с больной головой мастер сел в самолет, тогда еще ТУ-104 летали. Мужик был обстоятельный, у него, как вы понимаете, с собой было. Только начал поправлять здоровье, стюардесса прицепилась. Дескать, нельзя распивать. Он стал объяснять, она ни в какую — уперлась, как баран.
— Почему баран? Скорее, овечка! — засмеялась Таня.
— У таких овечек, как ты, рога крепче бараньих, — обиженно вставил Нестеренко.
— Не мешай, Саша!
— Пой, ласточка, пой. Сперва попоем, потом зароем! — не скрывая злости, буркнул Нестеренко, который всегда злился и скандалил, когда выпьет. Потом, правда, извинялся.
— Что же дальше? Вы так интересно рассказываете, Борис Петрович, — Таня примирительно погладила Нестеренко по плечу.
— Дальше? Мастер обложил ее, как привык с работягами — на пять этажей ниже нулевого уровня — и продолжил начатое. Рейс был долгий, часа через полтора пришел в себя, и стало паршиво, что ни за что девушку обидел, красивейшую, между прочим, девушку. Еще полчаса помаялся и пошел извиняться. Она зла не затаила, угостила кофе или чаем, — не помню, — чуть-чуть поговорили. Тут как раз посадка в Домодедове, а ему в Шереметьево надо, там пересадка до Сочи. Собрал вещички и пулей к выходу. Спешит к автобусу и вдруг видит: идет эта стюардесса по летному полю и чему-то улыбается. Он было бросился к ней, не тут-то было — за забор не пустили. А она тем временем исчезла, как сквозь землю провалилась.
Уже три автобуса уехали, уже самолет из Шереметьева давно улетел, а он все метался по аэропорту, но так ее и не встретил. Тем временем ночь наступила, мороз, а он налегке: шубу и валенки у приятеля оставил. Милиционеры коситься стали. Он решил, что встретит ее на обратном рейсе, и полетел в Хабаровск. Прилетел, выспался, решил, что дурак, обменял в Сберкассе аккредитив и ближайшим бортом снова — через Москву на юг. Входит в самолет и глазами: туда-сюда. Опять ее нет! Да так ему тошно стало, что уперся и решил взад-вперед летать, пока не встретит.
— Черта с два, встретил! — хмыкнул Рабкин.
— Как же иначе? Когда очень ждешь, то обязательно сбудется! — воскликнула Таня.
Горлов выпил еще рюмку и продолжил:
— Так он пролетал весь отпуск, истратил все деньги, до копейки. И встретил ее. Но встретил поздно, когда поднимался по трапу, чтобы лететь к себе на буровую. Она прошла совсем недалеко, но к другому самолету. А мастер так и улетел. Над ним долго смеялись, и кто-то подсчитал, что он пролетел половину расстояния до Луны.
Горлову стало очень грустно, потом Рабкин деликатно намекнул, что утром рано вставать. Выпили на посошок, Горлову едва хватило, чтобы расплатиться. По дороге завезли Рабкина домой. Нестеренко с Таней хотели подождать до отхода поезда, но Горлов уговорил, что это ни к чему.
Была половина двенадцатого. Горлов стоял на площадке перед входом в Ленинградский вокзал, у самого парапета и, не торопясь, докуривал сигарету. В воздухе уже потянуло прохладой, и на фоне темно-сиреневого неба ярко светились огни высотной гостиницы «Ленинградская». Сутолока и людской водоворот постепенно стихали, движение на площади заметно уменьшились. Потом, откуда не возьмись, появился регулировщик. Размахивая жезлом, он отгонял машины, освобождая подъездную стоянку. Не прошло и пяти минут, как на это место, к подножию широкой, двухпролетной лестницы одна за другой стали подъезжать черные «Волги» со спецномерами и никелированными усиками антенн. Выходившие из них отличались не только стильной импортной одеждой. Их лица были особо значительными и как бы отрешенными от всего окружающего. Это прибывала особая публика — пассажиры экспресса №1, — знаменитой «Красной стрелы», — сплошь забронированного для московской и ленинградской номенклатуры. Простой командированный только чудом мог купить билет на «единичку» или «Стрелку» — так называли этот поезд железнодорожные кассирши.
Мимо Горлова шли известные на весь Союз киноартисты, генералы, иностранные дипломаты, старательно подражающие им совзагранслужащие и партийные работники высокого ранга, даже здесь, среди себе подобных выделявшиеся неуловимой с первого взгляда надменностью и особой, только им свойственной статью.
Горлов подумал, что похож на поручика из повести Куприна, который ходил на станцию захолустного местечка к приходу курьерского. Поручик носил широкую шинель, с заляпанными грязью полами и галоши. Да, на нем были галоши, и он вовсе не ощущал собственной ничтожности.
«Мы чужие на этом празднике жизни, — повторил про себя Горлов, чувствуя тяжесть не отошедшего хмеля, но потом ухмыльнулся: — Дайте срок, а пока черт с ними!».
И тут он снова увидел Ларису. Она вышла из машины вместе с полным мужчиной в финском терленовом костюме, такие носили сотрудники Обкома и секретари райкомов. «Наверное муж», — подумал Горлов. Они прошли в двух метрах, но она смотрела в другую сторону.
«На полпути к луне» — вдруг вспомнил Горлов название давным-давно читанного рассказа. А там, в ресторане ему показалось, что это была всамделишная, от кого-то услышанная история.
«Да, на полпути к луне», — подумал он и, повернувшись, пошел на перрон.
1.3 Нам не надо мечать о дворцах на песке
Еще задыхаясь, она повернулась к Горлову: «У тебя семья и двое детей!»
— И жена. Молодая, музыкальная жена, — умиротворенно улыбаясь, ответил он.
Она обняла его за шею и потянула к себе.
— Не сердись! Ты замечательный муж. Я всегда знаю, какой ты чудесный и необыкновенный, особенно после командировки, или когда мы долго не были вместе, — она благодарно целовала его плечи.
— Я быстро устроюсь, и вы приедете. Самое большее — месяц. Говорят, что начальнику ОКБ положена дача со всеми удобствами, с домработницей и даже садовником. Представляешь, у тебя будет домработница и садовник! Новый Год будем встречать в лесу. Украсим самую красивую елку и разведем костер. А когда дети уснут, останемся у камина. Там наверняка есть камин, а над ним оленья голова с рогами.
— Только рогов тебе не хватает, — засмеялась Нина.
— Кротов сказал, что если ты заупрямишься, в кадрах найдут мне другую — у них на замену строптивым женам есть специальный резерв. И тогда рожки появятся у тебя. Маленькие, но очень ветвистые.
— Как у него язык повернулся даже в шутку сказать такое?
— Какие шутки? Заместитель министра не шутит, все только серьезно.
Она закрыла ему губы ладонью:
— Ненавижу этого Кротова и всех твоих начальников! Мы для них не люди, так — ржавые винтики. Сломался — можно заменить и выбросить!
— Увидишь, все будет хорошо. Челябинск большой город, там много музыкальных школ, даже есть местная консерватория. Ты легко устроишься…
— Боренька, милый! Я в принципе не хочу уезжать. От добра добра не ищут. Со всего Союза люди рвутся в Москву и в Ленинград, а ты — не как все, ты — наоборот. И потом… Мне кажется, нет, я уверена: ты не справишься, там тысяча сотрудников…
— … почему тысяча? Две с половиной тысячи!
— Хорошо, пусть две тысячи! У тебя характер не тот, ты смолчать никогда не сможешь! Где надо сделать вид, что не заметил, разнос устроишь. Наживешь врагов, и тебя сожрут. Командовать — не для тебя, это не твое, поэтому и не справишься. Снимут — куда мы денемся?
— Пойми, Нина! Я не справлюсь, если останусь. Здесь мне тесно, не развернуться. Для того, что надо сделать, и трех тысяч сотрудников мало!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68