Между салонами была маленькая кухонька. Горлов отогнул штору и хотел спросить разрешения, но там никого не было. Он прошел дальше — все ряды были пустыми. Из-за высоких спинок он увидел ее, только когда потянулся к полке за цветами. Она сидела на его прежнем месте и снизу вверх смотрела на Горлова, ему показалось — испуганно.
— Возьмите, это вам, — он неожиданно для себя протянул ей букет.
— Спасибо, какие красивые, — едва заметно поколебавшись, сказала она.
— Не прогоните, я с вами посижу? Там очень неудобно, ноги не помещаются.
— Но только до посадки, — согласилась она.
— Угостите меня кофе. Искупите свою вину. Ведь это из-за вас я не выспался.
— Не получится: на этот рейс кофе не дают.
— А кипяток есть?
— Для экипажа — чай с сахаром.
— Кипяток — ваш, остальное — за мной, — обрадовался Горлов. У него была с собой банка растворимого кофе.
— Признайтесь: прогнали меня, чтобы занять мое место? — спросил Горлов, после того, как они выпили по чашке.
— Командир приказал освободить весь салон…
— Одного-то человека можно было оставить?
— Не люблю грубых пассажиров, тем более — выпивших, — улыбнувшись, сказала она.
— Очень виноват, ночь не спал, понервничал. Но, знаете ли, у арабов есть обычай: если пьют кофе с незнакомым -значит, не держат камень за пазухой, — Горлов уже забыл, как злился всего полчаса назад.
— Какие чудесные розы вы подарили, — помолчав, она добавила: — Меня зовут Лариса.
Они выпили еще кофе и разговорились: о погоде, о самолетах, как трудно достать билеты — в общем ни о чем. Разговаривать было легко и Горлов заметил, что она красива, по-особенному красива. Он вдруг вспомнил повесть Тургенева, он забыл ее название, героиня была печальной. Горлов посмотрел на Ларису, на ее руки с очень длинными пальцами, на одном блестело тонкое обручальное кольцо.
— Муж не уговаривает уйти с этой работы? — спросил Горлов.
— Уговаривает — не то слово. Он даже позвонил начальнику управления, чтобы меня уволили, но я пригрозила…
— Чем?
— Чем может пригрозить слабая женщина? — засмеялась она. — Сперва заплакала, а потом накричала, что разведусь, что пожалуюсь в Обком, самому Зайкову.
— Дошла бы ваша жалоба до Зайкова, как бы не так!
— Он начинал у моего дедушки, тот ему всегда помогал. Лев Николаевич помнит, до сих пор маму с каждым праздником поздравляет…
— Значит, напугали мужа? А на опасную женщину не похожи, скорее — на ангела или на птицу в полете, — засмеялся Горлов.
— Бывает устанешь, не выспишься, пассажиры толкаются, всем чего-то надо — глаза б мои этого не видели. Ждешь, не дождешься отпуска. А приедем на юг — мы с мужем всегда в Сочи или в Крым ездим — неделя пройдет, и в небо заглядываюсь: какой самолет куда летит. Как-то был рейс с Камчатки — долгий и нудный, и я с одним моряком познакомилась, так он меня сразу понял. Сказал, что мы одинаковые: он не может без моря, а я — без неба. Знаете, становится как-то не по себе, будто главного не хватает.
— Вы с этим моряком потом встречались?
— Он долго звонил, но я тогда в декрет ушла. С тех пор никому телефон не даю.
Горлов не понял, была ли она откровенной или сказала намеренно, хотела избежать неловкости.
— Мне ваш телефон тоже не дадите?
— Зачем? Я замужем, вы тоже женаты. Ведь женаты? И еще: вы будете ждать встречи со мной, какую запомнили, а люди на земле совсем другие. Я, когда на свидания ходила, волновалась, готовилась, а потом выходило не так. Не так, как надо.
Самолет вошел в тучи, несколько раз тряхнуло, и стало темно.
— Скоро садимся, мне пора, — сказала она, — а вы, уж так и быть, оставайтесь здесь.
— От командира не попадет? — спросил Горлов.
— У вас же броня Крайкома, — лукаво улыбнулась она.
Оставшись один, он прислонился головой к окошку и спал до тех пор, пока самолет не шлепнулся о посадочную полосу. Еще через несколько минут моторы заглохли. Здание аэропорта было совсем рядом, и к борту уже подкатывались два самоходных трапа. Горлов вышел через носовую дверцу вслед за экипажем, но Лариса осталась внутри.
Сверху сеялся мелкий дождь, небо было сплошь затянуто низкими, лиловыми облаками, а ветер выворачивал зонты и рвал полы плащей у идущих через поле. Автобуса в город долго не было. Горлов спрятался под бетонный козырек и успел выкурить три сигареты. Он ощущал смутную, тянущую тоску, но не понимал ее причину. «Приеду домой и лягу спать» — подумал он и вследствие плохой погоды решил не ехать на дачу.
Подъехал кооперативный автобус-экспресс, проезд в котором стоил очень дорого. Горлов сел впереди у окошка, пахло согретым машинным маслом, было слышно, как стучат капли дождя, а водитель ждал, пока наберется достаточно пассажиров.
Потом он увидел Ларису. Она садилась в стоящую напротив автобуса черную «Волгу» и, смеясь, что-то говорила сидящим внутри. Формы на ней уже не было, только легкое, светлое платье очень не подходящее к ненастной погоде.
— Вон Лариска Волконицкая, видишь? Везет же ей — муж на машине встречает. Нам бы такого, — сказала женщина на соседнем сиденье.
— Волконицкая? — переспросила другая.
— Да, из-за которой Сережа Колесников жену бросил. Лет восемь назад было, он долго в общежитии мыкался, а она его в конце концов бортанула. Он переживал-переживал, потом на Север перевелся. Помнишь?
«Значит, ее фамилия Волконицкая», — Горлов подумал, что, зная фамилию, может легко ее отыскать, надо только найти кого-нибудь в Управлении гражданской авиации или, на худой конец, в транспортной милиции.
— Найду, обязательно найду, — решил он, и на душе стало легче.
Первые дни после возвращения Горлов часто вспоминал Ларису, то и дело собираясь ее отыскать. Как-то в переполненном вагоне метро ему даже почудился запах ее духов, но это была не она. С течением времени абрис воспоминаний стал терять внятные очертания, как истончается и тает одинокое облако в чистом ветреном небе.
1.2. Заботы завтрашнего дня
К концу месяца результаты государственных испытаний были скреплены всеми необходимыми подписями и подшиты в последний том итогового отчета. В эти дни всем пришлось несладко, а Горлову особенно. Он три раза ездил в Москву, до одури томился в приемных и в конце концов попал к заместителю министра Кротову, от которого зависело окончательное решение. Просмотрев перечень согласующих виз, тот не долго раздумывал и тут же при Горлове подписал два десятка документов. Поставив последнюю подпись и скинув очки, Кротов перебросил через стол стопку бумаг.
— Не верю я никаким испытаниям, сам знаю, как это делается. У вас одно на уме: чтобы план не сгорел, и премия в трубу не вылетела, — сказал замминистра. — А как эта штука поведет себя в полете — наплевать! Ты, руководитель разработки — на тебя десяток заводов и контор по всему Союзу работает — так, вот ты и скажи: что самое главное в любом изделии, будет оно надежным или нет?
Горлов уже бывал в этом кабинете, часто встречался с Кротовым еще тогда, когда тот был не заместителем министра, а начальником их главка. Поэтому Горлов не слишком стеснялся, чувствовал себя сравнительно свободно.
— Главное — комплектующие и, чтобы сборка не подвела, — ответил он, не догадываясь, куда клонит собеседник.
— Нет! Узлы можно и нужно проверять во всех режимах, чтобы дым пошел, технология — тоже вещь преодолимая. Главное другое — честен ли разработчик, уверен ли в себе, в своей технической идее? А следующий этап, на котором ты сейчас и находишься — это, чтобы те, кто отвечает за все, были уверены в самом разработчике. Если есть эта уверенность, то остальное — легко. Так жизнь устроена, не мы это правило складывали, но нам его знать обязательно! Понял, что я имею в виду?
Горлов на всякий случай молча кивнул.
— Ни черта ты не понял! Думаешь, навалил бумажек кучу и самый умный? Да я их и читать не стал. И не буду! Потому, что тебе верю, надеюсь — не подведешь. А коли так, не обижу — готовь приказ о поощрении из моего фонда. Там, в секретариате объяснят, что надо. Ты, кстати, с какого года в партии?
— Еще не вступил, — смутился Горлов.
— Пора, давно пора. Будет случай, попеняю твоему начальству — совсем обленились: человек под боком, а они его в упор не видят. А ты намотай, куда надо: без партии нельзя! Без партии выше завлаба не поднимешься, даже не мечтай.
— Я и не мечтаю, Михаил Васильевич. Работы свертываются, народ сокращают — мне бы завсектором усидеть! — сказал Горлов.
— И ты туда же! Гласность, понимаешь, перестройка! Все это — пена, накипь. Ветерок дунет, и нет ее. А дело остается, его всегда делать надо. Но кто ж его делать будет, если молодежь в кусты наровит? — Кротов начал раздражаться. — Болтунов много, а делателей мало! Хочешь человеком стать, научись слушать, что тебе говорят. Короче: до конца квартала оформишься в партию, я со своей стороны подтолкну и проконтролирую. А к Новому году пойдешь на повышение — в Челябинском КБ главный совсем разболелся, на пенсию просится. Будешь на его месте, там свой человек нужен. Вот так!
— А квартира, прописка? С женой бы посоветоваться, Михаил Васильевич, — растерявшись, промямлил Горлов.
— Других забот у меня нет, только твоей квартирой заниматься! Для этого люди есть — жилплощадь зарезервируют, вещи упакуют и перевезут вместе с женой. Если артачиться будет — брось к чертовой матери! Другую подберем, у нас в кадрах кандидатуры на любой вкус! Жены приходят и уходят, а дело у человека на всю жизнь одно. Это — как бежать между двух танков. Заторопишься — мордой в броню, чуть зевнешь — гусеницами размажет. Мы, старики, такое видели… Ладно, все! Иди, работай.
Начальник секретариата уже был в курсе. Едва кивнув, он усадил Горлова за свободный стол:
— Пиши список и распределяй, кому сколько, исходя из этой суммы. На себя оставь свободное место, Михаил Васильевич сам решит. — Он протянул листок, с цифрами.
— А согласовать с моим руководством? — спросил удивленный Горлов, не распоряжавшийся прежде такими деньгами.
— Некогда, через полчаса надо нести на подпись. Закончишь, не теряя времени, иди в секретный отдел заполнять бумаги — вопрос решен: будешь в министерском резерве на выдвижение.
Однако в полчаса Горлов не уложился. Пришлось созваниваться с Ленинградом, уточнять фамилии и должности участников разработки. Дойдя до Цветкова, Горлов ухмыльнулся и написал против его фамилии: «1000 (одна тысяча) рублей» — ровно столько тот дал ему в качестве аванса за работу в кооперативе.
«Пусть делает свои бабки, а у меня есть дела поважнее. Да, как в песне: есть у нас поважнее дела!», — со злорадством подумал Горлов.
Дважды перечиркав список, он остался доволен. На круг выходило рублей по семьсот, а ведущим сотрудникам, тем, на ком держалась разработка, выходило от полутора до тысячи рублей. Никто из начальства в список не попал. «Пусть сами о себе заботятся», — подумал Горлов. В последний момент он вспомнил Рубашкина, недавно ушедшего из их отдела в многотиражку, издаваемую в Объединении. Несмотря на это, Петя помог написать множество пояснительных записок, справок, отчетов и прочую бумажную дребедень, без которой не обойтись при подготовке конструкторской документации.
«Надежный человек Петруша, запишем ему восемьсот», — решил Горлов и на всякий случай указал его прежнюю должность. Вряд ли в министерстве поймут, за что надо премировать какого-то корреспондента!
* * *
"Почему гэбэшники такие зануды? Нельзя ответить просто: «Нет», или «Не был». Обязательно полностью: к уголовной и иной ответственности не привлекался, государственных наград не имею, под судом и следствием состоял. Или вот: откуда я знаю, на каком участке какого кладбища похоронены дедушки с бабушками, — тоскливо думал Горлов, слушая пояснения сотрудника спецотдела, помогавшего отвечать на бесчисленные вопросы восьмистраничной спецанкеты и трех различных форм кадрового учета. Потом он вспомнил для чего это нужно, представил, как приезжает к себе в Объединение начальником Челябинского КБ — крупнейшего в отрасли, как на равных, нет — чуть свысока говорит с генеральным директором, и ему стало приятно.
— Видите, Борис Петрович, стоит втянуться и само пойдет, скоро закончим, — подбодрил сотрудник, вдруг показавшийся милым и симпатичным. «Почему же я на него взъелся? Нормальный, в сущности, мужик», — решил Горлов, заполняя последнюю страницу.
К концу рабочего дня он зашел в секретариат. Приказ о премировании был уже подписан, Горлов догадался зайти в машбюро и в обмен на шоколадку получил черновик. Замминистра не поскупился: записал ему три тысячи рублей.
— Это же половина «Жигулей»! — обрадовался Горлов и тут же пригласил двух знакомых в ресторан. Один из них, Саша Нестеренко до перевода в министерство работал в Смоленске и как-то во время очередной командировки уговорил Горлова поехать на охоту. Она запомнилась жуткой, пронизывающей стужей в заснеженном по пояс лесу и последовавшей затем беспробудной пьянкой. Вторым был Лев Валерьевич Рабкин, курировавший ленинградские предприятия их главка. Он был всего на несколько лет старше Горлова, но выглядел пожилым и всегда уставшим.
— Нельзя ехать наобум, ведь, никуда не попадем и весь вечер испортим, — рассудительно сказал он.
К счастью одна из Сашиных сотрудниц взялась все организовать. Она тут же позвонила, и ей обещали оставить столик в «Праге» — пришлось пригласить и ее. Поначалу решили дойти до Арбата пешком, но Нестеренко возмутился: "Чтобы я, заместитель начальника главка пешком ходил? Зачем тогда служебная машина?
Доехали быстро, но на столпившихся у входа в ресторан черная «Волга» с министерскими номерами впечатления не произвела — никто и не подумал пропустить их к дверям. Нестеренко попробовал привлечь внимание швейцара, но тот либо не увидел, либо сделал вид.
— Я сейчас позвоню Валерику, он договорится, чтобы нас встретили. Есть у кого-нибудь двушка? — решительно спросила Танечка. Ей ссыпали несколько двухкопеечных монет, и она побежала искать телефон-автомат. Прошло минут десять. За это время несколько человек проникли внутрь, Горлов так и не смог определить, по каким признакам отличал их швейцар.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68