Предисловие к альбому наполнено клеветническими измышлениями по поводу судьбы М. Цветаевой и обстоятельствах ее смерти после возвращения в СССР.
Фотографии сопровождаются комментариями злобных антисоветчиков В. Набокова и Н. Мандельштам, жены осужденного за антисоветскую деятельность литератора-декадента О. Мандельштама.
В Советском Союзе изданию и распространению не подлежит.
4. Книга М. Зощенко «Перед восходом солнца». Издание антисоветского издательства «Международное литературное содружество» (США-ФРГ). Книга печаталась в сокращенном виде в журнале «Октябрь», 1948 г., была осуждена ЦК КПСС, как политически вредная, несущая антисоветский заряд. Впоследствии в СССР не переиздавалась.
Кроме того, издание содержит рекламу книг злобных антисоветчиков А. Авторханова, И. Бродского, Н. Бердяева, Г. Струве и других…
В поданном на экспертизу виде изданию и распространению не подлежит.
"…"
Начальник Управления Б.А. Марков
Соскучившись, Беркесов хотел было отобрать заключение, но тут зазвонил телефон.
— Это ты доченька? — устало спросил он. — Ну, не расстраивайся, с кем не бывает. К тому же тройка — не двойка, а четверть только началась, успеешь исправить. Что делаю? А что еще папа может делать на работе? Правильно, кошечка, — допрашиваю! Не бойся, вовсе не страшный, он тоже хочет исправиться. Вот поговорим, обсудим, он и исправится… Лет через пять обязательно исправится.
— Нет, сейчас отпустить не получится. Как же отпускать без наказания? Нельзя! Целую, кисонька, — еще сохранив теплую улыбку, Беркесов повернулся к Брусницыну: — Дочитывайте, Константин Владимирович. На следующей неделе мы с вами должны провести очные ставки со свидетелями и выйти на обвинительное заключение. Времени мало, можно сказать, его на такой объем эпизодов вообще нет.
— У вас есть дочь? — недоуменно спросил Брусницын.
— Есть. Что в этом удивительного?
— Конечно ничего! Но вы так ласково с ней говорили, будто очень добрый человек.
— Я действительно очень добрый, добрый ко всем, в том числе к вам. Но доброта только тогда чего-нибудь стоит, когда может себя защитить. Как говорил Ленин, добро должно быть с кулаками…
— Зачем же кулаки?
— Чтобы защищать себя и тех, кто дорог — родных, друзей, наконец, — Родину!
— Защищать от меня?
— Вы, уважаемый Константин Владимирович, совершили преступления, но вы — наш советский человек, и, уверен, искупите свою вину, поймете свои ошибки. Не от вас надо защищаться, а вас самого надо защищать…
— От кого? От Пастернака и Солженицына, которых вы даже не читали?
— Врут наши недруги, хотят представить Комитет сборищем недоумков. Из Пастернака я многое наизусть помню. Например: «…гул затих, я вышел на подмостки…». Или вот это: «Мне к людям хочется в колхоз, их утро гулом оживленно, я мир готов снести в щепу и всех построить поколонно…»
— Немножко не так. В оригинале: «Мне к людям хочется в толпу… Я все готов разнесть в щепу и всех поставить на колени…» — Брусницын оживился, его голос прогудел в полупустой комнате для допросов.
— Совершенно чуждая идеология! Не мог советский поэт так писать. В Советском Союзе люди — это не толпа, это — коллектив, и никому в голову не придет ставить их на колени. Вообще, Пастернак не мой писатель, так же как и ваш Солженицын. Я его, кстати, всего прочитал — от корки до корки. Скукотища, а пресловутый «Архипелаг» — гнусная клевета на Советский строй и Коммунистическую партию. Хорошо, что у вас Солженицына не было. Если бы нашли, я бы вам спуску не дал. Однако не будем спорить. Помните у Ленина: «Сосредоточимся не на том, что нас разъединяет, а на том, что объединяет», — дружелюбно согласился Беркесов.
Вновь заверещал телефон, на этот раз внутренний, с глухой крышкой вместо наборного диска.
— Я, товарищ генерал! — Беркесов вскочил со стула и вытянулся. — Нет, еще не закончил. Есть, отставить… Прошу десять минут, чтобы вывести подозреваемого и собрать документы. Понял, товарищ генерал! Есть, доложить все материалы в моем производстве!
— Ничего не поделаешь, Константин Владимирович, — осторожно положив трубку, улыбнулся Беркесов. — Придется прерваться. Вами на самом верху интересуются, но, поверьте: я, как следователь, как лицо процессуально независимое сделаю все, чтобы вас наказали, как можно мягче. Может быть, даже условно? Ведь вы уже многое поняли…
— Вывести арестованного! — заметив вызванного сигнальной кнопкой конвоира, неожиданно резко закончил Беркесов.
2.17.3. Полдень подполковника Коршунова
Милиция располагалась в соседнем доме, через дорогу, но ходить туда самому не подобало, а вызывать нового начальника районного УВД к себе было бесполезно. Подполковник милиции Микин был человеком недипломатичным и к тому же временным — всего-навсего исполнял обязанности вместо ушедшего в отставку прежнего начальника. Поэтому Коршунов общался с Микиным исключительно по телефону спецсвязи.
— Здравствуйте, милейший Александр Вадимович, — сказал Коршунов, услышав голос Микина. — У меня к вам вопрос…
— Да, есть вопрос, — помолчав, повторил Коршунов. — Мне сообщили, что ваш милиционер, некто Гаруздов обнаружил на здании райсовета антисоветскую листовку непристойного содержания. Спрашиваете, что за непристойное содержание? Извольте, зачту: "Знают все, партаппарату увеличили зарплату. Дорожает с каждым днем аппарат и все, кто в нем. Клуб «Перестройка». Надпись выполнена синим фломастером иностранного производства на чертежном ватмане.
Микин кашлянул и попросил подождать. Коршунов слышал, как тот расспрашивал кого-то по селектору.
— Был такой факт, зарегистрирован по Журналу учета происшествий, — наконец ответил Микин.
— В райком сообщили?
— Изъятая листовка направлена вам нарочным. Информация включена в суточную сводку и направлена в ГУВД, в райком и райисполком.
— Тогда объясните, почему материал попал в райотдел КГБ спустя пять часов после обнаружения? — повысил голос Коршунов, но Микин будто не заметил.
— Телефонограмм отправлена в райотдел КГБ в девять ноль-восемь, кроме того ваш сотрудник был на месте происшествия, — неторопливо ответил Микин.
— Милиционер собственноручно снял листовку, вместо того, чтобы дождаться прибытия опергруппы КГБ и охранять место! — закричал Коршунов. — Он заслуживает строжайшего наказания…
— Он действовал согласно инструкции.
— Вы что, его защищаете?
— Пришлите специальную инструкцию для происшествий по вашей линии, мы будем выполнять…
— Зарываешься, Микин! Службу распустил! Если забыл, кто главнее, так мы напомним!
— Павел Васильевич, не пугайте. Не тридцать седьмой год, а я вам не подчинен. У милиции свои задачи, и вы, как сотрудник КГБ, это хорошо знаете.
— О безобразных действиях милиции и ваших предательских настроениях я доложу в районный комитет партии, лично товарищу Котову. Партия разъяснит ваши задачи, если меня не слушаете, — сказал Коршунов и, не попрощавшись, бросил трубку.
«А что может Котов? Микин оправдается: мол, действовали согласно инструкциям, жертв нет, заявлений от пострадавших не поступало. Тут даже выговора по партийной линии не объявить! Нужны радикальные меры, например, подчинить милицию Комитету. Было же раньше единое Министерство госбезопасности, где каждый занимался своим делом, был контроль и была ответственность! Надо будет предложить на общем партсобрании Управления. Все наши поддержат, ведь надо же в конце концов что-то делать!» — подумал Коршунов и, вздохнув, продолжил работу над месячной сводкой:
"За январь 1990 года в Петроградском районе состоялось пять санкционированных и семь несанкционированных митингов, в которых в общей сложности участвовало свыше двенадцати тысяч человек.
Три санкционированных митинга были организованы общественной организацией «Объединенный фронт трудящихся» при содействии РК КПСС и первичных парторганизаций непосредственно в трудовых коллективах промышленных предприятий и учреждений (з-д «Вибратор», ф-ка «Салют», «ГИПХ»). При этом райотдел КГБ оказал практическую помощь путем предоставления материалов об активизации деятельности антисоветских зарубежных центров и их агентуры по разложению нашего общества с целью дискредитации Коммунистической партии, насильственного свержения Советской власти и подрыва могущества СССР.
Два санкционированных митинга народно-патриотическое объединение «Память» провело возле станции метро «Горьковская». Результаты негласного контроля показывают, что советская общественность положительно воспринимает убедительную и доходчивую пропаганду «Памяти», разоблачающую мировой масоно-сионистский заговор, направленный на физическое уничтожение русского и других братских славянских народов.
Митинги объединения «Память» проходили под нашим агентурным контролем, имели положительный резонанс среди трудящихся и жителей района.
Вместе с тем, за отчетный период проявилась тенденция эскалации деятельности неформальных политизированных объединений и групп негативной и откровенно антисоветской направленности.
Особую активность проявляют так называемый «Демократический союз» и зарегистрированный «Ленинградский народный фронт». То вместе, то порознь данные неформальные объединения еженедельно, по пятницам пытались организовывать незаконные митинги возле станции метро «Горьковская». В них было вовлечено в общей сложности свыше десяти тысяч человек. На этих сборищах звучали призывы дать решительный бой КПСС на предстоящих весной выборах, не допустить коммунистов в местные Советы народных депутатов и в Верховный Совет РСФСР.
Для пресечения незаконных антисоветских акций трижды привлекались народные дружинники, комсомольские оперотряды, а также выделенные агенты и доверенные лица райотдела КГБ. В результате решительных действий тридцать восемь участников были задержаны, дявятнадцать из них за мелкое хулиганство приговорены райнарсудом к принудработам сроком от десяти до пятнадцати суток, двенадцать — к административной ответственности с передачей дел в товарищеские суды по месту работы. Вопрос о санкциях к семи активистам «ДС» и «ЛНФ» будет решаться по мере их выхода из больниц, куда они попали с травмами разной степени тяжести, полученными при попытках сопротивления представителям власти.
Штатные сотрудники райотдела КГБ в данных мероприятиях активного участия не принимали.
Два митинга были проведены неформальной группой «Зеленая вахта» и один — недавно проявившейся организацией «Христианско-демократический союз», лидер которого — В. Савицкий, взят в оперразработку. В отношении данных митингов активные мероприятия не проводились ввиду их малочисленности и размытой идеологической направленности.
Активизация негативной деятельности на территории ответственности райотдела КГБ проявилась и в значительном росте случаев распространения листовок антисоветского содержания, например: «Марксизм-ленинизм — идеология недорослей», «Долой самодержавие КПСС!» «Коммунизм — это фашизм плюс оболванивание всей страны», «Терроризм и репрессии не спасут коммунономенкалтуру», «Обком — к стенке, Горком — на нары, райком — на „химию“, „От перестройки — к революции“, „КГБ — преступная организация“, „КГБ = Гестапо“, КП-Эс-Эс = Эс-Эс: кто член КПСС — тот солдат из войск Эс-ЭС» и т.п.
На всякий случай Коршунов еще раз перелистал папку с образцами изъятых листовок и неожиданно наткнулся на тетрадочную страничку, исписанную крупным, прыгающим почерком:
Я верю: в канун торжества,
Которое чтим мы особо,
Лишь в полночь затихнет Москва -
Восстанет сам Сталин из гроба!
На нем всем известный мундир,
И очи прищурены зорко.
Увидит он нынешний мир,
Где честным чекистам так горько
На башне пробили часы,
Знамена под ветром алеют.
Рукой поправляя усы,
Нисходит наш Вождь с Мавзолея!
«Кто-то из наших ветеранов. Надо бы найти этого человека, поддержать, проявить внимание. Ведь как наболело у людей на сердце», -подумал Коршунов и отложил листок, чтобы при случае зачитать среди своих.
Закончив писать, он перечитал черновик и потянулся к телефону вызвать машинистку, но зазвонил аппарат внутренней связи. Помощник Суркова приказал немедленно прибыть в Управление со всеми оперативными материалами по разработкам объектов «Торин» и «Звездочет».
2.17.4 Ланч генерала Суркова
Коршунов просидел в приемной больше часа, успев прочитать и обдумать статью Щекочихина, с которой его ознакомили под расписку. Он собственно читал не саму статью, а копию, размазанную краской от множительного аппарата «Эра», на которой внизу, под грифом «Секретно» уже выстроились в столбец подписи руководителей отделов и служб Управления.
Наконец раздался глухой скрежет, и огромные часы пробили пять мощных ударов. Часы стояли в углу с незапамятных времен и обросли легендой: их, якобы, реквизировал в Зимнем Дворце сам Дзержинский, и поставил к себе в кабинет на Гороховой, выделив среди прочих атрибутов царизма из-за наличия тяжелых и легко снимающихся гирь, чтобы вразумлять непонятливых.
— Проходите, Коршунов, — с последним боем часов сказал дежурный адъютант.
Миновав двойные двери, Коршунов вошел кабинет начальника, но там никого не было и он остался стоять у входа.
— Проходите, Павел Васильевич, — и Коршунов увидел открытую дверцу, обычно закрытую портьерой. За ней оказался обеденный зал с овальным, столом из красного дерева, один конец которого был накрыт льняной скатертью. Сурков уже шел ему навстречу; он, видимо, принимал душ, аккуратно зачесанные волосы поблескивали капельками влаги. Он был одет в идеально отглаженный и застегнутый на все пуговицы двубортный костюм в полоску, и Коршунову стало неловко за свою не совсем свежую сорочку и пузырящийся на локтях пиджак.
— Знаю, вы еще не обедали, так что милости прошу, — Сурков жестом указал Коршунову садиться за стол. — После загранработы никак не могу привыкнуть к обедам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68