Миссия будет закончена тогда, когда все люди станут «новоизраильтянами».
За этой отвлеченной идеологией скрывалась, конеч­но, весьма простая и конкретная сущность. «Возрожде­ние духовной природы» сводилось к тому, что организа­ция секты «поднимала» сектантов из бедности и придав­ленности к зажиточности и мелкобуржуазному уюту. Во всех общинах были учреждены «комитеты для борь­бы с бедностью», для которых собирался путем добро­вольных пожертвований оборотный капитал. Комитеты выдавали ссуды и пособия в несчастных случаях - при безработице, болезни, увечье, на старость и т. д. Общи­ны организовывали артельное хозяйство и кооперативы разного рода, но чисто производственного характера. Частная собственность считалась священной, и комму­нистические тенденции не встречали сочувствия. Соци­альную базу секты составляло крестьянство. Так как до 1905 г. общины «новоизраильтян» подвергались пресле­дованиям не только правительства, но и кулаков-одно­сельчан, то надо полагать, что главную массу состав­ляло рядовое крестьянство. Преследования закончились ссылкой Лубкова в Закавказье и отчасти вынужден­ным, отчасти добровольным переселением туда множества сектантов. Там, в Елисаветпольской губернии, об­разовался экономический и организационный центр сек­ты - ряд поселений, поставивших рационально сельское хозяйство и быстро разбогатевших. После 1905 г. «но­воизраильские» общины вышли из подполья и в осталь­ной России, а сделавшаяся возможной пропаганда уве­личила ряды секты организацией ряда общин также и в городах и станицах, особенно в Кубанской области. Ле­гализация привела к ослаблению боевого характера «новоизраильтян». В эпоху преследований «израильтяне» живо чувствовали свою противоположность «живым мертвецам», какими в их глазах были духовные и свет­ские власти. Теперь, когда государство легализовало секты и в особенности когда «новоизраильтяне» стали сытыми мелкими буржуа, они сделались вполне лояль­ными гражданами, весьма почтительными к «живым мертвецам». В «Кратком катехизисе новоизраильской общины», изданном в 1906 г., сектанты заявляют себя «верными сынами царя и отечества», отбывающими все законные повинности, в том числе и воинскую, - «мы уважаем начальство, нуждаемся в покровительстве за­кона от насилия и несправедливости, мы не принадле­жим ни к какой мятежной партии, по нашему вероуче­нию всякое возмущение против государственного строя и крамолы противны господу»; от православия «мы от­делены лишь религиозным мышлением... имея уважение к духовенству и православной церкви». Так перекра­сило в черносотенные цвета и «новых израильтян» при­общение их к капиталистической армии «живых мерт­вецов»...
Таковы основные направления русского сектантства после 1861 г. Было немало других сект, многие из кото­рых существуют до сих пор, но все они примыкают к описанным. Белоризцы примыкают к «библейским хри­стианам», и все секты этой категории, подобно бапти­стам, адвентистам и «Новому Израилю», постепенно превращаются в крестьянско-буржуазные организации; зосимовцы, новоштундисты, пашковцы, наконец, толстов­цы с их проповедью уничтожения всей культуры, создан­ной денежно-хозяйственным развитием, и возвращения к личному труду на натурально-хозяйственной основе примыкают к первоначальному южнорусскому штундизму. Для всех этих сект характерна одна черта: все они опираются на субъективно понимаемую Библию, а не на духовное откровение. Можно считать традицию шаманизма окончательно изжитой в сектантском религиозном быту. Она уже не властвует над массами, оста­ваясь уделом отдельных экзальтированных личностей и узких групп. Развитие буржуазного общества принесло с собой книгу, и стало уже немыслимо успешное вы­ступление проповедников духовного откровения. Вместе с тем исчезли и практические попытки возродить коммунизм первоначального христианства. Восстановление «божьей правды» стало мыслиться как дело будущего и дело самих людей.
Наконец, надо добавить, что в конце XIX в. появи­лись и чисто паразитические спекулятивные секты. Тако­вой была секта иоаннитов, вожаки которой использовали славу о чудесах, совершавшихся якобы протоиереем кронштадтского собора Иоанном Сергиевым, и основали секту, воздававшую Иоанну божественное поклонение как «самому господу Иисусу Христу» и даже как самому богу. На легковерии темной мещанской и крестьянской массы организаторы секты и сам Иоанн грели руки и имели весьма приличные доходы. С этой сектой синод­ские верхи церемонились, ибо Иоанн пользовался репу­тацией святого и в императорском дворце.
Мы закончим наш обзор одной сектой, которая не ук­ладывается в категорию мелкобуржуазного сектантства на основе первоначального накопления, но связана со стихийным ростом революционного движения. Когда в 90-х годах XIX в. вместе с ожесточением эксплуатации, обострением безземелья и черной политической реакцией стало оживляться революционное движение, оно нашло себе отражение среди крестьянства в одной секте, окра­шенной ярким антимонархическим и антицерковным ду­хом. Это была секта еноховцев, возникшая в 1896 г. в Царевском уезде Астраханской губернии. По-видимому, религиозное брожение там было и раньше; повод к обра­зованию секты дала знаменитая ходынская катастрофа на коронации Николая II, при которой погибло несколь­ко тысяч человек. Еноховцы возродили старые эсхатоло­гические ожидания. Через три с половиной года, учил ос­нователь секты Андрей Черкасов, будет кончина мира, ибо все «знамения» уже произошли. Пришли Илия и Енох, первый - в образе Иоанна Кронштадтского, вто­рой - в образе священника села Дубовки Николая Бла­говещенского, очень популярного среди тамошних крестьян и благоволившего к Черкасову. Антихрист также явился - это Николай II, который взорвал миной Алек­сандра II, отравил Александра III и убил при коронации 30 000 человек; он же покорил себе всю православную церковь, прельстив ее митрополитов, архиереев и свя­щенников крестами и орденами. Антихрист-царь притес­няет и усмиряет народ, а духовенство ведет народ к вер­ной гибели; поэтому, чтобы спастись и избежать печати антихриста, надо уйти из православия и слушать только Илию, Еноха и Черкасова, считавшего себя воплощением апостола Иоанна Богослова. Ссылка Черкасова и других проповедников секты и лишение сана Благовещенского не остановили ее распространения, и в короткое время почти весь Царевский уезд ушел в секту. Конец света в 1899 г. не пришел; но это не обескуражило сектантов. Напротив, всю вакханалию правительственного террора 90-х и начала 900-х годов, последовавшую затем япон­скую войну, а также карательные экспедиции и массовые казни после разгрома революции 1905 г. еноховцы объ­ясняли действиями антихриста.
Революция 1905 г. произвела новый сдвиг в области религиозных исканий. Сначала ее влияние в этой сфере было чисто разрушительным: божество временно исчез­ло со сцены в качестве режиссера трагикомедии жизни даже в представлениях косного крестьянства. Но когда революционная волна спала, сектантские искания возоб­новились с новой силой. Аграрно-буржуазная реакция повлекла за собой усиленную пролетаризацию крестьян­ства, перепутала все деревенские отношения и взбудора­жила мысль крестьянина так, как никогда не могла сде­лать эмансипация. Оживлению сектантского движения способствовал также манифест о веротерпимости, поста­вивший на легальное положение все секты, кроме «изуверных» (хлыстов и скопцов), и пытавшийся купить их предоставлением их наставникам прав по регистрации актов семейного и гражданского состояния. Особенный успех выпал на долю «библейских христиан», или «еван­гелистов», как они стали себя называть, а также бапти­стов и адвентистов. Старообрядчество, как мы уже виде­ли в предшествующей главе, став на легальную почву, сделалось также чрезвычайно опасным конкурентом си­нодской церкви, которая и без того переживала тяжелый кризис. К последнему мы теперь и обратимся.

КРИЗИС ГОСУДАРСТВЕННОЙ ЦЕРКВИ

ПАРАЗИТИЗМ ЦЕРКОВНОЙ ЭКОНОМИКИ


Шесть с половиной деся­тилетий, в течение которых дворянское самодержавное государство просуществовало после ликвидации его кре­постнической базы, были, в сущности говоря, эпохой его последних судорожных усилий в борьбе за существо­вание. Подтачиваемое быстрым ростом промышленного и банкового капитала и потрясаемое периодически вспы­хивавшими и все усиливавшимися революционными дви­жениями пролетариата и крестьянства, оно быстро шло к неминуемой гибели, увлекая за собой и все те общест­венные слои, и все те учреждения, которые были с ним органически связаны. Церковь была одним из таких уч­реждений; эпоха после 1861 г. для нее является также эпохой безысходного кризиса. Она была обречена, так же как и командовавшее ею государство. Некоторые наиболее проницательные ее деятели сознавали это уже в 60-х годах. Мы уже видели, как дрожал в 1861 г. мит­рополит Филарет. Несколько позже И. С. Аксаков упо­доблял церковное тело трупу, в котором составные ча­сти - клир и миряне - соединены лишь насильственно и механически, сшиты на живую нитку, охвачены демо­рализацией и грозят окончательно разъединиться; Акса­ков звал к церковной реформе, надеясь ею спасти рели­гию и церковь, но не уяснял себе всей безнадежности этого предприятия при обреченности самодержавия.
Критическое положение церкви обнаруживается пре­жде всего в ее экономической базе. Паразитические чер­ты церковной экономики во второй половине XIX в. при­обретают особенно неприглядные черты. Церковь тянет­ся вслед за веком к капиталистическому накоплению, но совершает это чрезвычайно уродливым образом и в ко­нечном итоге «работает» не столько на себя, сколько на государство. Лишь немногие церковные учреждения имели крупные земельные угодья. Из 2 300 000 десятин земли, принадлежавшей церкви в 1910 г., около 1 500 000 десятин составляли мелкие наделы сельских церковных приходов, обрабатывавшихся церковным причтом чисто потребительским образом, и только около 800 000 десятин принадлежало архиерейским домам и монастырям и эксплуатировалось с целью извлечения прибыли. Эти 800 000 десятин составляли, однако, всего 0,1% землевладения России в это время. Столь же не­многочисленны были и другие коммерческие предприя­тия церкви. Только крупные монастыри, вроде Троиц­кой, Александро-Невской и Киево-Печерской лавр, име­ли свои лабазы, лавки и большие доходные дома. Другие монастыри либо совсем не имели никаких предприятий, либо имели мельницы, пристани, лавки на базарах и дру­гие подобные мелкие доходные статьи. Главными источ­никами существования всех церковных учреждений были казенные кредиты и доходы от чисто религиозных опе­раций, т. е. от эксплуатации обращавшихся к церковным учреждениям верующих. Но так как казенные субсидии в конечном счете восходили к тем же народным копей­кам, то церковь жила высасыванием соков из народного организма, не давая ему в обмен никакого эквивалента в форме реальных хозяйственных благ. Беспристрастные цифры характеризуют эту сторону дела самым опреде­ленным и неопровержимым образом.
Состав клира в 1913 г. слагался из следующих эле­ментов: 148 архиереев (66 епархиальных и 82 викарных), 92 123 монахов и монахинь и причта 41 270 приходов, т. е. не менее 125 000 клириков, а с семьями не менее 500 000 человек. Из этой «армии» архиереи были лучше всех обеспечены от казны. Все они получали жалованье в размере от 1500 руб. в год для викарного архиерея и от 4000 до 7800 руб. для епархиального архиерея. По смете 1916 г. предполагалось к выдаче архиерейского жалованья всего 957 474 руб. Но кроме этого все архие­реи имели значительные доходы от монастырей, в которых числились настоятелями, от прибылей предприятий архиерейских домов и от так называемых епархиальных сборов. Так как под свое настоятельство архиереи oтбирали наиболее богатые монастыри и так как архиерей­ские дома не в пример монастырям были богаче обстав­лены доходными угодьями, то некоторые архиереи полу­чали добавочные огромные доходы, как, например, киев­ский митрополит, получивший в 1909 г. 49 307 руб. Как мы увидим ниже, львиная доля этих доходов поступала за счет «паствы», которую стригли в пользу архиереев монастыри и приходские причты.
Приходское духовенство получало казенного обеспе­чения несравненно меньше. В 1842 г., когда впервые был поставлен вопрос об обеспечении приходского духовенст­ва казенным жалованьем, на эту статью было отпущено всего 415 000 руб.; через 20 лет, в начале рассматривае­мой эпохи, в 1862 г., казенное жалованье было выдано лишь 17 715 причтам из 37 000 - всего только 3 727 987 руб., или в среднем около 219 руб. в год на причт - ни­чтожная сумма, которая скорее может быть названа еди­новременным пособием, чем жалованьем. До 1893 г. ка­зенное обеспечение приходского духовенства возрастало очень медленно; в этом году было издано высочайшее повеление о скорейшем проведении казенного обеспече­ния всем причтам империи, и дело пошло быстрее, но все же далеко не в такой мере, чтобы обеспечить из казны потребности приходского духовенства хотя бы на 25%. По смете 1916 г. на 31000 причтов было отпущено 18 788 559 руб., т. е. в среднем по 600 руб. на причт; ме­жду тем, по расчетам особого совещания, образованного при синоде в 1910 г., для обеспечения всего приходского духовенства из расчета 1200 руб. священнику, 800 руб. диакону и 400 руб. псаломщику в год потребовалась бы ежегодно сумма в 75 000 000 руб. Однако и такие окла­ды фактически не покрыли бы собою всех тех доходов, какие приходское духовенство имело от сборов с прихо­жан за требы и в пользу церквей. Надо полагать, что в общей сложности доходы приходского клира в 900-х годах должны были выражаться в сумме не менее 100 000 000 руб., по этому расчету фактическое казенное пособие должно было составлять всего 18-19% всех доходов приходского духовенства. Другими словами, в 900-х годах не менее 80 000 000-85 000 000 непроизводи­тельно выкачивало из народных средств одно только приходское духовенство:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71