Но он сделал свое дело: старообрядческая церковь имела уже архиереев - Ки­рилла и несколько других, рукоположенных Амвросием для других заграничных общин.
Когда таким образом источник священства был най­ден, оставалось пересадить его в Россию - Белая Крини­ца была слишком далеко, к тому же Рогожскому кладби­щу вовсе не улыбалась перспектива быть в постоянной зависимости от какой-то заграничной мелкой общины. Надо было поставить митрополита для русского старооб­рядчества. Рахмановы, тогдашние руководители Рогож­ского кладбища, выдвинули своего кандидата - Дмитрия Андреевича Рахманова, принявшего в ожидании омофора монашеский сан в Керженце (в монашестве Дионисия). Однако эта комбинация, сулившая соединить в руках Рахмановых силу капитала с формальным главенством в старообрядческой церкви, была расстроена разгромом того скита, где скрывался Дионисий, и его вынужденным бегством за границу. Тогда Рахмановы выдвинули дру­гую кандидатуру - Степана Жарова. Это был простой содержатель гостиного двора в Ямской слободе, совер­шенно незначительный человек, обещавший быть покор­ным слугою Рахмановых. Он и был посвящен Кириллом в 1847 г. в русские архиепископы под именем Софрония. Вслед за ним было посвящено еще 10 епископов, так что к 1859 г. образовалось еще 10 старообрядческих епархий (московская, симбирская, саратовская, казанская, ураль­ская, пермская, новозыбковская, балтская, кавказская, коломенская). Не было больше недостатка в попах, культ стал совершаться, как никогда, правильно и чинно. Ста­рообрядцы с гордостью теперь повторяли, что у них «паче всякого чаяния священство яко финик процвел и яко кедр на Ливане умножися». Правительственные репрес­сии привели к образованию самостоятельной старообряд­ческой иерархии.
Такой поворот дела, конечно, не мог быть приятным руководителям синодской церкви. Новую иерархию по­пробовали задушить в самом начале. Был дан приказ арестовать и сослать в Суздальский монастырь новых епископов и подтверждено распоряжение ловить и ссы­лать старообрядческих «лжепопов». Однако старообрядческие тузы всяческими мерами, не жалея денег на взятки, сумели уберечь почти всех своих епископов; пострадали только два - Аркадий, арестованный в 1854 г., и Конон - в 1858 г.; в 1863 г. был слу­чайно арестован еще Геннадий Пермский; они просидели в Суздальской монастырской тюрьме до 1883 г. Одновременно попробовали нанести удар и с дру­гой стороны. В 1854 г. не без участия митрополита Фила­рета был состряпан донос, что на Рогожском кладбище происходят совращения в раскол православных. Филарет на основании этого настоял в 1855 г. перед Александром II на запечатании алтарей Рогожского кладбища. Но и эта мера оказалась беззубой. Идти до конца против рогожских миллионеров правительство Александра II не посмело, и в 1858 г. состоялось разъяснение, что «расколь­ники не преследуются за совершение богослужения и ду­ховных треб по своим обрядам», но с тем, чтобы не было «соблазнительного для православных публичного оказа-тельства». Смысл был таков, что допускается богослуже­ние в домашних церквах и молельнях. Вместе с этим было предписано прекратить розыски и аресты старообрядче­ских попов. Рогожские алтари остались запечатанными, но это не изменило, по существу, нового поворота дела; культ стал регулярно и без тревоги совершаться в домо­вых церквах рогожских тузов. В 1883 г. был сделан по­следний шаг, возможный для самодержавного режима: было дозволено вообще свободное отправление старооб­рядческого культа, но без колокольного звона, публичных крестных ходов и без права попов и епископов носить обычную священническую одежду. Епископат после этого перестал таиться. Суздальские затворники были освобож­дены, и Геннадий, вернувшись в Пермь, стал совершать торжественные службы с «оказательством», обругал при­става, явившегося составить протокол, и поплатился ад­министративной высылкой в Виндаву. Другие были осто­рожнее и счастливее. В 1884 г. епископ керженский Иосиф, из крестьян деревни Матвеевки под Нижним, по­лучил от светского патрона своей епархии, нижегородско­го миллионера Бугрова, имение с лесной дачей, рядом со своей прежней деревней. В имении для него был вы­строен роскошный дом и подле маленький скит, в котором было поселено несколько монашек. Характернее всего, что «владыка» продолжал официально числиться матве­евским крестьянином и обязан был отбывать все казен­ные повинности. Денежные он платил сам, а «натуральную гоньбу» вместо него отправлял его прежний сосед по деревне за определенное вознаграждение. Пример соци­альной дифференциации на религиозной основе достаточ­но яркий.
БОРЬБА ЗА НОВУЮ ПОПОВЩИНСКУЮ ИДЕОЛОГИЮ
Завершение исканий священства ставило перед старо­обрядчеством две задачи: выработать правильную цер­ковную организацию, которая заменила бы временные чрезвычайные нормы, и определить содержание своей идеологии и отношение к синодской церкви соответствен­но изменившимся условиям. Первая задача была разре­шена быстро, ибо тут у старообрядцев был уже готовый образец в виде проекта Рязанова. Распорядительным ор­ганом остались, как и прежде, съезды делегатов от старо­обрядческих общин, ведавшие всей административной и хозяйственной частью; сверх того стали созываться «ос­вященные соборы» из клириков для разрешения только специальных вопросов вероучения и культа, но и в них принимали участие выборные от мирян. Текущие дела были поручены духовному совету, состоявшему из архи­ереев и избранных священников; этот совет всецело за­висел от старообрядческих съездов и был послушным ору­дием в руках московских капиталистов. Старообрядцы с гордостью говорили, что их организация вполне согласу­ется с канонами, по которым участие в церковных делах предоставляется не только клиру, но и мирянам, в то вре­мя как официальная церковь отклонилась от канонов и стала «цезареанистской». Но в действительности кано­ническая правильность старообрядческой организации была, конечно, под большим сомнением. По существу же старообрядческая церковь, несомненно, отличалась от си­нодальной тем, что она основывалась на свободном всту­плении в нее членов и явилась организацией враждебной крепостному строю силы капитала, в то время как синодс­кая церковь была принудительной организацией, слу­жившей крепостническому реакционному государству.
Вторая задача была много сложнее. Мы видели, что раскол в XVII в. носил догматический характер: маги­ческие формулы культа были для человека XVII в. дог­мой, и, когда Никон заменил старые формулы новыми, он действительно переменил старую веру на новую веру. Двести лет спустя настроение переменилось. Традиция и мученичество освятили старые книги и старые формулы; они стали чем-то родным, с чем сжилось сердце старооб­рядца и что стало знаменем его веры. Но вместе с тем ре­лигиозное сознание не могло остаться на прежней аними­стически-фетишистской основе, хотя пережитки ее держа­лись цепко и стойко. То, что было непререкаемой истиной для московского лавочника или ремесленника XVII в., не выезжавшего за пределы окрестностей Москвы и бив­шегося в тщетной борьбе с треклятыми англичанами, для капиталиста XIX в. казалось суеверием и празднословием. Несмотря на всю живучесть некоторых элементов старого мировоззрения, сквозь толщу таганских и рогожских стен и кафтанов понемногу просачивалась мысль, что, по су­ществу, догматы старообрядчества те же, что и догматы синодской церкви. Несмотря на редакционные разночте­ния, у них одно и тоже писание, один и тот же основа­тель; разница между ними касается только обрядности и точек зрения на отношение церкви к государству. Мы зна­ем, что центр тяжести различия лежал только в этом по­следнем пункте, зависевшем от различного социального состава той и другой церкви. Работа по разрешению во­проса о содержании веры и отношении к синодской церк­ви и к другим старообрядческим толкам затянулась, и только 24 февраля 1862 г. появилось знаменитое «Окру­жное послание единыя, святыя, соборныя, древлеправо-славно-кафолическия церкви». Оно было составлено пер­воначально мирянином Ксеновым и затем санкционирова­но духовным советом. Этот документ был напечатан и разошелся не менее как в 800 000 экземпляров - цифра, которая гораздо лучше свидетельствует о численности по­повщины в 70-х годах, чем официальная статистика: со­гласно последней, по переписи 1897 г., в России было якобы только 447 000 поповцев...
«Окружное послание» прежде всего окончательно и торжественно порывает со старой старообрядческой иде­ологией XVII в. Оно предает анафеме десять «тетрадей», наиболее распространенных в раскольничьей массе, в ко­торых обосновывалась вся эсхатология конца XVI - на­чала XVIII в., цари и патриархи провозглашались анти­христами или антихристовыми слугами, а церковь и свя­щенство - прекратившимися. Эта эсхатология уже дав­но потеряла всякое значение в глазах буржуазных верхов поповщины; теперь устами «освященного собора» всей пастве, пасомой из Рогожского кладбища, объявлялось, что вся эта эсхатология кощунственна и богопротивна, император есть лицо боговенчанное и богохранимое, а церковь будет существовать вечно, ибо врата адовы ее не одолеют. Эта истинная церковь есть старообрядческая церковь; православная синодская церковь тоже не ерети­ческая, ибо она верует в того же самого бога и Иисуса Христа, служит им правильным культом, имеет таинства и святыни, хотя и отличающиеся по внешности от старо­обрядческих. Ее грех не в обрядовых различиях, а в от­ношении ее к старообрядцам. Никон изменил древнецерковные предания, освященные именами патриархов Иова, Гермогена, Филарета, Иоасафа и Иосифа, и насильствен­но заставлял служить новым чином; собор же 1667 г. за­крепил его дело, произнеся клятву и анафему на святое имя Иисуса и двуперстное сложение, и с тех пор офици­альная церковь не перестает мучить и гнать старообряд­цев, не виновных ни в какой ереси, а только в преданно­сти старым обрядам. В этом-то и заключается «важная и богословная вина» отделения старообрядческой церкви от синодальной. Антихрист же, вспоминает опять «Окру­жное послание», еще не пришел, а когда придет, то, по писанию, будет из рода еврейского, из колена Данова, ро­дится от блуда; о дне и часе его пришествия, страшного суда и кончины мира никто не знает, кроме самого Иисуса Христа. Таким образом, «Окружное послание» твердо и решительно определяло вероисповедную и социальную по­зицию поповщинской церкви. Феодальной церкви буржу­азная церковь говорила, что, пока феодальное государ­ство борется с буржуазией, между обеими церквами не может быть примирения. Эксплуатируемой массе она ука­зывала, наоборот, на вершину враждебной ей пирамиды и учила почитать ее и бояться ее. Так фарисейская бур­жуазия общины второго храма, с брезгливостью сторо­нившаяся языческого Рима, говорила стонавшему под нею гам гаарецу (народу земли): «Молись о благополучии правительства; ибо если бы не страх перед ним, то один другого пожрал бы живьем».
Однако «Окружное послание» не сразу достигло цели; вместо того оно сначала внесло в старообрядческую цер­ковь жестокие раздоры, продолжавшиеся почти в течение трех десятилетий. В борьбе, разгоревшейся вокруг «Ок­ружного послания», сказались двоякого рода противо­положности: двойственность социального состава попов­щинской церкви и соперничество гуслицкого капитала с московским. Для серой массы, эксплуатировавшейся бур­жуазными верхами поповщины, все еще не потеряли значения мотивы антихристологии: императорское правительство, которое объявлялось в «Окружном послании» богохранимым и богоустановленным, по-прежнему было для нее Левиафаном, хуже всякого антихриста. Эта не­примиримая позиция была выдвинута прежде всего ни­зами клинцовских и гуслицких раскольников. Протест последних был сейчас же использован гуслицкими капи­талистами, понявшими, какую огромную выгоду они мо­гут для себя извлечь из зарождающейся смуты, если пра­вильно учтут ее значение. Гуслицкие капиталисты и яви­лись руководителями долгой и жестокой борьбы против «Окружного послания» и вместе с тем против московских капиталистов. Как раз в это время первый московский епископ, Софроний, был низложен с кафедры за разные неблаговидные поступки; он сейчас же перешел на сторо­ну гуслицких раздорников и отправился на Волгу, по­всюду заявляя, что московский духовный совет предал древлеправославную веру греко-российской церкви. Эти заявления были приняты сочувственно в некоторых об­щинах Поволжья, кроме более крупных; в 1864 г. Софронием было сформулировано в противовес «Окружному посланию» учение раздорников, резюмирующее отличие старообрядческой церкви от синодской. Синодская и рас­кольничья церкви расходятся не только в способе написа­ния имени одного и того же господа, но под разными именами чтут и разных богов: подлинный бог - Исус Христос; Иисус же, которого чтит никонианская церковь, есть антихрист, родившийся от той же девы Марии спу­стя восемь лет после Исуса. Этот своеобразный домы­сел, изобретенный еще в XVII в. каким-то фанатиком-полемистом, в XIX в. уже не мог импонировать верхам старообрядчества, но последние прекрасно понимали, что учение Софрония вполне в духе тех «тетрадок», ко­торые так хорошо были известны старообрядческой мас­се и пользовались в ее среде прочным и старинным ав­торитетом. Поэтому московские старообрядческие ка­питалисты попробовали замять дело, боясь, как бы спор из-за «Окружного послания» не разрушил с таким тру­дом налаженную организацию. Духовным советом в от­вет на все возражения и недоразумения было издано по­становление, которое, не касаясь учения, изложенного в «Окружном послании», объявляло его не обязатель­ным для руководства. Однако эта полумера не достигла цели; противоокружники, или «раздорники», как их прозвали окружники, ставили необходимым условием примирения официальное осуждение «Окружного послания».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71