Челобитная была утверждена 21 мая на «кругу» Титовского полка, который постановил поддерживать ее требования до последней капли крови: «Надобно, братие, лучше всего постоять за старую православную хри­стианскую веру и кровь свою пролияти за Христа». Было решено идти к царям и к патриарху и требовать восста­новления старой веры. Хованский поддержал весь этот план, заявив, что «вельми желаю, чтобы по старому было в святых церквах единогласно и не мятежно»; он же ут­вердил и «докладчика» от челобитчиков, суздальского протопопа Никиту, прозванного никонианами Пустосвятом (на соборе 1667 г. Никита покаялся, но, как сам по­том признавался, только для виду, чтобы спастись от казни, и теперь опять вернулся к старой вере). Для пред­варительных переговоров с патриархом и правительством стрельцы послали делегацию, в состав которой вошли также представители посадских людей. Патриарх и пра­вительство сначала было ответили решительным отка­зом; но угроза новым погромом была слишком серьезна, и после ряда оттяжек пришлось согласиться на прения о вере. Диспут состоялся 5 июля в Грановитой палате в присутствии царей, Софьи, патриарха; вся площадь перед палатой была занята людским потоком; перед на­чалом диспута толпа едва не растерзала протопопа Ва­силия, присланного патриархом огласить обличение Ни­киты в ереси. Чувствовалось, что все опять шатается.
Ко времени диспута стрелецкое движение, опираясь по-прежнему на московский посад, завязало связи и с крестьянством. Еще во время майских событий стрельцы объявили вольными холопов и уничтожили кабалы в холопском приказе. Став господами положения в Мос­кве, стрельцы принимали в свою среду всех приходивших к ним «гулящих» людей и беглых крестьян и установили в полках обычай казацких кругов, на которых обсужда­лось положение дел и принимались решения о последую­щей тактике. При таком положении Хованский мог 5 июля кончить дело одним ударом, но почему-то на это не решился. Поэтому диспут кончился ничем, и стрельцы мирно разошлись, а правительству удалось через неделю выловить и арестовать Никиту и других видных агита­торов. Положение двора все же было отчаянное, и он должен был выехать из Москвы в Коломенское. Хован­ский после диспута продолжал идти к своей цели. Как выяснил последующий розыск о его деле, московские прения о вере должны были послужить предлогом к ре­волюции по всему Московскому государству. Обнаружи­лось, что Хованский за достижение престола обещал по­садским людям уничтожение воевод и приказных людей и проведение контрреформации: «Патриарха и властей поставить, кого изберут народом, которые бы старые книги любили». Орудием революции должны были быть стрельцы: они должны были прийти неожиданно в город и перебить царей, Софью, патриарха и власти. Хован­ский не брезговал и крестьянством и ничего не имел про­тив бунта крестьян в дворянских поместьях. В развитии хованщины и политическая и религиозная цели движе-

ния не скрывались даже его рядовыми деятелями. «Пора, государыня, давно вам в монастырь, полно вам царст­вом-то мутить»,- отвечали стрельцы на угрозу Софьи уехать из Москвы во время прений о вере.
Однако честолюбивым планам Хованского не суж­дено было осуществиться. Удобный момент для перево­рота он упустил, а затем обнаружилось, что стрельцы не были надежной опорой; в их среде очень скоро началось разложение. Индифферентное к вопросам веры мень­шинство не хотело идти на защиту старой веры с оружи­ем в руках: это-де дело патриарха и попов, а стрельцам сюда мешаться нечего. Учитывая такие настроения, пат­риарх и правительство энергично стали действовать среди стрельцов подкупом. Хованскому и посаду прихо­дилось ждать, когда какое-нибудь событие опять подни­мет настроение и сплотит стрельцов.
Тем временем подошла осень. Не дожидаясь атаки со стороны врага, Софья в сентябре решила действовать сама. Особый отряд из придворных был послан взять Хованского, и он погиб на плахе, предварительно, по словам Аввакума, битый батогами, как мученик за ста­рую веру; а к Москве было стянуто дворянское ополче­ние, которое быстро справилось с новым стрелецким бун­том после казни Хованского. Со стрельцов взяли прися­гу, что они больше к мятежникам-раскольникам приста­вать не будут и казачьих кругов заводить не будут, все крестьяне и «гулящие» люди, записанные в это смутное время в полки, были отставлены от службы и розданы по крепостным грамотам помещикам; наконец, застави­ли стрельцов подать челобитную об уничтожении столба на Красной площади. Начальником стрелецкого войска был назначен безродный дворянин Шакловитый, выслу­жившийся из простых подьячих. Большего унижения нельзя было и придумать. И только после этого Софья и двор решились под охраною дворянского ополчения вернуться в Москву. Теперь правительство озаботилось проведением новых репрессивных мер против раскола. Они суммированы в знаменитых 12 статьях указа 1685 г. Указ предписывал жечь в срубе за хулу на церковь, за распространение мятежа, за подговор к самосожжению, за возвращение в раскол после покаяния; казнить смертью перекрещивающих в старую веру; бить кнутом и ссылать тайных раскольников и укрывателей. Имения казненных и ссыльных конфисковались, ибо «сыщикам много шло государевой казны». Только теперь начались настоящие гонения и облавы, перед которыми прежние «мучительства» были ничто.
Проиграв хованщину, боярская и посадская фронды должны были или подчиниться, или уйти. Подчиниться они не хотели, оставалось уйти. Уходя из победившего их антихристова государства, руководители отщепенцев должны были организовывать жизнь на новых началах. Так, братья князья Мышецкие (Андрей и Семен Дени­совы) организовали Выгорецкую обитель; купеческие эмигранты из Москвы, Коломны и других городов еще ранее 1685 г. образовали целый ряд слобод в Стародубье. Для всех них государство, из которого они уходи­ли, было антихристовым, но не только в эсхатологиче­ском, сколько в боевом смысле. Себя эмигранты счита­ли адептами истинной христианской веры. Поскольку го­сударство гнало их, постольку оно вооружалось против этой истинной веры и было антихристовым. Поэтому с самого начала общины, основанные боярской и посадской эмиграцией, рассчитывались не на смерть, а на жизнь. Выгорецкая община стала скоро огромным хозяйствен­ным предприятием; а трудами стародубских раскольни­ков, вынужденных после 1685 г. переселиться на пустын­ный остров Ветку, в пределах уже литовско-польского государства, «пустая места и зверопаственная населяхуся, и вместо древес людей умножение показася, трава и терния растущая в вертограды и садовия обратишася, гради втории показашеся». Купцы продолжали зани­маться там торговлей и управлялись выборными людь­ми - «были по выбору старосты и выборные с переменое ежегодно». Культ на Выге и в Стародубье - Ветке установился различным образом, но история его принад­лежит уже XVIII в. Отметим только в заключение, что, как только правительство смягчило свое отношение к расколу, посадские старообрядцы сейчас же признали его. На Выге еще при Денисовых ввели молитву за царя после разрешения свободы богослужения ценою двойного оклада; стародубцы и ветковцы вели партизанскую вой­ну против шведов и временно были оставлены за это в полном покое.
КРЕСТЬЯНСКАЯ ЭСХАТОЛОГИЧЕСКАЯ РЕФОРМАЦИЯ
Посадская и боярская фронды были для дворянского государства далеко не так опасны, как крестьянская ре­волюция. Недаром в условиях, продиктованных стрельцам, дело Хованских поставлено на последнем месте в самой краткой и общей форме («в дело Хованских не вступаться»), о посадских людях совсем не говорится, а все прочие условия направлены против союза стрельцов с крестьянством и против проникновения казацких обы­чаев в стрелецкую среду. Только что перед хованщиной Московское государство пережило одно из наиболее страшных проявлений крестьянского протеста - бунт Разина, стихийный и беспорядочный по своей форме, но чрезвычайно опасный по существу. Этот бунт был только одним из проявлений крестьянской революции второй по­ловины XVII в.; другим проявлением, не менее стихий­ным и не менее ужасным, была крестьянская эсхатологи­ческая реформация, в форму которой вылился крестьян­ский раскол, с ее кошмарами самосожжений, каратель­ных экспедиций и массовых казней. Ближайшим образом эта-то реформация нас в настоящий момент и интере­сует.
Если для посадских людей XVII век был веком по­степенного превращения в тягловое сословие, наполняю­щее казну Московского государства, то для крестьянства XVII век был веком окончательной ликвидации договор­ных отношений и превращения крестьян в быдло, в ра­бочий инвентарь помещика. Нам нет надобности здесь перечислять все тяжкие для крестьян правительственные акты, которые безостановочно издавались после оконча­ния смуты и завершились Соборным Уложением 1649 г., - они достаточно общеизвестны. Закрепощенное этими ак­тами крестьянство стало готовой и плодотворной почвой для раскола, давшего на ней обильные и совершенно своеобразные всходы.
Основная идея русской крестьянской реформации XVII в., как и всякой другой аналогичной реформации, например немецкой крестьянской реформации XV в. или иудейской крестьянской реформации I в., заключается в признании торжества зла в мире. Зло это персонифици­руется или идеализируется различно, в зависимости от условий момента; но описывается оно и его торжество везде более или менее одинаково. Раскольничья песня говорит, что «градские законы» все истреблены, так же как и соборы верных, а сонмы мерзостей умножены и зло торжествует в мире:
В сластолюбии которые - тех почтили все,
На седалищах первыми учинили,
А собор нищих возненавидели.
Лихоимцы все грады содержат,
Немилосердные - в городах первые,
На местах злые приставники.
Весь прежний жизненный обиход, «градской закон», нарушен, и на седалище власти воссели сластолюбцы и лихоимцы. Мир оказался во власти темных сил. Остава­лось найти эту темную силу, определить ее сущность и установить свое отношение к ней. Цитированная нами песня находит причину торжества злого начала в дейст­вии антихриста: «Страх антихристов мир устрашил».
«Антихристова» идеология не сразу явилась во все­оружии на арену борьбы. Первые ее зачатки зародились в крестьянской среде во время народных бедствий 50-х го­дов. В 1654 г. прошла страшная моровая язва, истребив­шая в некоторых деревнях все население поголовно; тру­пы, хоронить которые было некому, сгнивали в домах, отравляя воздух. Вслед за этим несчастным годом пошли жестокие голодовки 1655-1656 гг. Крестьяне употребля­ли для борьбы с этими бедствиями обычные традицион­ные средства: опахивали селения, старались умилости­вить божество построением ему церквей, искали и находи­ли новые божества - чудотворные иконы, которые, как говорит летопись, спасали от мора целые города. Но сред­ства оказывались малоудовлетворительными, и как бы в ответ на них разгневанное небо показало новое знаме­ние: «хвостатую звезду и кровавые столпы». Как раз в это же время Никон вершил свою реформу, и была ра­зослана первая партия новопечатных книг. Совпадение этой реформы с небесными и атмосферическими явле­ниями сразу дало сельскому клиру возможность связать небесные явления с земными. «Зрите, православные, зри­те знамение гнева господня, излия бо вышний фиал яро­сти своея грех ради наших; и за то всеблагий творец род христианский наказует, что многие пошли по следам вра­га божия и пречистыя богородицы - волка Никона». Другие проповедники, как старец кожеозерский Ефрем и «подобные ему суемудренники и прелестники», высту­павшие во время голодовки 1655 - 1656 гг., проповедова­ли, что голод будет семь лет и причиною ему уже родив­шийся антихрист, а антихрист этот и есть Никон.
После собора 1656 г. «антихристова» идеология полу­чила книжническое оформление и была впервые сфор­мулирована в систематическом виде архимандритом Новоспасского монастыря Спиридоном, из рода бояр По­темкиных. В 1659 г. он выступил со своеобразным изображением исторического процесса в виде ряда последо­вательных отступлений церкви от истинной веры, причем каждое следующее отступление отделялось от предшест­вующего в 10 раз меньшим сроком. Сатана, говорит По­темкин, был связан при воскресении Христа на 1000 лет; когда он по прошествии этого срока был освобожден, произошло первое отступление - латинский Запад отде­лился от единой церкви; через 600 лет было второе отступ­ление - отступила от истинной веры Западная Русь, при­няв унию; еще через 60 лет отступила от истинной веры Москва, приняв реформу Никона; через шесть лет, в 1666 г., будет «последнее отступление», придет сам анти­христ, путь которому подготовляют теперь никониане, истребляя «святые догматы». Спиридон еще не называет антихристом Никона, но другие клирики были решитель­нее. Они пустили в ход легенду, записанную впоследст­вии в житии инока Корнилия, что якобы еще старец Елеазар Анзерский, в скиту которого жил первоначально Никон, видел вокруг шеи Никона «змия черна и зело ве­лико оплетшеся». Хронологические расчеты Потемкина показались вполне надежными, так как к тому же 1666 г., хотя и иным путем, приходила также и изданная в 1619 г. в Киеве полемическая «Книга о вере», которая среди сторонников старой веры пользовалась большим авторитетом. В своеобразном преломлении эти ученые выкладки доходили до крестьянской массы и укрепляли среди нее эсхатологические ожидания. Агитация нашла в крестьянстве для себя благодатную почву и сейчас же принесла обильные и своеобразные практические резуль­таты.
Крестьянскому сознанию были чужды споры о пра­вильности или неправильности старых богослужебных формул, крестьянин не понимал значения этих формул и не был по отношению к ним столь же консервативен, как профессиональный клир или более или менее начитанное посадское население.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71