«Сие лето на конце явися, в оньже чаем всемирное тор­жество пришествие твое». Такая же приписка повторя­ется в летописях XV в., и ею оперируют в поучениях тог­дашние иерархи.
Новгородская ересь появляется одновременно с оживлением эсхатологических чаяний. Иосиф приводит со слов Геннадия имена первых новгородских еретиков с обозначением их профессии: из 23 лиц 15 человек - священники, или крылошане, или сыновья священников, а остальные, судя по прозвищам (Гридя Клоч, Мишук Собака, Васюк Сухой и др.), принадлежали к московской партии, состоявшей главным образом из черных людей, которые ожидали от соединения с Москвой дешевого хлеба. Если мы вспомним, что новгородское белое духо­венство так же, как черные люди, было в полном подчи­нении у боярства и архиепископа, то для нас ясны будут причины московских симпатий церковной части новго­родских еретиков. Идеология еретиков также коренится в перипетиях партийной борьбы конца XV в. и, с одной стороны, развивает доктрину стригольников, поскольку эта последняя критиковала вероучение и обрядность феодальной церкви, с другой стороны, вооружается про­тив эсхатологических ожиданий боярской партии, кото­рые, до известной степени, были, конечно, приемом пар­тийной борьбы, средством воздействия на суеверный черный люд. Доводы еретиков были обставлены таким ученым аппаратом, с которым представителям феодаль­ной церкви, привыкшим к начетническому методу, бороться было трудно. Еретики воспользовались всеми теми источниками культурного просвещения, какие пре­доставляла широкая новгородская торговля, и не только знали такие библейские книги, как кн. Бытия, Царств, Притчи, Иисуса сына Сирахова, которые не были изве­стны даже архиепископу Геннадию, но имели понятие о таких отцах церкви, как Дионисий Ареопагит, знали ло­гику и познакомились со средневековой иудейской кабба­лой, астрономией и астрологией. Последнее обстоятель­ство и дало Иосифу Волоцкому возможность, предвосхи­щая метод «истинно русских» людей начала XX в., найти сразу и безошибочно корень зла: «Жидовин именем Схария... диаволов сосуд и изучен всякого злодейства изобретению, чародейству же и чернокнижию, звездозаконию же и астрологы», приехавший в 1471 г. в Нов­город, и еще три других «жида» из Литвы, приехавшие вслед за Схарией, «прельстили» первых еретиков, попа Дениса и протопопа Алексея; «жиды» научили их «жидовству», велели втайне быть «жидами», а снаружи ка­заться христианами и превратили их в самых ревностных пропагандистов «жидовства».
Открыв таким образом корень ереси, Иосиф немного ниже рассказывает, что Иван III, посетивший Новгород в 1480 г., взял с собою Алексея и Дениса и определил первого протопопом в церковь Успения, а второго - по­пом к Михаилу Архангелу. Чувствуя, что такой посту­пок царя по отношению к «явным жидам» был чисто антихристовым действием, и не решаясь в то же время отождествить великого князя с антихристом, Иосиф объ­ясняет этот пассаж тем, что Алексей «волхвованием подойде державного». Но эта лазейка не может спасти схемы Иосифа от краха в глазах всякого непредубеж­денного критика, и мы сейчас увидим, что в религиоз­ных воззрениях еретиков, по существу, «жидовства» почти не было.
Москва была для боярской партии в Новгороде цар­ством антихриста. Еретики, как представители москов­ской партии, прежде всего должны были опровергнуть это воззрение. Они не поступили в этом случае так, как поступил московский летописец, предложивший новгородцам «на себя оборотиться»: это-де в «окаянную Мар­фу» вошел «прелестник-диавол», а Ивану III, напротив, в походе на Новгород сопутствовали ангелы. Для начи­танных новгородских еретиков такое состязание было не нужно. Им был известен иудейский «Шестокрыл», кни­га, очень распространенная в то время между книжными людьми из среды городского духовенства; и из этого «Шестокрыла» помимо всякого Схарии и иных «жидов» еретики могли узнать, что по иудейскому счету от сотво­рения мира прошло почти на 750 лет меньше, чем по христианскому; а так как иудейский счет велся по ори­гиналу, по еврейской библии, а не по александрийскому переводу (в котором хронологические данные не сходят­ся с еврейскими) и так как, далее, после окончания биб­лейских времен, иудеи вели счет времени по прежнему, библейскому способу, а официальная церковь пользова­лась языческим юлианским календарем, то еретикам было ясно, какому летоисчислению нужно отдать пред­почтение. А раз в 1492 г. будет не 7000, а только около 6250 лет от сотворения мира, то, значит, все толки о втором пришествии не имеют под собою никакого осно­вания и Москва ничего антихристова в себе не содержит. Но, начав с критики эсхатологических представлений, еретики не ограничились ею и пошли дальше. Они пере­шли к критике новгородской феодальной церкви. По их мнению, эта церковь, которая противополагает себя мо­сковскому государству как антихристу, в действитель­ности сама полна всяческих заблуждений и учит явным несообразностям. Церковь говорит, что надо поклонять­ся кресту и иконам как божественным вещам, но «то суть дела рук человеческих, уста имут и не глаголют; подобны будут вси надеющияся на ня», - и еретики не только не поклонялись кресту и иконам, но «хулили и ругались им», бросали их «в нечистые и скверные ме­ста», вырезали из просвир изображения креста и бро­сали их собакам и кошкам. За критикой иконопоклонства следовала критика богочеловечества Иисуса Христа. Его еретики считали пророком, подобным Моисею, но не равным богу-отцу, находя, что немыслимо «богу на земле снити и родитися от девы, яко человек»; бог един, а не троичен, ибо в рассказе о явлении бога Аврааму у дуба Мамвре ясно говорится, что тут были бог и два ангела, а не три лица троицы. Другими словами, ерети­ки были строгие монотеисты и отрицали все предметы культа, которые хотя бы косвенно напоминали о политеизме - иконы, мощи, кресты и т. д. Но учение Христа еретики не только не отвергали, но даже совершали ев­харистию, понимая ее, однако, в реформатском духе: хлеб - просто хлеб, вино - просто вино, это только символы, а не подлинное тело и кровь Христовы.
За критикой вероучения шла критика церковной ор­ганизации. Мы не знаем, как относились еретики к выс­шей церковной иерархии, но следует предполагать, что они отвергали ее, по крайней мере, Геннадий обличает одного из еретиков, чернеца Захара, который не прича­щался сам и не причащал других на том основании, что не у кого причащаться, ибо все поставлены «на мзде» - старый стригольнический мотив. После этого мы можем поверить Иосифу, который уверяет, что еретики считали монашество противным евангельскому и апостольскому учению, ибо ни Иисус, ни апостолы не были монахами, и что даже более того - объясняли происхождение «об­раза иночества» кознями диавола: основателю монаше­ства Пахомию являлся-де вовсе не ангел, как обычно думают, а бес в темной одежде, какую носят монахи, а не в светлой, как ангелы. Естественно, что еретики вслед за этим выражали сомнение в существовании загробной жизни и отвергали главную функцию молитвенников - молитвы за умерших: «А что то царство небесное, а что то второе пришествие, а что то воскресение мертвых? Ничего такого нет, умер ин, то умер, по та место и был...»
Вполне понятно, что новгородские еретики при таких взглядах на феодальную церковь и на монашество легко приобрели «ослабу» и даже покровительство у москов­ского князя. Покончив в 1478 г. с новгородской самостоя­тельностью, Иван III воочию доказал новгородскому боярству и князьям новгородской церкви, что они были по-своему правы, считая Москву царством антихриста. Главарей ереси, священников Алексея и Дениса, москов­ский князь, как мы уже говорили, приблизил к себе и назначил к придворным храмам, а архиепископа Феофила, не желавшего примириться с московской властью, снял с кафедры и заточил в одном из московских мо­настырей. Обезглавив новгородскую церковь, он подо­рвал и ее экономическую базу, переписав на «московско­го государя» сначала 10 владычных волостей и полови­ну владений шести богатейших монастырей, а затем, в 1499-1500 гг., еще свыше половины владычных и монастырских имений. Несколько лет спустя он перевез в Москву и владычную казну. Такая же экспроприация постигла и сливки новгородского боярства. Новгород­ские сеньеры были сломлены; новгородская церковь ста­ла частью московской волости - владыку стал назна­чать князь по соглашению с митрополитом, и первым делом московских «пастырей» было введение в Новго­роде культа московских святых, митрополитов Петра и Алексея и Леонтия Ростовского. Антихрист торжество­вал...
Таким образом, противоестественный на первый взгляд союз «благоверного» московского князя с «жи-довствующими» еретиками находит себе вполне ясное объяснение: у союзников был один и тот же социальный враг. Но любопытный оборот дело получило в Москве, куда ересь перекинулась после падения Новгорода и где она получила новый вид связи с борьбой московских партий, разгоревшейся вокруг вопроса о монастырских землях.
БОРЬБА ЗА ЦЕРКОВНЫЕ ЗЕМЛИ
Наблюдая за ходом новгородского разгрома, Иосиф Волоцкий с ужасом видел, что за Новгородом будет черед и Москвы, ибо князь не скрывал своего намерения пов­торить новгородский секуляризационный опыт в своих основных владениях над московскими боярами и мона­стырями; казалось, что он окончательно обольщен ере­тиками, которые теперь укрепились в Москве. Действи­тельно, еретические священники Алексей и Денис, поставленные к придворным московским церквам, пере­несли ересь в среду московского общества, где она, од­нако, стала распространяться среди лиц иного круга, чем в Новгороде. Душою ее стал великокняжеский дьяк Федор Курицын, который был, по-видимому, просвещен­ным для своего времени человеком, отличался вольно­думством и любил повторять цитату из апокрифического Лаодикийского послания: «Душа самовластна, заграда ей вера». Он устроил у себя «салон», в котором собира­лись его единомышленники-рационалисты, но среди этих последних мы не встречаем ни одного представителя бюргерства. Напротив, в Москве к ереси примкнули представители той общественной группы, которая в Нов­городе была ее провинцией, - представители старого боярства. Надвигавшаяся на боярское вотчиновладение угроза конфискации ставила под вопрос дальнейшее существование боярского сословия. Грозе нужно было дать другое направление, и боярство в борьбе за само­сохранение решилось пойти на такую жертву, как за­гробный покой своих предков. Антимонашеская идеоло­гия еретиков, которые денно и нощно твердили князю, что не пристало монахам владеть вотчинами, была бояр­ству как нельзя более на руку, и видные его представи­тели примкнули к ереси, заняв среди еретиков даже руководящее положение; в числе главарей ереси наши источники называют княгиню Елену, жену сына Ива­на III от первого брака, Иоанна Молодого, и таких круп­ных бояр, как князь Иван Юрьевич Патрикеев и Семен Иванович Ряполовский. Конечно, их интересовала не столько идеологическая, сколько практическая борьба, они не дремали и провели на митрополичий престол Зосиму, который был горячим сторонником секуляриза­ции монастырских владений.
Пока ересь была только в Новгороде, ортодоксально-монашеская партия, осифляне, получившие эту кличку по имени вождя, Иосифа Волоцкого, довольно равно­душно внимала ламентациям новгородского архиепи­скопа Геннадия, хотя последний был назначен из Моск­вы и был другом Иосифа. Но когда ересь завоевала «командные высоты» в Москве, когда о ней заговорили во всех московских домах и на московских базарах, когда еретики стали даже поговаривать, что следовало бы созвать собор о вере, осифляне обеспокоились и на­чали ожесточенную контратаку, одним из ее проявлений и была уже упомянутая обличительная книга Иосифа «Просветитель». Книга на три четверти была заполнена изобличениями ереси, почерпнутыми из писания, но, справедливо полагая, что на князя и его приближенных эти доказательства не действуют, Иосиф не брезгует и другими аргументами. Князя он попробовал запугать угрозой бунта подданных с благословения церкви; он многозначительно, хотя и мимоходом, говорит, что, ко­нечно, надо повиноваться царю, но только такому, какой является подлинным божиим слугой, если же царь имеет «скверные страсти и грехи», в особенности «злейши всех неверие и хулу», то такой царь «не божий слуга, но диавол, и не царь, но мучитель» - «и ты убо такого царя или князя да не послушаеши». А по адресу еретиков Иосиф не брезгует клеветой и доносом. Он пишет, что еретики, «всегда собирающиеся тайно по всех местах, идеже кто обреташеся, и жертвы жидовския жряху, и пасху жидовскую и праздники жидовские творяху». Несмотря на всю очевидную нелепость этих обвинений, они, по-видимому, оказались более действенными, чем обличения от писания. Был назначен сыск об еретиках в Новгороде и в Москве, и в 1490 г. Зосима был вы­нужден созвать первый собор на еретиков, которому были преданы сторонники ереси, обнаруженные сыском в Новгороде и в Москве. Из приговора этого собора, ос­нованного на розысках Геннадия и московских сыщиков, мы и заимствуем те сведения о доктрине новгородских еретиков, которые приведены выше. Несмотря на тот мутный источник, из которого заимствовал свои сведе­ния собор 1490 г., все-таки его суждению приходится придавать более веры, чем домыслам Иосифа. Приговор собора над еретиками оказался, однако, не столь реши­тельным, как того желали бы противники ереси. Вместо беспощадной казни, которой требовал для еретиков Ген­надий, - с еретиками, по его мнению, нужно было не о вере говорить, а «жечи и вешати» - они были только отлучены от церкви и преданы проклятию. Великий же князь, в распоряжение которого еретики были отданы собором для «градской казни», ограничился тем, что несколько лиц, считавшихся главарями ереси, пригово­рил к заточению, а других - к более легким наказаниям.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71