На этот раз он был чуточку сильнее. Затаив дыхание, жрец
осторожно нагнулся и заглянул в расселину. Из клубов удушливого пара на
него смотрели два огненных глаза, каждый размером с ладонь, затем из
уродливой пасти показался длинный раздвоенный язык. Криболай закричал от
ужаса и бросился бежать. Однако ноги отказались повиноваться ему, жрец
рухнул на землю. Он лежал и наблюдал, цепенея от ужаса, за тем, как из
белесого облака появляется гигантский змей, тот самый, которого в Дельфах
величали Пифоном.
Пифон взобрался вверх по треножнику, обвил тело Аристоники и
уставился на нее немигающими зрачками. Затем он медленно раскрыл пасть и
начал надвигаться на жертву...
Объятия Мрачного гостя были подобны прикосновениям медных канатов, а
ласки неистовы. Аристоника задыхалась от наслаждения, чувствуя, как
могучие руки все крепче обхватывают ее тело и оно начинает растворяться,
содрогаясь восторженной негой...
Пасть чудовища растягивалась подобно цветку росянки. Затем она
приблизилась вплотную к голове жертвы и разом заглотила ее, сомкнув зубы
на груди и плечах...
Лицо ласкали неистовые поцелуи. Аристоника кричала от восторга и
целовала Мрачного гостя. Внезапно она перестала видеть, должно быть,
Мрачный гость коснулся губами ее глаз, и в тот же миг ее тело пронизал
приступ оргазма, сладкими волнами прокатившийся от живота до самой шеи...
Жрец, широко раскрыв глаза, следил за тем, как Пифон, словно огромный
чулок, наползает на тело пифии. Сначала скрылась голова, затем плечи,
туловище вместе с прижатыми к нему руками. Женщина наполовину исчезла в
огромном чешуйчатом коконе, а ее обнаженные ноги еще подрагивали то ли от
боли, то ли от наслаждения. Криболай пытался выползти из грота, но тело не
слушалось его, а глаза упорно не хотели зажмуриться и избавить жреца от
ужасного зрелища...
Наслаждение становилось невыносимым. Его влажные стебли проникали
внутрь, обжигая каждую молекулу тела жаркими поцелуями. Краем сознания
Аристоника чувствовала, что близок предел, которого она уже не сможет
перенести. Пифия пыталась вырваться, но наслаждение не отпускало и
чувственность торжествовала над разумом...
Тело громадного гада перекатывалось неровными выступами - все, что
осталось от Аристоники. Последними исчезли розовые пятки, с которых
стекали струйки любовной влаги, яда и пота. Змей, желая продлить
удовольствие, покусывал жертву клыками. Сделав натужное движение мышцами,
он затолкал женщину в свой необъятный желудок. Раздвоенный язык облизал
морду. Затем - Криболай мог поклясться! - он сладко рыгнул...
Любовные волны обволакивали тело, совершенно растворяя его.
Аристоника поняла, что умирает. Но ей было уже все равно. Немеющими губами
она целовала вдруг ставшую шершавой кожу мрачного гостя и безмолвно
кричала от восторга. И вот пришел миг, когда она растворилась целиком...
Пифон повернул голову и мрачно уставился на жреца. Он испытывал
желание убить и этого человека. Не съесть - змей был уже сыт, - а просто
заглянуть в его глаза своими холодными зрачками и сжать трепещущее от
ужаса тело стальными кольцами. Пифон ненавидел людей. Но у него не было
приказа убивать кого-либо, кроме сидевшей на треножнике женщины. Потому он
ограничился тем, что плюнул на ногу Криболая струйкой яда, от которого
плоть загнивает и медленно разлагается, и, тяжело переваливаясь плотно
набитым туловом, пополз обратно под землю. Для того, чтобы уйти, ему
потребовалось сначала вылезти наружу целиком - расселина была слишком узка
и он не мог развернуться в ней. Пифон извлекал свое тело длинной спиралью,
пока не заполнил им половину грота. Бросив в последний раз безжизненный
взгляд на лишившегося чувств жреца, змей сунул голову в ядовитое облако и
заскользил вниз - в бездну. Минуло еще несколько мгновений, и он исчез
совершенно, оставив в гроте разбитого страхом человека и покореженный
треножник, по которому стекала ядовитая слизь...
- По крайней мере это была сладкая смерть, - философски заметил
Ариман, сминая умершую душу в комок. - Сладкая смерть. Я б не желал, чтобы
моя смерть была столь сладкой...
Мир полон загадочных существ. Где-то в глубинах земли и в океанской
бездне живут чудовища, принять которых наше сознание не в силах. И как
знать, быть может, наступит завтра и они выйдут на свет и нам придется
понять их или убить. Ибо непонятное - опасно.
Мир полон загадочных существ...

Человек привык склонять голову перед пурпуром. Пурпур - цвет царя,
жреца, героя. Пурпур - цвет власти и отваги.
Пред облаченным в пурпурный плащ Эмпедоклом склонялись как перед
богом.
Каждый выход мудреца в город походил на триумф. Этот не был
исключением. Эмпедокл гордо восседал на поджаром пепельном жеребце, за его
спиной развевались багровые волны фароса, голову украшал небольшой венок,
сплетенный из золотых листьев. На улицах, по которым он следовал, стояли
толпы людей, восторженно приветствовавших мудреца. Многие не
ограничивались радостными криками, но и опускались на колени, моля о чуде.
Даже аристократы и те слезали с коней и почтительно кланялись.
В такие мгновения на бледном лице Эмпедокла появлялось подобие легкой
улыбки и он простирал над толпой руку. Поговаривали, этот жест излечивал
от бесчисленного числа хворей. Так это или нет, но доподлинно известно,
что многие неизлечимо больные выздоравливали, будучи осенены перстами
волшебника из Акраганта.
Однако люди жаждали видеть чародея не только ради того, чтобы обрести
здоровье. Взгляд Эмпедокла даровал мудрость. И многие желали стать мудрее.
В толпе было немало иноземцев, прослышавших о великом философе. Они
также хотели увидеть его, чтобы потом было о чем рассказать по возвращению
на родину. Ведь байки о чародеях вроде Пифагора Самосского или Фалеса
Милетского были с недавних пор чрезвычайно популярны в Элладе. Слава
мудрецов постепенно затмевала славу тиранов и даже победителей Олимпиад.
Ведь мудрецы несли в себе частицу высшего разума, ныне почти утраченного
землею.
Отвечая на приветствия горожан легкими поклонами, философ,
сопровождаемый донельзя гордым за своего учителя Павсанием, проследовал к
Зеленому холму, что близ рыночной площади, где должна была состояться
церемония закладки храма Зевса.
Тиран Ферон и знать Акраганта были уже здесь. Пышно разодетая публика
терпеливо дожидалась появления мудреца. Конечно же, царедворцы были
недовольны той неспешностью, с какой Эмпедокл прибыл на холм, но ни один
не рискнул упрекнуть его ни словом, ни даже взглядом. Мало того, едва
только мудрец успел слезть с коня, как к нему тут же почтительно
приблизились сам Ферон и его ближайшие советники.
- Приветствую великого мудреца. - Ферон почтительно склонил голову.
Эмпедокл не остался в долгу и также отвесил поклон.
- Рад видеть мудрого владыку.
- Нам надо поговорить.
С этими словами тиран взял мудреца под локоть и увлек его за собой в
сторону трех зеленеющих дубов. Свита и Павсаний приотстали, чтобы не
мешать беседе великих.
Искоса поглядывая на шагающего рядом философа, Ферон спросил:
- Как идут твои дела, мудрейший Эмпедокл?
- Превосходно, благородный Ферон.
- По городу ходят слухи, что на твой дом было совершено нападение.
- Да? - Эмпедокл изобразил недоумение. - И кто же, позволь спросить,
напал на меня?
- Тебе лучше знать.
Ферон остановился под сенью одного из дубов и улыбнулся. Тиран был
чуть ниже мудреца, но кряжист и могуч. Поговаривали, что он может поднять
лошадь. Ферон был воин и совершенно не умел притворяться, потому улыбка
его походила скорей на гримасу. Эмпедокл был куда более искушен в подобной
игре. Придав лицу благожелательное выражение, он сказал:
- Но я ничего не знаю. По-видимому, мудрый владыка Акраганта,
окруженный толпой верных слуг, осведомлен лучше меня.
Тиран нахмурился.
- Ты удивляешь меня, Эмпедокл, ища ссоры по пустякам. Я и не думал
приставлять к тебе сикофантов. Булочник Терм, живущий напротив, случайно
видел, как через стену, окружающую твой дом, ночью перелезали несколько
молодцов. Булочнику показалось, что у них были недобрые намерения.
- Выходит, Терм обладает даром читать мысли? - предположил Эмпедокл.
- Нет, он обладает зоркими глазами и заметил, что под плащами этих
людей блестели мечи.
- А твой булочник случайно не видел, как эти люди покинули мой дом?
- Нет, он лег спать.
- Вот как. Жаль... Знаешь, - Эмпедокл подмигнул тирану, - я не видел
этих людей. Думаю, они поняли, что я уже отдыхаю, и не захотели тревожить
мой покой.
- Верно, так оно и было, - сказал Ферон, поправляя висящий на боку
меч. - Но на следующее утро в одном из моих полков недосчитались
нескольких наемников.
- Ты обвиняешь меня в убийстве?
- Нет, что ты. К тому же ты вправе убить любого, вторгнувшегося в
твой дом с мечом в руке, да еще и ночью. Я просто хотел бы узнать судьбу
своих воинов.
- Все очень просто, Ферон. Они получили жалованье и дезертировали.
- Действительно, все очень просто, - вновь подозрительно легко
согласился Ферон. - Наверно они и впрямь дезертировали. Но они не получали
жалованья!
Эмпедокл провел пальцем по коре дерева, раздавив упрямо ползущего
вверх муравья. Тиран внимательно следил за ним.
- К чему этот разговор, Ферон?
- Да ни к чему. Просто меня интересует, куда это подевались мои
воины?
- Ты полагаешь, что мудрец и его ученик способны разделаться с
десятком вооруженных гоплитов?
- С двенадцатью, - поправил Ферон. - Нет, конечно же, я уверен, что
ты здесь ни при чем. Но мне очень хочется узнать судьбу этих воинов.
Очень!
- Спроси у богов.
- Спрашивал. Не отвечают. Может быть, ты спросишь у них? Ведь боги
наделили тебя даром пророчества.
На лице мудреца появилась усмешка.
- Хорошо, я займусь этим сразу после церемонии. Ты сказал мне все,
что хотел?
- Почти.
- Тогда давай на время отложим наш разговор и займемся более важными
делами. Нас уже заждались.
Эмпедокл указал на вершину холма, где должно было развернуться
строительство и где все было готово к открытию церемонии. Ферон не стал
возражать.
- Будь по-твоему, Эмпедокл.
Натянуто улыбнувшись друг другу, собеседники двинулись по тропинке на
вершину холма...
Держава Ферона процветала. Особенно сейчас, когда было разгромлено
огромное войско пунов и сикелийские тираны овладели почти всем островом. А
что служит лучшей памятью о владыке, приведшем свое царство к расцвету?
Конечно, храм. Ферон намеревался воздвигнуть храм, равного которому нет ни
в одном эллинском полисе. Гигантское здание должно протянуться на двести
пятьдесят локтей в длину и сто двадцать пять в ширину. Свод будут
поддерживать пятьдесят локтей в длину и сто двадцать пять в ширину. Свод
будут поддерживать пятидесятифутовые колонны, а перед входом тиран повелел
поставить статуи громадных атлантов.
С этими статуями произошла странная история. Ферон пожелал, чтобы
храм украшали самые прекрасные скульптуры в мире. Потому был объявлен
конкурс на изготовление фигур атлантов. В назначенный день пятнадцать
мастеров с Делоса, Коринфа, Сиракуз, Тарента, Самоса и самого Акраганта
представили на суд тирана модели будущих изваяний. Победил никому не
известный мастер со странным именем - Гиптий. Однако за назначенным
вознаграждением скульптор не явился. Ничуть не обескураженный этим, Ферон
приказал придворным камнетесам начать изготовление фигур, а награду
мастеру выплатить как только он объявится. Награду немалую - пятьсот
драхм! Весь мир должен знать, что в Акраганте приветливо относятся к людям
искусства. Ведь они придают блеск державе, а значит и ее владыке.
Контуры статуй уже были обозначены в мраморных глыбах. Не пройдет и
пяти месяцев, как они будут готовы. Но прежде нужно было воздвигнуть сам
храм.
Пока же рабы-пуны выкопали лишь небольшой котлован, куда сегодня
будет заложен памятный камень. По решению граждан Акраганта честь
установить камень была оказана двум славнейшим жителям города - владыке
Ферону и мудрецу Эмпедоклу. Поглазеть на церемонию пришли многие тысячи
акрагантян, а также многочисленные гости из Гелы, Сиракуз, Селинунта и
Гимеры.
Тиран обратился к собравшимся с небольшой речью, которая была
воспринята вполне благосклонно. Горожане и гости аплодировали, наемники
выражали свое удовольствие ударами мечей о щиты.
Затем говорил Эмпедокл. Он говорил не о величии Акраганта, доблести
его воинов и мудрости владыки, а о дружбе всех эллинов и об опасности,
нависшей над Элладой. Речь мудреца нашла живейший отклик. Аплодисменты и
одобрительные крики зрителей слились в единый рев. Средь многочисленной
толпы слова мудреца пришлись не по душе лишь Ферону да его свите, видевшей
недовольство владыки.
После речей перешли к делу. Ферон и Эмпедокл дружно взялись за
небольшую, но увесистую гранитную плиту, на которой была вырезана надпись,
сообщавшая, что храм Зевса заложен в год семьдесят пятой Олимпиады, когда
в Акраганте правил великий Ферон. Кряхтя от натуги, мудрец и тиран
опустили камень в ров. При этом они ревниво посматривали друг на друга,
каждый втайне надеясь, что напарник не выдержит тяжести мраморной глыбы и
выпустит ее из рук. Однако обошлось без неприятностей.
Камень был засыпан землей. Эмпедокл принес дары богам, а затем на
радость толпе совершил небольшое чудо, разогнав облака, собравшиеся над
головой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164