Течение, подбивавшее в
правый бок, относило пловца в сторону от уже достигших берега сидонян. Это
весьма устраивало Дагута, которому вовсе не хотелось вновь очутиться
прикованным к веслу. Поэтому он не усердствовал в стремлении поскорее
доплыть до спасительной суши и позволил волнам отнести себя подальше от
суетящихся на прибрежной косе моряков. Когда, лязгая от холода, киммериец
выполз на прибрежный песок, его отделяло от сидонян не менее пяти стадиев.
Не дожидаясь, пока его обнаружат, Дагут быстро пересек пляж и скрылся в
кустах. Здесь он пробыл довольно долго, согреваясь и отдыхая после
утомительной морской прогулки. Одновременно Дагут размышлял, что ему
делать дальше. Он мог попытаться вернуться назад в родные степи, но это
означало быть почти наверняка схваченным или сидонянами, или парсами,
стоящими у переправы через Геллеспонт. Поэтому киммериец принял
неожиданное решение - он направился в противоположную сторону в надежде
найти эллинов, которые окажутся врагами парсов. У них по крайней мере он
будет свободен, а со временем, быть может, и сумеет вернуться на родину. И
Дагут зашагал в сторону заходящего солнца.
Путешествие было не из приятных. Обросший, дикого вида, едва
прикрытый тряпьем, с рубцами от кандалов на ногах киммериец вызывал
подозрение. Потому он старался как можно реже попадаться на глаза людям,
особенно старательно избегая мидийских воинов, которые встречались ему все
чаще и чаще. Питался Дагут ворованной пшеницей, виноградом, яблоками и
оливками. Лишь однажды он решился зайти в шалаш раба, пасшего овец.
Пастух, родом с Кипра, гостеприимно принял товарища по несчастью. Он не
только досыта накормил его мясом, хлебом и свежим сыром, но и снабдил
провизией в дорогу. С помощью гостеприимного киприота Дагут избавился от
бороды и подстриг гриву черных волос. На прощание пастух подарил беглецу
свой старый хитон. Теперь Дагут обрел более-менее приличный вид и уже не
столь опасался быть пойманным. Пастух посоветовал беглецу выдавать себя за
карийца, спасшегося с затонувшего корабля и теперь пытающегося догнать
мидийское войско.
Дагут осмелел, а вскоре и обнаглел. За что едва не поплатился. Из
безрассудного нахальства он зашел в один из городков, что встретились на
его пути. Однако на беду киммерийца здесь оказались бывалые моряки,
повидавшие немало стран, в том числе и Карию. Они раскусили самозванца и
Дагуту пришлось поспешно улепетывать. Хорошо, что у Дагута от страха
прибавилось резвости в ногах.
К вечеру второго дня пути он достиг равнины, на которой был разбит
огромный лагерь. Насколько хватало глаз, до самого горизонта, тянулись
бесконечные ряды шатров и бивуаки, заполненные пестро одетыми воинами.
Дагут осторожно обошел мидийский стан стороной, но все же едва не
столкнулся с большим отрядом воинов, отправляющимся в сторону гор.
Переждав, пока враги не скроются в сумерках, беглец продолжил свой путь.
Вскоре он вошел в ущелье, заваленное множеством трупов. Здесь его и
схватили закованные в солнечно-красную броню воины. Дагут попытался
объяснить им, что он раб, бежавший от парсов. Поняли его или нет,
киммериец не знал; от волнения и усталости он потерял сознание.
Очнулся Дагут ночью у костра. Вокруг сидели бородатые воины. Один из
них, отличающийся от прочих - он был безбород, крепкоскул и светловолос,
от его могучей фигуры веяло нечеловеческой силой и царственным величием, -
заметив, что пленник очнулся, засмеялся и сказал:
- Ну, здравствуй, варвар из Киммерии.
- Здравствуй, - ответил Дагут и внезапно понял, что слова, которыми
он обменялся с незнакомцем, были произнесены на языке его отцов и дедов.

Их было двое. Их судьбы пересеклись дважды. Но они даже не знали
имени друг друга...
Мечты формы исполнились полностью, возможно даже с избытком. "Борей"
не только должен был принять участие в предстоящем сражении с флотом
варваров, но даже возвестить о его начале. Вместе с еще двумя триерами -
трезенской и эгинской - корабль формы должен был наблюдать за морем и в
случае появления вражеских судов предупредить об этом Ксантиппа,
возглавлявшего сторожевую эскадру, которая стояла на якорях в Фермском
заливе.
Молодой триерарх был горд собой и очень деятелен. Он находил
множество совершенно неотложных дел и раздавал массу абсолютно ненужных
распоряжений. Его можно было видеть то на носу, то на корме, то на мачте,
где он до боли в глазах всматривался в морскую даль, надеясь увидеть
паруса вражеских кораблей. Матросы втихомолку подшучивали над "ретивым
петушком", как они прозвали форму, но, разговаривая с ним, были предельно
почтительны. Капитан нравился им, а, кроме того, команда побаивалась
грозного нрава Крабитула, следовавшего по пятам формы словно Кастор за
Поллуксом.
Нетерпение триерарха передалось и его судну. В то время как остальные
триеры преспокойно стояли на якорях, грея спины на ласковом солнышке,
"Борей" то и дело срывался с места и мчался по зеленоватой глади. Он
устремлялся вперед, проходя порой до пятисот стадий, затем делал разворот
и стремительно возвращался. Совершив подобную вылазку, форма чувствовал
себя героем, а феты ворчали, впрочем больше для порядка - по правде
говоря, они были не прочь размять затекшие без работы мышцы.
Варвары объявились во время очередного подобного маневра. "Борей"
настолько увлекся борьбой со встречным ветром и волнами, что едва не
влетел в колонну вражеских судов, появившихся из-за ближайшего мыса.
Мидийских кораблей было не менее десятка, не стоило даже думать о том,
чтобы отважиться на бой со столь многочисленным неприятелем. Крабитул
отреагировал с быстротой молнии. Бросившись на рулевое весло всем телом,
он развернул триеру прямо перед носом шедшего первым вражеского судна.
Гребцы налегли на весла, матросы кинулись ставить парус. Нужно было во что
бы то ни стало оторваться от варваров, радостно вопящих в предвкушении
добычи.
Началась гонка, проигрыш в которой означал для афинян смерть или
позорное рабство. Форме не требовалось подбадривать команду. Гребцы
понимали, в каком положении оказались, и работали веслами так быстро, как
только могли. Их голые потные спины влажно блестели на солнце, из глоток
вырывалось хриплое дыхание, руки натужно рвали рукояти весел.
Какое-то время, до тех пор, пока "Борей" не набрал полную скорость,
корабли варваров двигались быстрее его. Двум из них, на чьих парусах был
изображен белый тигр, почти удалось поравняться с афинской триерой. Из
невысоких бортов вражеских судов высовывался всего один ряд весел, но
двигались они столь же быстро, что и триера, имевшая втрое больше гребцов.
При приближении врагов гоплиты, сгрудившиеся по корме и левому борту,
пустили в ход луки. Мидяне отвечали, причем не без успеха. Один из
воинов-эпибатов рухнул мертвый, несколько гребцов были ранены. Неизвестно,
чем бы закончилась эта дуэль, но "Борею" наконец удалось разогнаться.
Теперь он летел словно птица, вспенивая морскую гладь крыльями весел.
Враги стали отставать. Это случилось как раз в тот миг, когда вдалеке
показались две мачты эллинских судов. Их командам следовало б
заволноваться, но они привыкли к чудачествам афинян и продолжали пребывать
в блаженном покое. Лишь когда на горизонте показались яркие паруса
варварских кораблей, эллины наконец всполошились. Но не так-то легко
заставить триеру начать свой бег. Пока застигнутые врасплох моряки
выбирали якоря и садились за весла, "Борей" поравнялся с ними. Отдав
приказ прекратить гребло, Форма закричал, обращаясь к Асониду, триерарху
эгинского судна, назначенному Ксантиппом старшим:
- Мы примем бой!
Асонид скрестил над головой руки, что означало - нет. Эгинский прорет
начал бить плетью о палубу, задавая темп. Форма немного растерялся. То,
что происходило сейчас, не отвечало его понятию о героизме эллинов. Юноша
обернулся и застыл в оцепенении, наблюдая за стремительно приближающимися
мидийскими судами. В этот миг на его плечо легла рука Крабитула.
- Нам надо спешить, капитан! Иначе мы попадем в лапы варваров!
Форма вздрогнул и взглянул на своего помощника. В его глазах читалась
обида и вопрос: как же так, почему мы бежим?
Старый моряк слегка похлопал юношу по плечу.
- Так надо, Форма. Необходимо предупредить Ксантиппа, а сразиться с
врагами мы еще успеем.
- Да-да, - поспешно согласился юный триерарх. - Давай команду,
Крабитул!
Крабитул кивнул и, напрягая глотку, заорал:
- Весла на воду! Раз! Два! Раз-два! Раз-два-три!
Кедровые лопасти с всплеском погрузились в воду, и корабль устремился
вслед за убежавшими вперед эгинской и трезенской триерами. Варвары,
распаленные охотничьим азартом, преследования не прекращали.
Смертельное состязание продолжалось довольно долго. "Борей" плыл
гораздо быстрее двух прочих эллинских триер и вскоре обошел их. Ускорили
свой ход и мидийские корабли. Им помогал внезапно усилившийся ветер. Пока
он был слаб, триеры, влекомые вперед двумя сотнями гребцов, опережали
легкие суда варваров, число весел на которых не превышало восьми десятков.
Но как только ветер подул сильнее, мидяне получили преимущество. Их узкие,
словно лезвие ножа, корабли, оснащенные огромными парусами, стремительно
разрезали воду, постепенно сокращая расстояние, отделявшее их от эллинов.
Вскоре враги настигли трезенца, самого медленного из трех. Действия мидян
были слаженными, что свидетельствовало о их опытности. Два варварских
судна прошлись вдоль бортов триеры, разом сломав все ее весла. Трезенское
судно потеряло ход и тут же было взято на абордаж. Экипаж сдался без боя.
Форма отвернулся, не в силах глядеть на то, как торжествующие варвары
вяжут эллинам руки, и сглотнул застрявший в горле комок. Он не видел того,
как парсы вывели на нос захваченного судна самого красивого пленника и
обезглавили его, принеся кровавую жертву богам. Зато это видели эгинцы и
когда настал их черед, они оказали отчаянное сопротивление, несмотря на
то, что были атакованы сразу четырьмя вражескими судами. Однако варвары
истребили всех, кто взялся за оружие, стрелами и ударами копий, а прочих,
угрожая смертью, пленили. Лишь один из эгинцев по имени Пифей отказался
бросить меч. Он дрался подобно льву и сразил пятерых вражеских воинов,
прежде чем был иссечен мечами. Восхищенные подобной отвагой, мидяне
сделали все возможное, чтобы сохранить храбрецу жизнь.
Афиняне не видели всего этого. "Борей" продолжал свой стремительный
бег на юг. Крабитул кричал, хватая воспаленными губами воздух:
- Нам надо дойти до Скиафа [Скиаф - один из Спорадских островов]. Там
есть маяк, на нем наши сторожа. Они увидят нас и дадут сигнал Ксантиппу.
- А что после?
Крабитул пожал плечами.
"Борей" успел достичь Скиафа, прежде, чем варвары настигли его. Не
обращая внимания на посвистывающие стрелы, Крабитул высунулся за борт и
указал на виднеющуюся на прибрежной скале башню маяка.
- Они видят нас. Теперь...
Стрела, вонзившаяся в грудь, не дала закончить фразу. Старый моряк
охнул и упал в бурлящую воду. Форма не успел помочь ему, потому что в этот
миг одно из вражеских судов бросилось наперерез "Борею", рассчитывая
пронзить его борт тараном. Навалившись на рулевое весло, Форма увел свою
триеру от столкновения, а потом сделал лихой поворот, в результате
которого таран "Борея" разорвал борт мидийского корабля. Враг начал
медленно погружаться в воду, но к месту схватки спешили два его собрата,
те самые, что едва не настигли афинское судно у мыса. Понимая, что "Борею"
не выиграть этот неравный бой, Форма переложил руль налево. Триера
вздрогнула и устремилась к берегу. Варвары, полагавшие, что эллин будет
продолжать бегство к Скиафу, не ожидали подобного маневра. Их
веретенообразные, выкрашенные черной краской суда, по инерции скользнули
мимо вильнувшего в сторону "Борея". Капитан одного из них, лицом
напоминавший хищную птицу, что-то кричал, указывая рукой на афинского
триерарха. Корабли варваров начали разворот, но пока они наверстывали
упущенное время, "Борей" успел подойти к берегу. К счастью, в этом месте
тянулась пологая коса и не было камней. Форма направил судно прямо на
пенящуюся полосу прибоя. Послушный его руке "Борей" с размаху вылетел на
косу и погрузился в песок, вдребезги разбив днище.
Когда мидийские корабли причалили к берегу и спрыгнувшие с них воины
устремились к потерпевшему крушение судну, эллины были уже далеко. Идя
вдоль берега, они достигли залива Магнесия. Находившийся здесь
пелопоннеский корабль переправил моряков на Эвбею, а отсюда они вернулись
в Аттику.
Через пятнадцать дней возмужавший и посуровевший лицом Форма стоял на
палубе адмиральской триеры Ксантиппа, согласившегося взять юношу эпибатом.
Эллинская эскадра держала курс к Артемиссию.

Их было двое. Их судьбы пересеклись дважды. Но они даже не знали
имени друг друга...
Киликийцы получили похвалу самого Ариабигна, первого наварха великого
флота. Это было приятно, хотя Сиеннесий так и не смог понять за что. Разве
за то, что он со своими эпактридами в составе сторожевой эскадры настиг и
захватил три эллинских судна, стороживших видийский флот у Магнесии. Но в
этом деле ему не пришлось приложить особых усилий. Все решили ветер, да
численное большинство. И лишь в самой малой степени - кривые мечи пиратов.
Белый Тигр не считал это большой победой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164