Трапеза проходила при свете тридцати дюжин свечей, вставленных в
разлапистые серебряные шандалы. Пирующие отдавали должное множественным
блюдам из мяса и рыбы, фруктам и сладостям, пили великолепное хиосское
вино. Особый восторг вызвала целиком зажаренная на вертеле лань - это
животное нечасто встречалось в Беотии. Дождавшись, когда гости утолят
голод, Леонтиад отослал слуг прочь и перешел к делу.
- Я готов выслушать вас, досточтимые господа.
Говорил Елмен, так как его товарищ плохо знал язык эллинов.
- Полагаю, нам не стоит представляться и почтенный хозяин понимает от
чьего имени мы говорим.
- Отчего же? - Леонтиад хотел вести игру по всем правилам.
Галикарнассец не стал спорить.
- В таком случае я официально объявляю о том, что мы являемся
посланцами великого царя Парсы и всего Востока Ксеркса.
- Чего же хочет от меня великий царь? - спросил Леонтиад.
- Великий царь, которому известны мудрость беотарха Леонтиада и та
благожелательность, с какой он относится к Парсийской державе и лично
великому царю, прислал нас со следующим предложением. Владыка Беотии
Леонтиад делает так, чтобы беотийские полисы признали власть великого
царя, а за эту услугу царь назначает Леонтиада своим эвергетом и сатрапом.
"Заманчивое предложение", - подумал фиванец, следя за тем, чтобы его
лицо оставалось бесстрастным. Выждав несколько мгновений, будто размышляя,
он покачал головой.
- Очень сожалею, но вы ошиблись. Я не владею Беотией.
- Но мы знаем, что беотарх пользуется значительным влиянием в Фивах.
- Фивы далеко не вся Беотия. Кроме них есть еще Орхомен, Феспии,
Коронея, Танагра, Херонея, Копы. Вы правы, я пользуюсь определенным
влиянием в этом городе, но это не означает, что фиванцы, а тем более
беотийцы единодушно поддержат меня. Аристократы не желают воевать с
Парсой, так как эта война не принесет им ничего кроме убытков. Аристократы
не прочь признать власть умного и сильного правителя, который обеспечит
спокойствие и сбыт беотийского ячменя и мяса. Но охлос, одурманенный
патриотическими поветриями, долетающими с Аттики, настроен весьма
воинственно. Чернь кричит о свободе, гражданском равенстве, о
сопротивлении иноземным поработителям.
Елмен удивленно приподнял брови.
- О каких поработителях идет речь? Неужели кто-то думает, что мы,
ионийцы, чувствуем себя рабами? Напротив, с тех пор как наша земля
находится под властью парсийских владык, мы зажили спокойной жизнью.
Мидийская мощь отпугивает, от наших городов как морских разбойников, так и
грабителей, увенчанных коронами. Царские налоги необременительны, а взамен
мы получили великолепные дороги, полновесную монету, охрану для наших
торговых караванов.
- Не надо расточать передо мной свое красноречие. Лично я и мои
друзья заинтересованы в том, чтобы Эллада попала под власть великого царя.
Но еще раз повторюсь: у нас много противников. Наибольшее противодействие
нам оказывает так называемая партия гоплитов, костяк которой составляют
зажиточные крестьяне. Гоплиты занимают проафинскую позицию и пользуются
влиянием в городе. Если мы поддержим мидийского царя, то гоплиты выступят
против нас. Кроме того, в этом случае мы подвергнемся нападению Спарты,
отразить которое Фивы не в состоянии.
Иониец терпеливо выслушал беотарха и продолжал гнуть свою линию.
- Царь и не рассчитывает на то, что вы немедленно объявите о
признании его власти. Вполне достаточно вашего обещания, что фиванских
воинов не будет в рядах эллинского войска, которое вполне возможно
попытается занять горные проходы.
- Ну, об этом я могу позаботиться, - протянул Леонтиад. - Беотийское
всадничество пойдет за мной, а это помимо всего прочего означает, что если
царю покорятся и фессалийцы, то антимидийская коалиция останется вообще
без конницы.
- Фессалийцы покорятся. Их вожди уже тайно принесли присягу на
верность великому царю. Нас более всего интересует позиция беотян. Если
покорится Беотия, то начнут колебаться аркадцы и ахейцы. В конце концов
высокомерные Афины и гордая Спарта окажутся в одиночестве перед
неисчислимым войском царя.
- Я слышал оно уже подходит к Геллеспонту? - поинтересовался
Леонтиад.
- Оно уже переправляется через пролив. Это займет не один день. Не
так-то легко собрать, а еще труднее привести на место такую огромную
армию. Еще ни разу в истории человечества ни один государь не имел
подобной силы. Одних мидян и парсов насчитывается более двухсот полков. А
кроме них идут еще сорок народов!
Иониец торжествующе посмотрел на Леонтиада. Тот промолчал, а про себя
подумал, что если Ксерксу удалось собрать хотя бы десятую часть сил, о
которых столь восторженно говорит посланник, то Эллада обречена независимо
от того на чьей стороне выступят беотяне. Но даже и в этих условиях
Леонтиад не хотел брать груз ответственности за принятое решение лишь на
себя.
- Мне надо посоветоваться с другими спартами.
- Сколько времени это займет?
- Несколько дней.
- Это слишком долго. Царь рассчитывает получить твой ответ через пять
дней.
- Тебе хватит пяти дней, чтобы добраться до Суз?
Елмен усмехнулся.
- Ты верно забыл, что царь находится у Геллеспонта.
- Ах да, верно. - Леонтиад вернул ионийцу улыбку и взглянул на своего
помощника. - А что думаешь об этом ты?
Трибил был тоже себе на уме, недаром он жил в этом доме уже девятый
год, неизменно пребывая в милости. Он начал уклончиво.
- Конечно поддержать планы великого царя нам выгодно, но как
отреагирует на это чернь?
- Ясное дело как! - Леонтиад взялся за края перепелиной косточки и
переломил ее пополам. - Вот что с нами будет!
И в этот миг в разговор вмешался второй гость. Выяснилось, что он не
так уж плохо говорит по-эллински.
- Мне странно слышать подобные речи. Ты царь или не царь в своем
городе?
- Понимаешь... - пустился было в объяснения Леонтиад, но мидянин не
слушал его.
- Если ты царь, то должен заставить своих слуг повиноваться, если
нет, то зачем мы вообще ведем этот разговор?!
- Не горячись, Кадустат! - иониец пытался урезонить разошедшегося
товарища, но тот не умолкал.
- Я считаю, что Елмен делает большую глупость, обещая тебе власть над
Беотией, в то время как ты не в состоянии привести в покорность один
город. Я так и скажу царю, что по моему мнению ты не сможешь оправдать
возлагаемых на тебя надежд.
Елмен схватился за голову, услышав подобную бестактность.
- Замолчи! - Он начал быстро лопотать по-парсийски, объясняя, видимо,
своему напарнику к каким последствиям может привести это оскорбительное
для беотарха заявление. Мидянин постепенно успокоился и кивнул головой.
Елмен повернулся к Леонтиаду.
- Высокородный беотарх, мой товарищ просит у тебя извинения за
произнесенные им слова. Он плохо знаком с вашими обычаями и полагал, что
твоя власть... - Иониец запутался и поспешил завершить речь. - В общем, он
погорячился.
Леонтиаду было наплевать на то, что наговорил ему высокомерный
мидянин. Ему случалось выслушивать куда более неприятные вещи. И при этом
с лица его не сходила улыбка. Принимая решение, он слушался не эмоций, а
холодного расчетливого ума. Конечно же слова мидянина задели его, однако
он бы не придал им никакого значения, если бы не одно но. Вернувшись к
себе, мидянин повторит эти слова царю и тогда Леонтиаду не придется
рассчитывать на милость Ксеркса после покорения им Эллады. Кроме того,
мидяне невольно скомпрометировали его своим приездом. Кто может
поручиться, что проафински настроенные гоплиты не пронюхали о приезде
странных купцов и не попытаются схватить послов на выезде из города. Лично
Леонтиад не был уверен, что этого не случится. А если вдруг это
произойдет, то он обречен. Фиванцы не простят своему беотарху закулисных
переговоров с посланниками Ксеркса. Быть может ему и удастся бежать из
города, но его имущество подвергнется разорению, а сам он станет безродным
изгнанником, подобно афинскому тирану Гиппию и многим другим, осмелившимся
противопоставить себя воле граждан. Быстро прикинув все за и против,
Леонтиад решил не принимать извинений. Он сделал оскорбленное лицо и
процедил:
- Как вы понимаете, господа, после подобного оскорбления, нанесенного
мне, я не могу больше вести с вами переговоры. Более того, я не желаю,
чтобы вы оставались в моем доме. Вы должны немедленно покинуть его. Мой
помощник проводит вас до Аулиды.
- Но послушайте, - начал Елмен.
- Нет! - отрезал Леонтиад. - Я не желаю вас более слушать и не хочу
иметь никаких дел с мидийским царем и его слугами. Фивы выступят на
стороне эллинского союза. Я больше не задерживаю вас, господа. Желательно,
чтобы вы покинули город еще затемно, иначе мне придется сообщить о вашем
визите городскому совету, а мне не хотелось бы выдавать тех, кто мне
доверился.
Огорошенные столь внезапным поворотом событий, послы более не
пытались возражать. Лишь Кадустат злобно процедил:
- Это тебе еще припомнится!
Быстро собравшись, мидяне покинули Фивы. Трибил сопровождал их.
Путь от Фив до порта Аулиды равен ста пятидесяти стадиям. И была
глубокая ночь.
Трибил вернулся на рассвете.

Аристократ должен заботиться о продолжении рода. Поэтому вполне
естественно, что Леонтиад был женат. Тебесилла стала его супругой, когда
ей было всего четырнадцать. Молодость обычно привлекает хотя бы уже тем,
что невинна. Но это очарование проходит в считанные дни, как только
женщина теряет непосредственность и стыдливость, столь красившие ее
прежде. А тем более, когда она рожает ребенка и начинает посматривать на
мужа взглядом извозчика на раз и навсегда приобретенную лошадь. Взгляд
этот бывает у каждой жены; на первых порах это приятно, но затем начинает
раздражать. И тогда мужчине хочется убежать из дома и упасть в объятия
женщины, которая может быть и робкой, и пылкой, и нежной, и грубой, но
естественной, а главное - не смеет предъявлять на него никаких прав.
Леонтиад начал регулярно покидать супружеское ложе через три месяца
после рождения сына. Влиятельному и богатому беотарху было нетрудно найти
женщину. Конечно, фиванские гетеры не шли ни в какое сравнение с
афинянками или эвбиянками, но их общество было куда приятнее, чем ночь,
проведенная с Тебесиллой. А кроме того в его распоряжении были не менее
сотни молодых рабынь, любую из которых он мог сделать своей наложницей.
А затем он нашел ту, которая заменила ему и жену, и наложниц, и
гетер. Она досталась беотарху совершенно случайно. Как и подобает
истинному аристократу Леонтиад не покупал рабов на рынке. Предпочтительнее
иметь дело с рабами, рожденными в твоем доме, рабами в четвертом
поколении, которые не помышляют ни о сопротивлении, ни о бегстве, и
счастливы, когда хозяин удостоит их благосклонного взгляда. Эти рабы
никогда не знали свободы, а значит не тоскуют по ней. Поэтому у Леонтиада
работали лишь потомки тех, кто были рабами еще у прадеда беотарха.
Он попал на аукцион рабов из-за оплошности Трибила. Купленный им
хозяину хитон оказался сшит из недостаточно тонкой ткани. Изругав
помощника, Леонтиад лично отправился на рынок, решив заодно посмотреть
оружие и благовония. Он уже купил все что хотел и собирался возвращаться,
как вдруг его внимание привлек визгливый голос аукциониста, выкрикивавшего
необычно высокие цены.
- Четыреста драхм! Четыреста двадцать! Четыреста пятьдесят! [драхма -
серебряная монета в Древней Греции; вес 4,36 грамма]
Четыреста пятьдесят драхм? Столько мог стоить только очень хороший
работник. Леонтиад решил, что следует взглянуть на раба, за которого
предлагают такую цену. Уж не сам ли Эзоп вернулся из Тартара, чтоб быть
проданным на невольничьем рынке в Фивах?
Любопытствуя, Леонтиад подошел к помосту, на котором выставлялись
рабы. Продавалась женщина. Аристократ поморщился и хотел было уйти, но в
этот момент цена подскочила до восьмисот драхм. Беотарх заинтересовался
всерьез. Он протолкался поближе и принялся рассматривать рабыню.
Она не была похожа ни на одну женщину, когда-либо виденную
Леонтиадом. Иноземка родом, она привлекала своеобразной диковатой
красотой. Чуть широкие скулы, зеленоватые глаза, мягко очерченный рот.
Идеальные пропорции фигуры были столь очевидны, что аукционист даже не
стал срывать с нее ветхую, порванную во многих местах тунику.
Видно Леонтиад слишком пристально рассматривал девушку, потому что
она вдруг остановила свой взгляд на нем. В ее глазах были страх и
беззащитность и еще столь редкая у женщин гордость. Леонтиад понял, что
она легко покраснеет от нескромного взгляда, но найдет в себе силы
умереть, если назначенная судьба покажется ей ненавистной. Это было
восхитительно!
- Тысяча драхм! - заорал у него над ухом смазливый жирный малый из
рода Архиев, про которого беотарх точно знал, что он увлекался мальчиками.
- Тысяча сто!
- Тысяча двести! - вновь заорал Архий. Он явно не собирался
сдаваться.
Цена была слишком высокой. За такие деньги можно было купить пять или
шесть великолепных, обученных ремеслу рабов. Любители женских прелестей,
заворчав, сдались.
- Кто даст больше? - выкрикнул аукционист, обводя глазами притихшую
толпу. - Желающих нет? Тогда...
- Талант! [талант - денежная единица, равная 6000 драхм] - негромко
сказал Леонтиад.
Покупатели ахнули. Подобная цена была немыслимой даже для самых
состоятельных купцов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164