Ксеркс ухватился за эту
идею, он был охотником до подобного рода развлечений. Оказалось, что
предусмотрительный царедворец уже обо всем позаботился. Кони были
приведены с пастбищ, бессмертные с вечера готовили место для скачек. Царь
испытал ледяной страх, чувствуя себя беспомощной игрушкой в руках
Артабана, но виду не показал и даже милостиво улыбнулся.
Состязание должно было проходить в пойме Пенея, поросшей сочной
влажной травой. На специально сооруженном помосте, прикрытом от солнечных
лучей пологом из плотной ткани, был установлен царский трон. За троном
разместились родственники царя и самые первые вельможи. Здесь были Отан,
Арсам, Арсамен, Гобрий и Ариомард. Здесь же стояли Артафрен, Гидарн и
Мегабиз. Чуть дальше разместились цари и правители покоренных эллинских
народов, на чьих лицах блуждали заискивающие улыбки. По правую руку от
царя встали Артабан и Мардоний, по левую - верный пес сотник Дитрав, ни на
мгновенье не расстающийся с обнаженным мечом. По обе стороны помоста
колыхались серебряные копья бессмертных.
Солнечное утро, влажный ветерок, приятно охлаждающий кожу, радующая
взор яркая речная зелень - все это способствовало хорошему настроению
царя. Сегодня он был щедр и великодушен как никогда. Подозвав к себе
наездников, Ксеркс объявил им, что победитель получит серебряное блюдо с
царским именем, а также любую лошадь из тех, кто будет участвовать в
скачках. Наездники, среди которых были шесть эллинов, пали на колени и
облобызали землю, славя щедрость владыки Парсы. Изобразив улыбку, Ксеркс
приказал начинать.
Вспрыгнув на лошадей, всадники подъехали к помосту и замерли, ожидая
приказа царя. Ксеркс выдержал небольшую паузу, затем привстал и, махнув
рукой, прокричал что-то нечленораздельное. В тот же миг наездники ударили
пятками по бокам скакунов и те стремительно помчались вперед. Стройная
линия мгновенно распалась, превратившись в короткий ломаный клин.
Вскидывая копытами комья влажной земли, лошади в бешеном галопе неслись
вдоль реки. Вскоре они уже были едва различимы. Вельможи до боли в глазах
всматривались вдаль и наперебой сообщали царю:
- Впереди парсийский жеребец каурой масти! - утверждал первый.
- Да ты что! Первым скачет Белое солнце! - говорил второй.
- Вы оба слепцы! Всех опередил вороной! - громко вопил третий.
Царь внимал этим крикам с натянутой улыбкой.
Тем временем всадники доскакали до столбов, вкопанных в землю на
расстоянии пятнадцати стадий от помоста. Нестройной цепочкой обогнув их,
соперники устремились в обратный путь. Они становились все более
различимы, и вскоре уже можно было судить о том, кто возглавляет скачку.
Впереди несся великолепный пепельный конь фессалийской породы. Высоко
вскидывая копыта, он буквально пожирал расстояние, с каждым мгновением
приближаясь к победе. Следом за фессалийцем скакали несколько парсийских
коней, среди них любимец царя каурый жеребец по кличке Благая весть.
Зрители волновались и кричали, подбадривая наездников и коней. Гистасп,
проведший немало времени среди диких скифов, пронзительно свистел. Но
соревнующиеся не нуждались в понукании. Они и так старались изо всех сил,
хлеща плетками взмыленных коней.
Когда до помоста оставалось не более двух стадий, пепельный жеребец
начал сбавлять ход. Его ноги работали с прежней силой, отталкиваясь
копытами от избитой земли, но в движениях не чувствовалось былой страсти.
Казалось, животное и наездник решили поберечь силы. Словно почувствовав
это, парсийские кони ускорили свой бег. Вот они поравнялись с лидером,
затем обошли его и вихрем пронеслись мимо царского трона. Первым пришел
Благая весть. Воины и вельможи оглушительно кричали, приветствуя
победителя, Ксеркс не пытался сдержать радости. Все поздравляли царя,
словно это он одержал победу. Ксеркс отвечал на льстивые слова придворных
быстрыми кивками. Он пожаловал удачливому наезднику обещанную награду -
тот оказался достаточно умен, чтобы не покуситься на царских лошадей, и
выбрал себе серого фессалийца, - а также сотню дариков, после чего с
улыбкой заметил, обратившись к свите:
- Эти хваленые фессалийские кони не идут ни в какое сравнение с
моими!
Вельможи дружно согласились с царем. Лишь Мардоний, внимательно
разглядев серого жеребца, негромко сказал Артабану:
- Этот фессалиец выглядит так, словно готов пробежать по крайней мере
еще пять парасангов.
- Так и есть, - подтвердил Артабан.
- Почему же в таком случае он уступил?
Начальник стражи усмехнулся.
- Что не сделаешь ради того, чтобы доставить счастье повелителю.
Мардоний внимательно посмотрел в голубые глаза хазарапата и также
усмехнулся. Затем посерьезнел:
- Нам надо поговорить, сиятельный Артабан.
- Сейчас? - удивился фарский фаворит. - Стоит ли?
- Именно сейчас.
- Ну, хорошо.
Артабан наклонился к уху царя и что-то прошептал. Ксеркс кивнул
головой.
- Пойдем, - сказал хазарапат Мардонию.
Отвесив поклон, вельможи сошли с помоста и неторопливо зашагали вдоль
реки. Сотник Дитрав прищурившись смотрел им вслед до тех пор, пока
сановники не исчезли за ивовой порослью.

- Так ты серьезно полагаешь, что я не Артабан? - спросил хазарапат.
Вид у него был весьма озадаченный.
- Нет, ты Артабан, но только не тот.
- Объясни, - потребовал Артабан.
- У тебя лицо и весь облик Артабана, но ты не Артабан.
Начальник стражи состроил улыбку.
- Похож на курицу, но не курица. Кто же я в таком случае?
- Не знаю. Но этот посох кажется мне знакомым. - Мардоний кивнул
головой на бамбуковую палку, на которую опирался Артабан. - Раньше у тебя
не было привычки ходить с посохом.
- Старею, - вздохнул Артабан. - И только из-за этого посоха ты решил,
что я это не я?
- Нет, не только. - Мардоний немного подумал. - Ты здорово изменился,
Артабан. Ты стал иначе одеваться, иначе вести себя. Ты не похож на того
Артабана, которого я знал прежде. Кроме того, мне до сих пор непонятно,
почему вдруг ты перешел на нашу сторону и принялся настаивать на походе
против эллинов.
- Да, мы не объяснились, - согласился Артабан. - Но здесь все просто.
Я понял, что вы правы.
- Я не верю твоим словам, Артабан.
Хазарапат дернул уголком губ и принялся рассматривать носок сапога,
искусно скроенного из кусочков разноцветной мягкой кожи.
- Ну и что же тебе не нравится в новом Артабане? - спросил он через
несколько мгновений. - Ведь благодаря ему ты стоишь сейчас на земле
Эллады, своей будущей сатрапии.
- Я хочу знать, кто ты есть на самом деле.
- Зачем тебе это?
Мардоний не нашелся, что ответить. Вместо этого он потребовал:
- Тогда ответь мне: каковы твои замыслы?
- Они точь-в-точь совпадают с твоими. Я хочу захватить Элладу.
- Зачем?
- Странный вопрос. Чтобы положить ее к стопам великого царя.
- Быть может, я поверил бы тебе, - задумчиво произнес Мардоний, - но
в последнее время я замечаю, что ты приобрел полную власть над Ксерксом.
Неужели ты полагаешь, что я поверю в басню, будто власть в Парсе
принадлежит этому толстяку. Она в твоих руках, Артабан. И ты
распоряжаешься этой властью столь уверенно, как никогда. Подозреваю, что
ты замыслил расправиться с царем и занять трон.
- Идиот, - негромко проворчал Артабан, после чего поинтересовался:
- А что я этим выиграю? Дарий и шестеро великих убили Смердиса, и что
же? Империя на долгие годы была ввергнута в пучину раздоров. Поверь, я
хочу лишь одного. Я хочу, чтобы Парса была великой. И тогда она сумеет
покорить весь мир.
- А после этого ты завладеешь троном.
- Да не нужен мне этот трон! - рассердился Артабан. - Хочешь, я
возведу на него тебя?
Артабан с затаенной усмешкой посмотрел на Мардония. Тот, подозревая
ловушку, отрицательно покачал головой.
- Вот видишь. Тебя больше интересует воинская слава. А меня власть.
Но власть реальная, а не золоченый трон. Пока я Артабан, я обладаю этой
реальной властью. Если я стану царем, власть уйдет к тому, кто будет
стоять за моим троном.
- Чудны речи твои, - протянул Мардоний. Он посмотрел в глаза
хазарапату и потребовал:
- Верни мне мою женщину!
Артабан засмеялся.
- Так что же тебя интересует: женщина или Эллада?
- И то, и другое.
- Э-э-э... - протянул хазарапат, - так не пойдет. Или я отдаю тебе
Таллию, или ты получаешь Элладу.
Мардоний прикусил нижнюю губу. Артабан с любопытством наблюдал за
ним. Мардоний молчал слишком долго, и тогда хазарапат сказал:
- Если ты колеблешься, ты недостоин этой женщины. Глупец, да за ее
любовь, если б она и вправду могла меня полюбить, я отдал бы все
сокровища, какие только существуют на свете, я отдал бы все! Даже жизнь!
Это признание словно подстегнуло Мардония.
- Я выбираю женщину!
- Ты получишь Элладу! - отрезал Артабан.
Мардоний нервным жестом коснулся ладонью рукояти акинака.
- Если бы ты сейчас был при мече, я вызвал бы тебя на поединок.
Отныне ты мой заклятый враг!
Он еще не докончил последней фразы, как Артабан сделал стремительное
движение руками, и у горла Мардония оказалось стилетообразное острие,
выскользнувшее из рукояти посоха.
- Если бы это отвечало моим планам, ты был бы уже мертвее самого
мертвого покойника, но так как ты нужен мне, я дарю тебе жизнь. Но
берегись, - острие чуть вошло в кожу под подбородком остолбеневшего
вельможи, - если ты вздумаешь встать против меня, то мириад раз проклянешь
тот день, когда появился на свет. Ступай прочь!
Артабан сунул стилет обратно в бамбуковые ножны и направился к
городским воротам. По кадыку Мардония текла медленная струйка крови,
солоноватая и горячая, словно поцелуй той, за какую Мардоний согласился
отдать Элладу, а Артабан - жизнь.
Увы, Таллия не принимала такие мелкие ставки.

В тот день ничто не предвещало беды. Утро было радостно солнечным,
ветерок - попутным. Сотворив молитву светлоликому Ахурамазде, Посейдону,
Мелькарту, Ра и еще одиннадцати божествам, моряки подняли якоря и
продолжили свой путь вдоль берегов Магнесии. Они плыли до полудня, пока
ветер не начал стихать, а воздух не насытился огненным жаром, обжигающим
легкие жадно разевающих рты гребцов. Тогда Ариабигн и Ахемен,
посоветовавшись, приказали приставать к берегу. Со слов дозорных было
известно, что где-то поблизости находятся передовые эскадры эллинов,
потому навархам было велено держаться вместе, чтобы в случае опасности
дружно выступить на врага.
Бухты Магнесии невелики и причудливо изрезаны, близ оконечности
врезающихся в море мысов полно камней, а кое-где встречаются и рифы. По
совету тирийца Маттена для стоянки выбрали бухту близ мыса Сепиада, самую
большую из тех, что были поблизости. Первыми в нее вошли корабли
Ариабигна. Ионийцы и карийцы причалили к берегу и сноровисто вытянули свои
триеры на песок. Их примеру последовали финикияне. Прочим места на берегу
не хватило и они стали на якорях, повернув носы к морю на случай
внезапного нападения вражеского флота.
Духота становилась все сильнее. Воины даже не стали разжигать костры
для приготовления похлебки, удовольствовавшись вином, вяленым мясом и
сушеными фруктами. Опытные финикийские триерархи с тревогой поглядывали на
восток, где на горизонте у самого моря клубились тучки, несомые с
Геллеспонта. Давал знать о себе ветер. Легкий и игристый с утра,
совершенно умерший к полудню, он вновь набирал силу, вспенивая море
белоснежными волнами. Он грозно свистел меж мачт и играл жгутами канатов.
Воздушные струи сочно били в борта кораблей, делая палубу шаткой.
- Идет Геллеспонтий, - сказал своему помощнику Сиеннесий. Обычно
бесстрастное лицо пирата исказила тревожная гримаса, отчего оно стало еще
более ужасным. Киликийскому наварху было отчего волноваться. Геллеспонтием
в этих краях называли свирепый северо-восточный ветер, обычный для этого
времени года. Сиеннесию было известно не понаслышке, что такое
Геллеспонтий. Не дожидаясь приказа Мегабиза, в чью эскадру входили
киликийские корабли, Белый Тигр приказал сниматься с якоря и выходить в
море. Его примеру последовали триерархи прочих пиратских судов. Немного
спустя стали вытягивать якоря ликийцы и памфилы. Сиеннесий тем временем
орал на своих моряков, мертвой хваткой вцепившихся в рукоятки весел.
- Быстрее! Быстрее, сухопутные черви! Не засыпать! Или вы хотите
свидеться с морскими демонами?!
Но пираты выкладывались и без этих понуканий. Всем было ясно, что еще
несколько мгновений и придет шторм, такой яростный, какой может порождать
только Фракийское море, непредсказуемое и бурное, словно веселье Диониса.
Трещали весла, рвались перенапряженные сухожилия, но киликийцы гребли,
думая лишь об одном - успеть!
Они успели. Эпактрида Белого Тигра была на достаточном отдалении от
берега, когда на море обрушился первый шквал. Злобный Геллеспонтий ударил
в судно подобно массивному тарану. Жалобно затрещали кедровые борта,
взвизгнула мачта, двое моряков, неосторожно вставшие у самого борта, с
воплем полетели в воду. И началось! Волны бросали эпактриду, словно
крохотную щепку. Ее то крутило в чудовищных водоворотах, то подбрасывало с
такой силой, что судно почти летело по воздуху. Гигантские валы
захлестывали корабль, угрожая подмять его своей тяжестью. Смыло еще
несколько человек, сломались многие весла, порывы ветра изорвали такелаж.
Но корабль Белого Тигра находился куда в лучшем положении, чем те суда,
которые не успели выйти из бухты или отплыли от берега недостаточно
далеко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164