Киссии были полны
отчаянного мужества, но им были преисполнены и эллины. Защищенные прочным
доспехом, имея большой щит и длинное копье сыны Эллады превосходили врагов
в рукопашной схватке. Бронзовые латы пелопоннесцев выдерживали удары мечей
варваров, легкие камышовые стрелы застревали в прочных щитах. Закаленная
сталь копий и мечей эллинов насмерть поражала врагов. Обшитый медными
пластинками хитон не был преградой для отточенного острия, войлочные митры
не спасали от рубящего удара, щиты не выдерживали долгого знакомства с
эллинским клинком и разлетались. Несметное множество киссиев полегло пред
каменной преградой, лишь изредка меж пестрыми хитонами варваров можно было
заметить красно-бронзовый доспех эллина.
Леонид выждал, пока вал из трупов не поднялся почти до самого верха
стены и лишь после этого приказал контратаковать. Эллины спрыгнули вниз и
разом ударили на врага. В центре фаланги шли спартиаты во главе со своим
царем, с огромной силой обрушивавшим меч на голову пятившихся врагов,
слева - феспийцы, возглавляемые храбрым Демофилом, справа - фиванцы под
командой Леонтиада. Позади двигалась еще одна линия, составленная из двух
тысяч аркадян.
Эллины врезались в толпу варваров острым клином и началось избиение.
Бронзовые воины безмолвно теснили врагов, без устали орудуя копьями и
мечами. Варвары падали сотнями и тысячами. Даже умирая, они пытались
сражаться, хватаясь за ноги шагающих по их телам гоплитов. Следовал
быстрый удар копьем или мечом и киссии покидал этот мир, отправляясь в
светлые выси Гародманы. А окровавленная сталь уже искала себе новую
жертву.
Варвары продержались совсем недолго. Вскоре они бросились бежать,
подставив под удары спины. Эллины преследовали их по пятам и беспощадно
избивали. Кричали смертельно раненые, вставали на дыбы перепуганные кони,
сбрасывавшие на землю всадников. Сталь тупилась, утомившись рассекать
кости, но бронзовые воины не знали усталости. Они вонзали копья в спины,
бедра, поясницу; сверкающие мечи опускались на головы и плечи. Варвары
молили о пощаде, но пленных не брали. Таков был приказ Леонида. Из ущелья
выбралась едва ли треть воинов из числа тех, что вошли туда. Землю
Фермопил покрыл еще один причудливый ковер из мертвых тел.
Кровавая потеха увлекла и самих парсов. Артабан двинул на непокорных
эллинов, арабов, ливийцев, эфиопов и фракийцев. Эти легкие и быстрые воины
обрушили на фалангу тучу дротиков и стрел, которые и впрямь закрыли
заходящее за скалы солнце. Бронзовая стена поглотила смертоносный дождь и,
выждав момент, когда враги приблизятся, рассеяла их стремительным ударом.
Варварам не помогли ни копья с рогами антилопы, ни диковинные палицы, ни
львиные шкуры, которыми они прикрывали тело. Мидяне бежали. А вскоре
погасло солнце первого дня.

Смеркалось. На поле брани сошла тишина. В воздухе веяло смертью и
запахом разлагающейся крови. Жуткое зрелище представало глазам эллинов,
взирающих со стены на ущелье, заваленное мертвыми телами. Жуткое...
Леониду, пережившему на своем веку бесчисленное множество сражений,
случалось видеть всякое. Он помнил крепостные рвы, до самого верха
заполненные изуродованными трупами, ужасающую панораму бесконечных
выжженных равнин, на которых нашли гибель целые армии, изумрудные холмы,
испещренные окровавленными телами павших воинов. Но подобного не видел
даже он.
Вообразите себе узкий коридор, примерно два стадия в длину и не более
шестидесяти футов в ширину, стиснутый отвесным склоном с одной стороны и
зыбучей гладью моря с другой. И весь этот коридор, площадью не более
двадцати плетров, сплошь завален мертвыми телами. Мидийцы и Киссии, арабы
и эфиопы, лидийцы и фракийцы. Диковинные белые бурнусы рядом с доспехами
из буйволовой кожи, лисьи шапки - с шлемами из лошадиных шкур, парсийские
копья и мечи - с диковинным оружием полудиких южных племен.
Умершие лежали в самых разнообразных позах - порой причудливых и даже
вычурных, - в каких их застала смерть. Кто-то умер почти спокойно, сложив
руки на груди или вдоль туловища. Других смерть нашла в движении; они
лежали, подогнув под себя ноги, словно пытаясь встать и продолжить свой
путь. Третьи пали в жаркой схватке, их руки крепко сжимали иззубренное
оружие, а в остекленелых глазах навечно застыл азарт. Ужасней всего
выглядели те, кто умерли в мучениях, кому боги не даровали быстрой смерти.
Их лица были искажены мукой, а члены сведены страшной судорогой, что
пронизывала мышцы в последние мгновения жизни и не отпустила и тогда,
когда пришла смерть.
Рассматривая груды одеревеневших трупов нетрудно было представить,
что происходило в том или ином месте утром, в полдень или перед закатом.
Вот здесь наступали мидийцы. Наступали бескровно, не встречая
сопротивления. Невозможно увидеть ни одного воина, лежащего головой на
восток. Все трупы, расположенные почти идеальными рядами, будто их свалила
неведомая могучая сила, устремлены к западу, к спасительным Деметриным
воротам; они словно пытаются уползти из проклятого ущелья, ставшего им
могилой. И почти все они имеют рану в спине или в затылке - след эллинской
стали, нанесшей позорящий удар. Лишь немногие отважились повернуться и
встретить смерть лицом. Как, к примеру, вот этот сотник, на чьем теле
можно насчитать добрый десяток ран и чей изогнутый меч покрыт спекшейся
кровью. Он защищал свою жизнь, а, быть может, пытался остановить бегущих
воинов, вонзая бронзовый клинок в их животы и шеи. Затем он получил удар в
пах, изогнулся и тут же несколько копий впились в его грудь. Одно из них
вошло слишком глубоко, застряв меж ребрами. Эллин не смог вытащить его и
устремился дальше с извлеченными из ножен мечом.
А в этом месте лезли на стену киссии. Лезли отчаянно, порой забывая
прикрыть себя щитом. У большинства из них разрублена голова. Войлочная
тиара быть может предохраняет от солнца, но никак не от хорошего удара
мечом. Их смерть была мгновенной и умерли они с радостным ощущением
ярости. Теперь по обезображенным гримасой лицам ползали зеленые мухи,
привлекаемые мертвой кровью и жирными сгустками выплеснутого из черепа
мозга.
Пройдем чуть дальше, на небольшой холм. Его занимали лучники,
посылавшие стрелы в феспийцев, оборонявших левый участок стены. Они
поработали на совесть - двадцать гоплитов недосчитается городок Феспии
после этого боя, - но увлеклись и не успели броситься в бегство вместе со
всеми. Перешедшие в атаку эллины отсекли их от прочих и истребили всех до
единого. Ярость феспийцев была столь велика, что они уродовали уже мертвые
тела, вонзая копья в холодеющую плоть.
Сразу за холмом навалена куча мертвых коней и их хозяев - богато
одетых киссиев. Эти воины были телохранителями Онафа. Они прикрыли бегство
своего командира и поплатились за это жизнями. Их искрошила сталь
спартиатов. Здесь лакедемоняне потеряли пятерых бойцов, Но не ищите их
среди причудливой груды мертвой плоти, доспехов, щитов и копий. Тела
лакедемонян уже обрели вечный покой в братской могиле у стены, а друзья
помянули их доброе имя чашей чистого вина.
Проход постепенно сужается. Его ширина уже не превышает двадцати
локтей. В этой узкой кишке, тянущейся до самых ворот, творилось самое
страшное. Здесь бегущие варвары спрессовывались в визжащую массу,
безжалостно истребляемую острой сталью. Сотни и сотни мидийцев и киссиев
образовали громадный штабель трупов. Своей смертью они завоевали эту
землю, потому что эллины решили не занимать фалангой прежнее место в
Деметриных воротах, предоставив мидянам, если они отважатся на новый
приступ, самим растаскивать эту смердящую груду.
Здесь на небольшом выступе, очищенном от мертвецов, расположилась
группа дозорных, оставленных на тот случай, если варвары вздумают напасть
ночью. Леонид поприветствовал их кивком головы, воины почтительно
поклонились.
- Ну как, все тихо? - спросил царь.
- Да, - отозвался один из стражей. - Лишь иногда стонут раненые, да
варвары, забравшиеся в болото, пытаются вылезти на равнину.
Леонид повернул голову в сторону зыбкой глади залива, на сотни футов
покрытой темными холмиками увязших в трясине варваров. Многие из них были
мертвы и вскоре должны были стать пищей для червей и крабов. Другие еще
шевелились, надеясь вытащить тело из трясины. Но их ожидала та же участь.
- Прекрасен запах смерти! - воскликнул царь, вдыхая воздух,
наполненный миазмами трупного разложения - день был жарок, и мертвецы уже
начали загнивать. Леонид повернулся к стоявшим за его спиной Гилиппу,
Евриту и прорицателю Мегистию. - Мне нравится это зрелище!
- А меня ужасает! - резко ответил Мегистий.
- Брось, жрец! Они сами пришли на нашу землю. Они жаждали золота,
рабов и земли. Но золото и смерть всегда ходят рядом. Они родные братья. У
золота - лик смерти. А смерть улыбаясь, обнажает золотые зубы. Они, -
Леонид указал рукой на лежащие пред ним трупы, - мечтали о золоте, забывая
о том, что на одного, который вернется домой с добычей, придутся пятеро,
коим суждено удобрить своими костьми землю, отдавшую свое золото. Сегодня
мы собрали с них первую жертву, славную жертву!
Леонид поддел ногой труп одного из мидян, облаченный в роскошный
золотистого цвета хитон, до пояса покрытый медной чешуей. По лицу царя
пробежала гневная тень.
- Кто осмелился грабить трупы? - процедил он, оборачиваясь к часовым
и указывая на холеные руки мертвеца, на которых виднелись светлые следы от
снятых перстней.
- Фиванцы, - таков был ответ. - Они набрали полные горсти колец и
браслетов.
Царь усмехнулся.
- И они думают о золоте. Скажи, прорицатель, - Леонид посмотрел на
Мегистия, - зачем золото тому, кто завтра будет покойником?
Не дожидаясь ответа, царь повернулся и пошел обратно. Прочие
поспешили за ним.
Уже совсем стемнело. На небосклон выполз выщербленный диск луны,
бросавшей ломкие тени на искаженные мукой мертвые лица, холодно игравшей с
потускневшим от крови металлом. Наполненное мертвецами ущелье порождало
тоскливое чувство. Разогретые днем трупы вспучились, холодный вечерний
ветер, пришедший с моря, охладил их, освобождая от переполнявшего мертвую
плоть гнилого воздуха и мертвецы издавали неясный шепот, похожий то ли на
тихий стон, то ли на шипение. Время от времени кто-нибудь из них терял
опору, и тогда его рука или туловище с шумом оседали вниз. Порой казалось,
что совсем рядом мелькают неясные тени, выжидающие удобного момента, чтобы
наброситься на победителей. От всего этого в душу Еврита заползал неясный
сосущий страх, подобный тому, что посещает на ночном кладбище, где темные
тени колышут надгробья и кричат упырями проснувшиеся совы. Спартиат
настороженно озирался и то и дело хватался за рукоять меча. Гилипп заметил
состояние ирена и ободряюще похлопал его по плечу.
- Не беспокойся. Это тени умерших отправляются в Тартар, увлекаемые
Танатом. Ты еще не раз увидишь подобное. Хотя, нет. Тебя ждут много битв,
но такого ты уже не увидишь никогда. Я прожил много лет, но мне не
приходилось видеть столько мертвецов разом. А тебе, Леонид?
Царь, занятый своими мыслями, не уловил сути вопроса и обернулся.
- Что?
- Тебе когда-нибудь приходилось видеть такое побоище? - спросил
Гилипп. Спросил более для проформы, заранее уверенный в отрицательном
ответе. Однако, к его удивлению, царь промолвил:
- Нечто подобное я видел после битвы у Черной реки.
- Что это еще за битва? - с недоверием в голосе поинтересовался эфор.
- Она была давно. В ней погибло столько воинов, что их тела
образовали запруду и огромная река вышла из берегов.
- Но кто там сражался и где это было?
- Не знаю!
Столь резкий ответ свидетельствовал о том, что Леонид не желает более
говорить на эту тему. Гилипп не стал вдаваться в дальнейшие расспросы.
По узкой тропинке, очищенной от трупов, спартиаты дошли до стены.
Здесь Мегистий обратился к Леониду:
- Царь, я хотел бы поговорить с тобой. - Леонид внимательно посмотрел
на прорицателя. Тот неспешно добавил:
- Наедине.
- Хорошо. Друзья, - обратился царь к спартиатам, - я прошу оставить
нас.
Гилипп и Еврит подчинились, впрочем с некоторой обидой, и царь
остался один на один с Мегистием.
Сей прорицатель, родом из Акарнании [Акарнания - область на западном
побережье Средней Греции], присоединился к эллинскому войску в Фивах.
Помимо внушительных размеров и любви к черному цвету - он носил черную
тунику, черный плащ и даже черные сандалии, - Мегистий обладал весьма
здравым умом и очень неплохо разбирался в людях. Поначалу Леонид
настороженно присматривался к нему, пытаясь определить что это за человек.
Мегистий был очень умен, а его пророчества порой поражали. Устремив на
собеседника свои черные, с мрачным огоньком глаза, он называл его имя,
имена родителей, жены и детей, мог рассказать историю его жизни. Поначалу
Леонид посчитал это обычным гипнозом, но потом понял, что здесь имеет
место нечто иное. Мегистий знал то, что случится с человеком завтра. Так
спартиату Одрасту акарнанец предсказал, что тот будет ранен стрелою в
руку. При этом прорицатель указал на свое правое запястье. Днем во время
боя у стены мидийская стрела попала Одрасту в запястье правой руки.
Впрочем, это могло быть случайным совпадением. Но так или иначе, к словам
Мегистия стоило прислушаться.
- Присядем, - предложил прорицатель.
Леонид послушно опустился на валун - единственный светлый островок
посреди черного месива мертвых тел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164