Вскоре он подошел к входу в святилище Ахурамазды.
Парсийские капища разительно отличались от храмов Эллады. Окруженные
легкими колоннами эллинские храмы являли собой гармонию света и мрака,
воздуха и замкнутого пространства. Архитектурные ордеры лучше любых слов
свидетельствовали о характере того или иного эллинского племени. Строгий,
мощный, подобный копью воина, дорический. Он преобладал в славящейся
суровыми нравами Спарте. Воздушный, ажурный, с легко угадываемыми
восточными мотивами, ионический. Варварски пышный, безумно-дионисийский
коринфский стиль.
Беломраморные колонны, легкие фризы, портики, украшенные статуями
куросов или кариатид - все это придавало эллинским храмах легкость и
законченность. То были жилища богов, сошедших к людям и эллины
действительно верили, что боги время от времени спускаются с белоснежного
Олимпа, дабы выпить чашу хиосского со своими любимцами - смертными царями
и героями.
Совершенно иными были святилища арийских демонов. Их нельзя было
считать храмами в истинном значении этого слова. Демонам воздвигали капища
- огороженные высокой оградой ямы, где находились жертвенник и статуя
божества. Принося жертвы маги горячо молили своего покровителя о милости.
Подобными были прежде и святилища Ахурамазды. Та же глубокая яма, ибо
вид человека не должен осквернять капище, полное отсутствие стен и колонн.
Весь мир - храм, - говорили маги. Зачем огораживать его стенами?! Так было
прежде.
Но с недавнего времени капища демона света изменили свой облик. На
место традиционных ям пришли каменные башни с тяжелыми глухими стенами и
массивными сводами. Мутные потоки света лились сквозь зарешеченные окна,
неугасимый огонь, денно и нощно поддерживаемый служками в пурпурных
одеждах, бросал блики на выбеленный потолок. Эти храмы были еще довольно
примитивны, но в них ощущалось преддверие будущего восточного великолепия
- золотых статуй, расписанных серебром колонн, пышных парчовых драпировок.
Подобные святилища уже появились далеко на востоке. В них поклонялись
Ариману. Дерзкие языком маги кричали, что вскоре то же ожидает и святилища
Ахурамазды.
Демарат терпеть не мог душных парсийских храмов, поэтому он не стал
заходить внутрь, а спрятался в тень персиковых деревьев, росших
неподалеку.
Он пришел в это место не ради праздного любопытства. Накануне вечером
в окно дома, подаренного парсийским царем беглецу-спартиату, влетела
стрела с привязанной к ней запиской, текст которой гласил:
"Восточный храм Ахурамазды.
Полдень.
Следи за спиной".
Внизу пергамента виднелся оттиск свинцовой печати - две скифских
стрелы, скрещенные с парсийским мечом. То был знак Мардония, одного из
самых влиятельных сановников Парсы и единомышленника Демарата.
За домом царя-изгнанника велось непрерывное наблюдение. Тайная служба
хазарапата контролировала каждый его шаг. Парсийский вельможа знал об этом
и поэтому решил передать послание столь необычным способом.
Демарат выполнил предписание в точности. Он очутился у храма
Ахурамазды ровно в полдень, а по дороге сумел избавиться от надоедливых
соглядатаев, сбив их с толку внезапно накинутым на плечи парсийским
халатом.
Верный своим обещаниям Мардоний не заставил себя долго ждать. К храму
подскакали несколько всадников. Признав в одном их них Мардония Демарат
вышел из-за деревьев. Вельможа увидел его и тут же спрыгнул на землю. Они
двинулись навстречу друг друга и обменялись взаимными приветствиями.
- Надеюсь, я не опоздал?
Для ария Мардоний был весьма вежлив. Но Демарат прекрасно понимал,
что подобный тон предназначен лишь для него, человека, который нужен
вельможе и который признан им равным по отваге и происхождению.
Мардоний был сыном Гаубарувы, одного из самых влиятельных парсийских
сановников, участвовавшего в злополучном походе Куруша на массагетов, и
дочери Дария Артозостры. Достигнув зрелого возраста, он сочетался браком с
одной из дочерей Дария, приходившейся ему одновременно двоюродной теткой.
Подобные браки не считались среди арийской знати зазорными, а, напротив,
всячески поощрялись. Кровь и семя сверхчеловека должны были оставаться в
племени, а не подпитывать своей энергией обреченные на вымирание народы.
Как и отец Мардоний успел стяжать военную славу. Он считался лучшим
парсийским полководцем. Войска, возглавляемые Мардонием, покорили Фасос и
Македонию. Лишь две нелепых случайности - жестокий шторм, раскидавший
парсийский флот да жестокая рана в бедро, полученная Мардонием в
суматошном бою с бригами - воспрепятствовали осуществлению планов
покорения Эллады. Мардоний был вынужден вернуться в Парсу. Вполне
вероятно, что именно его отсутствие позволило аттическим эллинам нанести
тяжкое поражение парсийскому войску под Марафоном.
Отпустив охрану взмахом руки Мардоний предложил Демарату пройти в
храм.
- Здесь небезопасно. У Артабана везде глаза и уши. Храмовые жрецы
позаботятся о том, чтобы наш разговор остался тайной.
Демарат не стал возражать и последовал за персом. У входа в храм их
поджидал невысокий человек, прибывший вместе с Мардонием. Надвинутый на
голову капюшон и скрывающая нижнюю часть лица повязка не позволяли увидеть
лицо незнакомца, свободные складки длинного, почти до пят, плаща прятали
очертания фигуры.
- Подожди нас в храме, - велел Мардоний. Его спутник слегка склонил
голову.
Все трое вошли внутрь святилища. Восточный храм Ахурамазды был
известен тем, что в жертвеннике горел неугасимый огонь. Ослепительно
чистое, не дающее ни копоти, ни дыма, пламя вырывалось из беломраморной
чаши жертвенника. В природе не было травы или Дерева, сгорающих столь
прозрачным пламенем. Это был высший огонь, рождаемый Космосом и Землею.
Храм был практически пуст. Лишь несколько служек-гербедов с
завязанными, дабы не осквернить священного огня, тряпицами ртами сидели
вокруг жертвенника, сосредоточенно созерцая гудящее пламя. Спутник
Мардония разложил поставленный у стены коврик и сел рядом с ними. Сам
вельможа в это время шептался с облаченным в белый халат жрецом.
Проницательные глаза служителя Ахурамазды стремительно перебегали с
Мардония на Демарата. В конце концов он кивнул и показал рукой вглубь
храма, где виднелась небольшая дверь.
Вернувшись к спартанцу, Мардоний шепнул:
- Мы сможем спокойно побеседовать во дворике храма. Наставник
проследит за тем, чтобы нас не побеспокоили. Когда будем проходить мимо
священного огня, будь любезен, прикрой рот рукой.
Демарат поступил так, как велел перс. Прикрывая ладонью рот, они
проскользнули мимо жертвенника, и вышли в огороженный со всех сторон
высоким каменным забором двор храма.
Здесь властвовал стойкий сладковатый запах. Человека, непривычного к
смерти, могло замутить. Но Демарат, повидавший на своем веку немало
жестоких схваток, остался внешне спокоен, хотя, если честно признаться, и
ему стало немного не по себе от увиденного.
Место, в котором они очутились, служило для погребения трупов.
Погребения по арийскому обряду. Арии не устраивали погребальных костров и
не хоронили своих покойников в землю. Роль могильщиков у них исполняли
звери. Иногда дикие, а в данном случае собаки, посвященные Ахурамазде.
Арии считали собаку единственным чистым животным. Всех остальных зверей
надлежало убивать, но страшная кара ожидала того, кто хоть ненароком
обидел собаку.
Два десятка огромных, грязно-серых, безобразного вида псов лежали в
дальнем углу дворика. Ближе к храму были распластаны на земле несколько
трупов. Конечности и головы их были придавлены камнями, чтобы собаки не
растащили кости и не осквернили таким образом землю. Время от времени одна
из жутких псин лениво поднималась на лапы, подходила к ближайшему трупу и
вырывала из него кусок мертвой плоти. Насытившись, она возвращалась на
прежнее место.
За происходящим наблюдал специальный жрец - вестник смерти. Как
только собаки объедали с трупа большую часть плоти, он отправлялся к
родственникам умершего, которые жили вблизи храма на специально
построенном постоялом дворе. Все эти дни, что покойник находился в храме,
они считались нечистыми. Им было запрещено омывать руки и лицо, а пищу,
нанизанную на деревянные палочки, им подавали прямо в рот гербеды. Приход
вестника смерти воспринимался с огромным, но тщательно скрываемым
облегчением. Теперь они могли забрать останки умершего, предать их земле
и, пройдя недолгую очистительную процедуру, вернуться в свои дома, но
требовалось много времени, иногда целая луна, прежде чем псы Ахурамазды
очищали кости от скверны.
Стараясь не вдыхать глубоко, чтобы не засорить гнилостными миазмами
легкие, Демарат процедил сквозь зубы:
- Ну и местечко ты выбрал!
- Зато здесь нас никто не подслушает.
- Да, это уж точно! - Спартанец с отвращением фыркнул. - Ну, говори,
зачем звал?
- Когда ты в последний раз был у царя?
- Вчера.
- И он, конечно, не принял тебя?
- Так и есть. Артабан отказал мне в аудиенции, заявив, что царь занят
важными государственными делами.
- Потаскухами в своем гареме! - воскликнул Мардоний.
Демарат промолчал. То, что легко сойдет с рук родственнику царя,
может стоить жизни изгнаннику.
- Если не предпринять никаких мер, наш план рухнет, - продолжал
Мардоний.
- Что я могу предпринять, вельможа? Я беглец и не имею ни воинов, ни
богатства, ни связей.
- От тебя этого и не требуется. Все это имеем я и мои сторонники. Мне
нужны твои меч и отвага.
- Это единственное, что у меня осталось. Ты можешь располагать мною
как пожелаешь.
Мардоний испытующе посмотрел в глаза спартиата.
- Я иногда поражаюсь тебе, царь Демарат. Я отнюдь не склонен считать
тебя подлецом и предателем, но как ты можешь желать бед своей родине!
Неужели обида на людскую глупость и неблагодарность сильнее любви к родной
земле?
- Это непростой вопрос, вельможа. И я отвечу так. Я иду с тобой лишь
потому, что верю: преданные прочими эллинскими государствами Афины, что из
гордости развязали эту безумную вражду, падут, а Спарта договорится с
царем Парсы. И одним из условий этого договора будет мое возвращение в
Лакедемон.
- Ты полагаешь, царь станет разговаривать со спартиатами на равных?
- Непременно на равных. Иначе спартиаты вообще не будут
разговаривать.
- А если он пожелает разрешить спор силой оружия?
- Спартанские гоплиты раздавят парсийское войско.
Мардоний покачал головой.
- В твоих словах гордыня и безумие. Империя может выставить армию в
сто крат большую, чем войско спартиатов.
- Тогда спартиаты истребят половину этой армии и сложат головы на
поле боя.
- А ты?
Демарат не раздумывал ни мгновения.
- Я умру с мечом в руках рядом с ними.
- Красиво... Ничего не скажешь, красиво! Да будет на то воля
Ахурамазды, чтобы все вышло именно так, как полагаешь ты. Я не хочу
сражаться со спартиатами. Меня вполне устроит, если в мою сатрапию войдут
Аттика, Беотия и Фессалия. Пелопоннес можешь оставить себе.
- Спасибо, - скривил губы Демарат.
Возникла невольная пауза, вызванная тем, что одна из собак вгрызлась
в труп с непередаваемо отвратительным хрустом. Сглатывая тошнотворный
комок, Демарат спросил:
- Что я буду должен сделать?
- Все зависит от того, как будут развиваться события. Если Артабан не
опомнится и не прислушается к нашим предостережениям, придется его убрать.
Я подобрал нескольких надежных людей и был готов возглавить их сам. Но
проклятая нога! Если мы потерпим неудачу, я не смогу спастись от
преследования бессмертных. Нужен смелый решительный воин, который
возглавит покушение. Я посчитал, что мне не найти на эту роль лучшего
человека, чем ты.
Спартиат задумался. Он может отказаться от этого предложения и
провести остаток жизни полугостем-полупленником в опостылевшей Парсе. Он
может согласиться и потерять голову. Но при нем останется его честь. Честь
воина, незапятнанная трусостью.
- Я согласен, - ответил он.
- Я надеялся на это, - обрадовавшись, сказал Мардоний. - Но сначала
мы испробуем другое средство.
- Какое?
- Сейчас увидишь. Пойдем отсюда. Здесь пахнет падалью.
Едва они вернулись в храм, как спутник Мардония поднялся с земли и
присоединился к заговорщикам. Оказавшись под сетью персиковых деревьев,
вельможа нежным движением снял легкий платок, открывая девичье лицо.
Девушка рассмеялась и откинула капюшон, рассыпав по плечам волну
каштановых волос.
Демарат остолбенел от восхищения. Вряд ли когда в своей жизни он
встречал красоту, подобную этой.
Незнакомка явно была эллинкой, но чуть скуластые щеки и мило
вздернутый носик свидетельствовали о том, что в ее жилах примешана кровь
степных народов. Ее кожа была нежнее самого тонкого шелка, чуть припухлые
капризные губки пели гимн сладости поцелуев. Серо-зеленые глаза светились
умом, нежностью и чем-то неуловимо женским. Когда она улыбнулась, обнажая
безупречно ровные зубы, на ее щеках образовались крохотные ямочки, и
сердце Демарата дрогнуло сладкой негой.
Девушка догадалась о чувствах спартиата и улыбнулась еще раз. Ее
улыбка могла быть вызывающей и застенчивой. Она звала и отталкивала,
приказывала и умоляла.
- Хороша? - полувопрошая, сказал Мардоний, коснувшись рукой нежной
щеки.
- "Да", - хотел ответить Демарат, но голос осекся и он лишь кивнул.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164