Пан обрадовался
развлечению.
- Сумеешь продержаться пока тень этого дуба не передвинется на
локоть, считай, что ты в храме.
- Договорились.
Они схватились наперекрест и стали мять друг друга в могучих
объятиях. Вскоре Пан обнаружил, что руки гостя невероятно сильны и что
даже его полузвериная-полубожественная плоть не может устоять перед их
натиском. Тогда он прибег к хитрости и что есть сил заорал. От
неожиданности противник ослабил хватку и Пан сумел повалить его на землю.
Но Ясон оказался умелым борцом. Упершись ногами в мохнатый живот, он
отшвырнул бога в сторону. Не успел Пан опомниться, а человек уже сидел на
нем, крепко прижимая к траве. Какое-то время Пан пытался вырваться, но без
малейшего успеха. Ясон осведомился:
- Будем ждать тень или признаешь свое поражение?
Пан завыл.
- Не ори. Не поможет, - спокойно отреагировал победитель.
Повертевшись еще немного и окончательно убедившись в тщетности своих
попыток освободиться. Пан задумался. От источника веяло сыростью. А от
сырости у него ломило кости.
- Ладно, вставай. Твоя взяла.
Ясон подал руку, помогая богу лесов Подняться. Пан ощупал играющую
желваками мышц плоть.
- Здоров. Ты мог бы схватиться с самим Аресом.
Человек улыбнулся.
- Будь он смертен, я бы уже запалил его погребальный костер.
- Ты самоуверен, - сказал Пан, как и все прочие олимпийцы
недолюбливавший кровожадного Ареса, - но мне это нравится.
- Тогда идем!
- Идем.
Святилище располагалась на высоком холме посреди священной рощи и
представляло собой храм, окруженный двумя рядами мраморных колонн. На
фронтоне храма была изображена битва богов с титанами. Следящие за
чистотой и порядком куреты [демонические существа, слуги младенца Зевса]
беспрепятственно пропустили Пана и его спутника внутрь храма.
- Это под алтарем, - сказал Пан.
- Я знаю.
Они подошли к украшенному статуей Зевса алтарю. Пан нажал на край
плиты, и она беззвучно отъехала в сторону. По узкой мраморной лестнице они
спустились вниз и вошли в небольшое помещение, все убранство которого
состояло из шести бронзовых щитов, развешанных по стенам. Освещалась
комната солнечными лучами, которые проникали сквозь узкие щели между
фризом и архитравом крыши.
Пока гость осматривался, Пан снял один из щитов. Под ним оказалась
панель с несколькими кнопками. Пан нажал на одну из них и сказал:
- Пан вызывает Громовержца.
Какое-то мгновение было тихо, затем издалека донесся голос.
- Его сейчас нет в Элладе. В чем дело?
- Вот так дела! - Пан повернулся к герою. - Нет его. Что будем
делать?
- Спроси где он и попроси передать, что его спрашивает Ясон.
Пан вновь нажал на кнопку.
- А где он.
- Я не уполномочена об этом говорить.
- Кто на связи? - поинтересовался Пан.
- Афо.
Что стало с Паном! Он расцвел широченной улыбкой, а голос стал слаще
меда.
- Афо, передай Громовержцу, что его спрашивал Ясон. Пусть разыщет его
когда вернется.
- Ясон? Но ведь он погиб!
Пан рассмеялся.
- Я тоже так думал. Но он пришел ко мне. Жив-живехонек и здоровяк,
как и прежде.
Афродита замолчала. Пан начал волноваться.
- Афо, ты меня слышишь?
- Да. Выполни мою просьбу, Козлик. Если Ясон еще не ушел, задержи
его. Я сейчас буду у вас.
- Хорошо, - ответил Пан и отключил связь. - Она сейчас будет здесь.
- Вряд ли ей будет понятна эта встреча, - заметил Ясон в ответ на
слова лесного бога.
Афо появилась внезапно, словно проникнув через щель вместе с лучами
солнца.
Ясон и Пан как раз вешали на место щит. Затем они оба обернулись и
Афродита вскрикнула:
- Диомед!

Прямо уставив копье, Диомед, воеватель бесстрашный,
Острую медь устремил и у кисти ранил ей руку
Нежную: быстро копье сквозь покров благовонный, богине
Тканный самими Харитами, кожу пронзило на длани
Возле перстов; заструилась бессмертная кровь Афродиты...
[Гомер "Илиада", 5, 336-340]
Диомед - то был один из самых великих героев Эллады. Отточенная
бронза, влекомая его безжалостной рукой, поражала не только людей, но и
богов. Афродита нечаянно бросила взгляд на правую руку, где от локтя и
чуть не доходя до запястья тянулся тонкий, едва заметный шрам - след раны,
залеченной искусным Паеоном.
Ясон-Диомед с легкой усмешкой рассматривал Афо. Под его пристальным
взором богиня зарделась и стала прекрасна как никогда. Пан восторженно
открыл рот, любуясь столь совершенной красотой.
Пауза становилась невыносимой, но Диомед не желал приходить на помощь
растерявшейся богине, а Пан не осмеливался это сделать. Наконец Афо
совладала с собой.
- Я слышала, ты умер.
Еще бы! Он должен был умереть семь веков назад!
Диомед усмехнулся.
- Я не раз слышал о себе куда более удивительные вещи.
- Так кто же ты: Ясон или Диомед? - вмешался Пан.
Афо скривила розовые губки.
- Какой там еще Ясон! Это негодяй Диомед, осмелившийся поднять на
меня руку!
Человек вновь усмехнулся и слегка склонил голову.
- Прошу великодушно простить меня. Я метил в Энея. - Если в голосе
героя и звучала ирония, то она была едва заметна.
Смех Афродиты рассыпался серебряными колокольчиками.
- Он еще смеет просить прощения! - воскликнула красавица и капризно
добавила:
- Мне было больно!
- Женщинам не стоит появляться на поле брани. Тем более таким
женщинам!
В голосе Диомеда звучало нечто, заставившее Афродиту стыдливо
потупиться. Давно уже мужской взгляд не смущал пенорожденную.
- Ты сбрил бороду, а волосы стали светлее, но ты все тот же Диомед. Я
узнала тебя по голубым глазам, что загораются ярким огнем во время
схватки.
Диомед не успел ответить, как вновь встрял Пан.
- А я признал в нем Ясона!
Афо внимательно посмотрела на героя.
- Так кто же ты?
- Я был Диомедом. А еще раньше я был Ясоном. А перед этим я был еще
кем-то. Я и сам не могу точно сказать, кто я есть такой.
- Это удивительно! - Афродита звонко рассмеялась. - И забавно. И
еще...
Богиня не договорила, но у Пана дрогнуло сердце. Он все понял.
- Козлик, - нежно произнесла Афо, - мы с Диомедом прогуляемся по
роще. Нам надо кое о чем поговорить.
И Афо улыбнулась. Счастливо и чуть застенчиво. Как улыбается женщина,
встретившая свою любовь.

ЭПИТОМА ЧЕТВЕРТАЯ. ЯРОСТЬ
А ворота Гомола ожидали
Тидея с шкурой львиной на щите,
И волоса на ней вздымались грозно;
Десница же Тидеева несла
В светильнике губительное пламя,
Как нес его когда-то Прометей.
Еврипид, "Финикиянки", 1119-1124
Он был небольшого роста и не велик телом. Его руки не поражали
обилием мышц или силой удара. Но пред натиском этого воина не могли
устоять самые могучие мужи, статью подобные сыновьям Алоэя [сыновья Алоэя
- От и Эфиальт; обладавшие огромной силой, они пытались взобраться на
небо, взгромоздив на Олимп горы Пелион и Оссу]. Все знали, что он в
одиночку расправился с пятьюдесятью богатырями, спрятавшимися в засаде,
чтобы погубить его. Сорок девять пали, сраженные насмерть, и лишь Меонт,
забрызганный с ног до головы кровью собратьев, вернулся, безумно твердя
его имя:
- Тидей!
И ведь все эти витязи были сильнее его, многие лучше владели копьем и
мечом, но не один из них не был столь яростен.
Ярость!
Безумная ярость рождалась в сердце этолийца Тидея, когда он вступал в
битву. Ярость наливала его мышцы сталью и уподобляла движения
стремительной молнии. Губительное пламя загоралось в глазах героя,
заставляя недругов отпрянуть назад. С оскаленным в крике ртом Тидей
нападал на своих врагов, вселяя в их души страх. В эти мгновения он
забывал обо всем: о жизни, о солнце, даже о смерти. Он помнил лишь, что
перед ним враг, которого нужно повергнуть. Не будь у него копья, он
атаковал бы противника с мечом и щитом, лиши его меднокрепкой защиты, он
бросился бы вперед с одним клинком, сломайся меч, он рвал бы тело врага
руками и зубами.
Если бы фортуна назначила ему родиться позднее, его бы назвали
берсеркиром [берсеркир - викинг, сражавшийся в состоянии яростного
исступления]. Эллада же не знала подобного слова. Но она знавала подобных
воинов, что бросались в кровавую схватку с непокрытой головой и
выступившей на губах пеной.
Звон бронзы и пение стрел, грохот рушащихся стен и крики умирающих -
лишь это они считали жизнью; все остальное было жалким существованием,
недостойным героя. Жить означало воевать. Воевать означало жить.
Прекратить их вечную битву могла лишь смерть, но не старость, ибо герои не
доживают до старости.
Они спешили познать яростную любовь битвы, ведь в Тартаре нет места
кровавым ристалищам и потому насладиться ими нужно в жизни.
Они менее всего думали о затаившейся рядом смерти и потому судьба
бывала нередко благосклонна к ним - они умирали последними.
Тидей хотел этой войны. Война должна была принести славу, добычу и
наслаждение кровавой сечи. Война могла принести смерть, но истинный воин и
в смерти находит наслаждение. Такова была нехитрая философия Тидея, лишь в
обол [самая мелкая греческая монета, равная 1/16 драхмы] оценивавшего
чужую жизнь и ни во что - собственную. Именно потому любила Тидея грозная
богиня Афина, столь же неистовая в бранном деле. Незримая под шлемом Аида
[шлем Аида обладал способностью делать человека невидимым], она опускалась
на сочные беотийские луга и наслаждалась лицезрением яростных поединков, в
которых Тидей проверял храбрость своих врагов. Быть может Афина была даже
чуточку влюблена в свирепого этолийца. Но лишь чуточку, так как рок обрек
ее вечно оставаться девой.
Не в силах скрыть восхищения от яростной одержимости своего любимца,
Афина порой снимала волшебный шлем и представала перед героем. Ей
нравилось, что Тидей не бледнеет от страха при виде грозной богини, а
беседует с нею как равный, не забывая при том о почтительности. Они с
увлечением говорили о битвах и на лице Тидея появлялась жестокая усмешка.
В эти мгновения он становился похож на кровожадного Ареса, в чьих глазах
горело то же губительное пламя. Но Афина старалась не обращать на это
внимания, убеждая себя, что жестоко бога волнует проливаемая кровь, а
Тидея влекут звон оружия и рокот боевых труб.
Трубы глухо ревели и в тот день, когда семеро вождей выстраивали
своих воинов у стен семивратных Фив. Эта война нужна была бежавшему в
Аргос Фиванцу Полинику, но затеял ее Тидей. Именно его пламенные речи
зажгли сердца вождей, именно он сумел убедить присоединиться к войску
могущественного Амфиарая.
Амфиарай...
В этом аргосском герое воплотились мужество и богоравная мудрость.
Воины верили ему как никому другому. Лишь от его согласия зависело
двинутся ли союзные дружины войной на Фивы.
Амфиарай долго отказывался участвовать в этом походе. Зевс даровал
ему способность видеть будущее и он знал, что смерть ожидает безумцев,
которые осмелятся подступить к стенам любимых богами Фив.
День шел за днем. Герои то по одному, то все вместе убеждали Амфиарая
присоединиться со своей дружиной к их войску, но тот неизменно отвечал
отказом. У всех опустились руки, но не у Тидея. Ведь к нему благоволила
совоокая Паллада. И она подсказала ему выход.
Однажды вечером, когда аргосские герои веселились на пиру, Тидей
проник в спальню жены Амфиарая. Осталось тайной о чем он говорил с
красавицей Эрифилой, но на следующее утро та вдруг велела супругу
собираться на войну против Фив. Побледневший Прорицатель пал пред женой на
колени.
- Опомнись! - возопил он. - Ведь я говорил тебе, что рок предвещает
смерть всем участникам этого похода!
- Ничего с тобой не случится, - холодно смотря на мужа сказала
Эрифила. - Милый, порою мне кажется, что ты просто стал трусом. Вот и
Тидей говорил мне тоже самое.
- Тидей? - грозно вопросил Амфиарай.
- Да. А что тут такого? - Эрифила игриво улыбнулась, уверенная, что
супруг не посмеет тронуть ее и пальцем. Она уже привыкла к тому, что
Амфиарай безропотно потакает всем ее прихотям. Будучи весьма
самоуверенной, Эрифила объясняла это неотразимостью своих чар. Она не
ведала, что в глубине души Амфиарай люто ненавидит свою легкомысленную
жену и лишь, покоряясь высшей воле, исполняет ее капризы. Ведь боги
порешили, что он умрет вскоре после того, как его проклянет обиженная
Эрифила.
Раздраженная равнодушным молчанием мужа, пропустившего мимо ушей ее
колкий выпад, аргивянка извлекла из ларца драгоценное ожерелье. Украсив им
шею, она вызывающе посмотрела на супруга. Амфиарай встал с колен и
коснулся рукою грозди крупных зеленоватых камней, переплетенных золотою
цепью.
- Так это же ожерелье Гармонии! [Гармония - супруга мифического царя
Кадма из Фив; в качестве свадебного подарка получила изготовленное
Гефестом ожерелье, приносившее несчастье всем его обладателям.] Откуда оно
у тебя?
Губы Эрифилы распустились победной улыбкой.
- Подарок Полиника. Мне передал его Тидей.
- И велел, чтобы ты уговорила меня?
- Да, - жеманясь ответила красавица.
- Тварь! - Коротко размахнувшись, Амфиарай ударил жену. Быть может
потому, что она предала его, из корысти обрекая на верную смерть; быть
может потому, что, склонясь над ее шеей, он вдруг заметил красные пятна,
четко проступавшие на нежной коже. Такие следы остаются после страстных
мужских поцелуев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164