Они мечтали покорить
неизведанное.
Эта эпоха не была волшебной сказкой, как представлялось позднее. Она
была жестокой. Не менее, но и не более, чем остальные. Она была похожа на
век прошедший, в ней были черты века будущего. То было время
патриархальной гармонии. Гармонии между человеком и природой. Гармонии
между эллинами и соседними народами.
То было время некоего паритета между Востоком и Западом, время
жестокое и славное, содержащее зерно благородства и превратившееся поэтому
в прекраснейшую легенду.
Но пришли железные люди, носившие в своем сердце иной порядок. Они
жаждали добычи и крови. Под их неистовым напором рухнули стены
златообильных Микен, Тиринфа и Пилоса, был подвергнут разгрому могучий
некогда Крит.
Настал век железных людей. Век Запада. Век, длившийся более
тысячелетия.
Подобно эпохе медных людей то был век войн. Но войн не ради богатства
и мишурного властолюбия. Железным людям претили изнеженность и роскошь,
столь быстро развращающие удачливых завоевателей. Они готовы были
променять все это на власть и воинскую славу.
Железные люди создали ЦАРСТВО РАВНЫХ и нарекли его Спартой, а себя -
спартиатами. Никто не выделялся средь других ни едой, ни одеждой, ни
жильем. Любой спартиат был равен царю. Хотя нет. Царь все же имел одну
привилегию - умереть в бою первым. Не было в мире народа, чей царь первым
вступал в битву и последним выходил из нее. Только люди со стальными
сердцами достойны иметь таких царей!
Железных людей не манили завоевания. Они ведали их суетность и
недолговечность. Им было довольно славы непобедимых воинов. И множество их
врагов смогли на собственной шкуре убедиться в этом. Спартиата можно было
убить, но не победить. Железный человек мог быть со щитом или на щите, тот
же, кто возвратился домой без щита, не был спартиатом. Он даже не имел
имени. Его звали отныне - Трус.
Сами того не предполагая, железные люди привели в движение народы,
населявшие Элладу, заставив их наполнить сталью свои сердца. И начала эра
эллинской экспансии, вошедшая в историю как великая греческая колонизация.
Эллины покоряли мир. Покоряли не мечом, ибо знали, что не все можно
покорить сталью, а оливками и вином, серебром и великолепной керамикой.
Впрочем, когда требовалось, они без сомнения пускали в ход и меч.
Еще никогда прежде ни один народ не был столь близок к тому, чтобы
покорить мир. Ведь не было народа более предприимчивого, более
космополитичного, более легкого на подъем. Но и не было на земле народа
более непостоянного и раздираемого распрями, чем эллины. Сотни полисов,
пекущихся лишь о своей выгоде, ставящих ее выше долга перед нацией.
Эллины уподобились своим богам - ветреным, изменчивым, непостоянным.
А, может быть, боги уподобили эллинов себе.
В божествах, в коих они верили, не было той мрачной энергии - силы,
что толкает народы на завоевания. По сути то были боги-люди, созданные
вечностью - Кроносом, но давно порвавшие связь с прародителем. В них не
было ничего сверхъестественного, не было сгустка ирреальности, которая
порождает слепой фанатизм.
Нелепо даже представить эллина, идущего на бой с именем Зевса на
устах. Умереть во имя фетиша - удел верящих в слабых и жестоких идолов.
Эллин мог умереть лишь за свой дом, за честь и славу. Умереть за Родину.
Но как редко этой родиной была Эллада. Обычно это были Афины, Фивы,
Мегара, Коринф - клочок земли со стенами посередине, именуемый полисом. А
за рекою была чужая земля, хотя там тоже говорили на эллинском наречии и
приносили жертвы тем же богам, и жило там много друзей и знакомых. Но то
была чужая земля!
И уже совсем не за что эллину было сражаться за пределами Эллады.
Зажатый в рамках полисного сознания, он не имел той великой идеи, великой
веры, которая сплачивает нации и толкает их на великие завоевания.
Для этого нужны или стальные сердца или кровавый бог.
Великие завоеватели прикрывались знаменем жестоких и властных
моноидолов, сверхъестественных по сути, сконцентрировавших в себе сгусток
космоэнергии. Таков Мардук вавилонян и ассирийцев. Таков Ахурамазда -
белый лик Аримана. Таков Христос с мечом в руке. Таков Магомет. Таковы
племенные идолы Чингисхана и Тимура. Таков и демон коммунизма, приобретший
силу под влиянием еврейского христианства.
Это боги, концентрирующие в себе жестокую энергию. Они способны
покорять, но не в силах удержать покоренное, так как для этого мало веры в
ирреальный фетиш. Нужна идея нации, идея стального сердца, идея рациума.
Нужна, наконец, вера в сильного и разумного человека.
Потому-то все эти империи рухнули под напором внутренних междоусобиц.
Ведь держались они на эфемерной, чуждой покоренным народам вере, да на
авторитете полководца-завоевателя.
Эллины не пытались колонизовать мир силой. Они не могли покорить его
верой. Они не были нацией, способной стать стержнем будущей империи. Сыны
эллинских полисов хотели покорить мир предприимчивостью и культурой,
привлекательной именно потому, что она шла от человека, а не от бога.
Это им удалось. Именно культура Эллады нанесла сокрушительное
поражение лоскутной Персидской империи, а не сорок тысяч гоплитов и
гетайров, которые при иных обстоятельствах просто бы растворились в
необозримых пространствах Востока.
Персида к тому времени уже давно потеряла стержень своего могущества.
Властный Ахурамазда уступил место доброму и бездеятельному Митре, а персы
погрязли в роскоши и неге. Лишившись сильной идеи, они не стали драться за
своего царя, резонно полагая, что с приходом сынов Запада не произойдет
ничего более страшного, чем замена его другим самодержцем. Их имуществу
ничего не угрожало, а эллинская культура была лишь благом для застоявшейся
жизни Востока.
Запад сокрушил Восток в бою, но был поглощен им. Эллинизм внес свежую
струю в агонизирующие в тупике эволюции восточные сатрапии. Странный
симбиоз свежей крови и многовековых традиций породил самобытную и изящную
культуру, гармонично сочетающую в себе все лучшее, что было порождено
Западом и Востоком; культуру, которой не было до того и никогда не будет
после.
Железных людей было мало, и Восток растворил их в мареве пустынь и
хаосе кривых улочек городов. Восток не только парировал этот выпад, но и
нанес ответный удар. Нега и роскошь проникли на Балканы, не обойдя даже
Спарту. Стало мало желающих умереть на щите. Эллины все чаще
руководствовались советом лирика Архилоха.
Сам я кончины зато избежал. И пускай пропадает
Щит мой. Не хуже ничуть новый могу я достать.
Попавшие в тенета Востока, втянутая в бесконечные распри диадохов
Эллада потеряла значение центральной державы Запада, уступив это место
Риму.
Мир никогда не знал и вряд ли узнает державу, где национальная идея
была бы выражена столь сильно как в Риме.
При этом парадоксально, но факт - нации, как таковой фактически не
существовало. Согласно легенде, не слишком достоверной, был небольшой
отряд переселенцев из разрушенной эллинами Трои, впитавший в себя сразу
три этнических элемента - латинян, сабинян и этрусков.
Па этой основе возник город полисного типа. Но в отличие от эллинских
полисов экспансионистская политика римлян не ограничивалась выведением
колоний, которые в перспективе должны были стать независимыми от
метрополии. Рим начал широкую экспансию внутри Италии, присоединяя
захваченные италийские земли на правах полузависимых союзников.
Двухсотлетние непрерывные войны позволили и римлянам овладеть почти всей
Италией, а кроме того, создать лучшую за всю древнюю историю армию,
спаянную не полисным, а национальным сознанием.
Именно такая армия с ее четкой организацией, огромными людскими
резервами, сильным, политически устойчивым тылом, способна была завоевать
мир. И римляне завоевали его, распространив влияние Запада от Испании до
Персидского залива, и от Британии до истоков Нила.
Но вобрав в себя чудовищный конгломерат разноязыких народов, римляне
потеряли то, что сплачивало их - национальное чувство. Римское гражданство
получили сначала италики, а затем и прочие народы. Римляне утратили столь
хранимые прежде традиции предков и держава рассыпалась. Не уподобляясь
карточному домику, разваливающемуся на многочисленные народы и народности,
а рухнула под натиском варваров, прогнив от восточной роскоши.
Дикие сердцем варвары пришли от восхода солнца. Но они не были детьми
Востока, ибо их породили степи, лежащие вне пределов Ойкумены [Ойкумена -
обитаемый мир]. Они пришли под знаменами своих вождей, чьи умы не были
отягчены сильной верой, но чьи сердца были наполнены стальной страстью
наживы, пожаров и крови.
Варвары должны были дать новую подпитку западной идее, но в ход
истории вмешалась сила куда более грозная, чем Восток, хотя она и была
порождена Востоком. Имя этой силе - христианство.

ЭПИТОМА ПЕРВАЯ. КАМЕНЬ ПРОМЕТЕЯ
Дерзко рвется изведать все,
Не страшась и греха, род человеческий.
Сын Иапета дерзостный,
Злой обман совершив, людям огонь принес.
После кражи огня с небес,
Вслед чахотка и с ней новых болезней полк
Вдруг на землю напал, и вот
Смерти день роковой, прежде медлительный,
Стал с тех пор ускорять свой шаг...
Квинт Гораций Флакк,
"Ода к кораблю Вергилия"
Аргонавты уверяли, что стоны неслись именно с этой вершины. Они не
могли ошибиться. Хотя могли солгать. Однако разузнать поточнее было не у
кого. Хребты Кавказа дики и безлюдны. И безжизненны. Лишь изредка пробежит
мохнатый паук или зеленобрюхая ящерка, а однажды мелькнул серый обруч
рогатой гадюки, тут же исчезнувший под завалом из огромных каменных глыб.
Напрягая могучие мышцы, Геракл карабкался вверх по крутому склону.
Там, где это было необходимо, он помогал себе массивной дубиной,
вырезанной из дубового ствола и обитой бронзовыми конусообразными шишками.
Никто из смертных мужей не мог поднять это чудовищное оружие. Геракл
орудовал им с непостижимой легкостью. Впрочем, в бою он обычно рассчитывал
не на дубину, а на длинный меч, болтавшийся у левого бедра, или на лук,
подаренный Аполлоном. Дубина была своего рода символом, неизменным
атрибутом всех статуй и настенных изображений героя, так же, как и шкура
немейского льва, заменявшая сразу и панцирь, и плащ.
Геракл раскрутил дубину над головой и прыгнул вперед. Инерция
массивного оружия помогла ему перебросить тело через очередную расселину.
Спружинив ногами о влажную глину, он приземлился рядом с тихо журчащей
струйкой родника. От воды, как и от скал, веяло холодом. Меж тем, солнце
палило немилосердно. Герой приставил дубину к камню и опустился на колени.
Он напился воды, после чего окунул курчавую голову в источник. Ледяной
обруч перехватил дыхание и Геракл поспешно освободился из его тисков.
Усталость как рукой сняло, герой почувствовал себя отдохнувшим и бодрым.
Набрав воды в небольшой бурдючок из козлиной кожи, он продолжил свое
восхождение наверх.
Теперь уже оставалось немного. Скоро он достигнет подножия самого
высокого пика, к каменной груди которого прикован великий бунтарь,
осмелившийся восстать против воли Крониона. Любой бунт сам по себе
абсурден, особенно если он обречен на провал. К чему ломать вековые устои,
целесообразность которых доказало время? Если мускулы ломит от переизбытка
сил, то сражайся с лернейской гидрой или отправляйся в поход на амазонок.
Стоп! Геракл застыл на месте. Два родника, исчезающие в буковой роще,
а меж ними ровная, будто отшлифованная скала. Судя по описаниям орла,
именно сюда он прилетает каждый день, чтобы клевать печень бунтаря. Геракл
окинул взором уходящую в облака скалу и озадаченно потер лоб. Никаких
свидетельств того, что где-то здесь прикован человек. Ни зловеще гремящих
цепей, ни вбитых в гранит бронзовых клиньев. Может быть, Ата вновь
набросила на его глаза пелену безумия и он сбился с пути?
- Ты пришел, куда следовало, Геракл.
Герой медленно повернул голову. Перед ним стоял высокий, могучего
телосложения человек. Крупная, красиво посаженная голова свидетельствовала
о благородстве, глаза были бездонны и мудры. Так как за мгновение до этого
на поляне никого не было, следовало предположить, что человек вышел из
рощи.
- Я ведь не ошибся? Ты Геракл?
Не дожидаясь ответа, человек добавил:
- Моя мойра [в ранней греческой мифологии судьба, получаемая
человеком при рождении; позднее мойрами называли трех богинь, определяющих
людскую судьбу: Лахесис ("дающая жребий"), Клото ("прядущая"), Атропос
("неотвратимая")] предсказала мне, что ты явишься именно сегодня перед
закатом солнца. Я как раз приготовил сытный ужин.
Человек замолчал, ожидая, какова будет реакция героя. Тот какое-то
время пребывал в замешательстве, затем спросил:
- А ты кто такой?
- Я? - переспросил человек. - Прометей.
Геракл в замешательстве открыл рот.
- Но... Но ведь я должен освободить тебя.
- Правильно. Вот сейчас отужинаешь, а потом освободишь. Иди за мной.
Не бойся.
Не бойся! Геракл хмыкнул и горделиво расправил плечи. Бояться? Ему?
Совладавшему с самим Танатосом!
- Ступай вперед! - велел герой и, на всякий случай, проверил, легко
ли выходит из ножен меч.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164