- Пойдем.
Он мерил дорогу крупными решительными шагами, а Лиофар суетливо,
словно собачонка, бежал рядом, с обожанием поглядывая на своего грозного
спутника. Так они пришли туда, где ждал Брасим.
- Ну, что они делают? - спросил горшечник своего раба.
Тот пожал плечами.
- Не знаю. Никто не выходил, но зато еще два человека вошли в дом.
- Вот видишь! - торжествующе воскликнул Лиофар, обращаясь к
спартиату.
Феор не разделил этого восторга.
- Пока ничего не вижу. И веди себя тише, а не то нас услышат.
Горшечник послушался и умолк. Они стояли в полной тишине, наблюдая за
подозрительным домом, до тех пор, пока в конце улицы не появился блеск
факелов.
- Это идет стража, - сказал спартиат. - Пойдем встретим их.
Он не ошибся. Это действительно была стража. Впереди шли второй
спартиат и архонт Фемистокл, а следом - человек десять скифов, вооруженных
луками и акинаками.
- Что же ты обнаружил? - поинтересовался Фемистокл у слегка
оробевшего горшечника.
Тот повторил примерно то, что рассказал спартиатам, присовокупив, что
его раб Брасим видел, как в подозрительный дом вошли еще два человека.
- Раб? - Архонт усмехнулся. - Не слишком-то я верю тому, что говорят
рабы. Знай, горшечник, если в этом доме никого не окажется, тебе придется
плохо.
- Окажется! - горячо заверил Лиофар и как бы между прочим добавил:
- Я знаю, как следует постучать, чтобы открыли калитку.
- Так стучи. Хотя нет, постой.
Фемистокл подозвал к себе командира стражей и велел ему сделать так,
чтобы свет факелов не был виден. Тот кивнул и отослал часть своих воинов,
державших факелы, за угол храма, добавив несколько слов на своем
варварском языке. Затем он перешел на ломаное койне.
- Как только мы войдем в дом, они прибегут к нам и будет светло.
- Хорошо, - сказал архонт и велел Лиофару: - Стучи, горшечник.
Кивнув головой, Лиофар направился к дому Гофокла. Фемистокл,
спартиаты и стражники следовали за ним. Подойдя к двери, горшечник
постучал. Точно так, как это делал подлый абдерит. Затем он затаил дыхание
и принялся ждать. Ему пришлось пережить несколько томительных мгновений,
прежде чем дверь приотворилась. Не дожидаясь, пока слуга рассмотрит
ночного гостя, Лиофар, словно бык, ринулся вперед. Он сбил открывшего
дверь человека, оступился и упал на него. Не успел сторож закричать, как
Лиофар умело, словно всю жизнь только этим и занимался, ударил его кулаком
в висок. Гофоклов слуга охнул и обмяк.
- Ловко, - шепотом похвалил старший из спартиатов, зашедший следом.
Возбужденно дыша, за спиной толпились скифы.
- Если у Гофокла кто-то и есть, то они находятся в мегароне. Это там.
- Фемистокл указал рукой в направлении тусклого огонька и удивленно
хмыкнул. - Но там действительно кто-то есть. За мной.
Этот приказ относился к стражникам. Скифы рассыпались цепью и
двинулись вслед за архонтом. Взбрехнула собака, почуявшая присутствие
незнакомых людей. Один из скифов вскинул лук, и собака, взвизгнув, умолкла
навсегда.
В мегарон первым ворвался Фемистокл. За ним вбежали спартиаты,
стражники, к которым присоединились их товарищи с факелами. Последними
протиснулись Лиофар и Брасим.
Взору незваных гостей предстала кучка ошеломленных людей, возлежавших
вокруг уставленного вином и всевозможной снедью стола. Первым опомнился
лысоватый плотный мужчина в красном хитоне. Это был хозяин дома Гофокл.
- В чем дело, Фемистокл?! - гневно воскликнул он.
- Вот это нам и предстоит выяснить, - процедил архонт. - Объясни мне
по какому поводу вы собрались.
- Это обычный симпосиум.
- Что-то вы слишком припозднились. К тому же порядочные люди
собираются на симпосиум засветло.
Гофокл прикинулся непонимающим.
- О чем ты?
- У меня есть свидетельство, что твои гости собирались ночью.
- Ложь! А впрочем, разве это запрещено?
- Добропорядочные граждане не должны ходить по городу ночью! -
назидательно произнес Фемистокл. - А теперь ты назовешь мне имена своих
гостей.
- Хорошо, - не стал перечить Гофокл. Он перечислил тех, кто находился
в его мегароне. Кроме Клеодула здесь оказались два аристократа из филы
[фила - административная единица в Афинах; всего было 10 фил] Эанта,
богатый купец-пагасец [пагасец - житель города Пагасы, придерживавшегося
персофильской ориентации] и даже член буле.
Фемистокл быстро пошептался с командиром стражников, после чего он и
его люди вышли, и продолжил допрос.
- О чем вы говорили?
- А по какому праву ты задаешь мне такие вопросы, Фемистокл? -
взвился хозяин дома, решивший, что пришло время поставить этого
выскочку-архонта на место. Его гости вели себя не столь вызывающе.
Нетрудно было заметить, что они испытывают желание поскорее убраться из
этого дома.
- По праву, данному мне народом Афин! - отрезал архонт. - Или ты
думаешь, я позабыл о твоей подозрительной любви к мидянам?
- Ну ладно, допустим мы беседовали о любви и ненависти.
- И какое же из этих чувств сильнее?
- Мы не пришли к единому выводу.
- Напрасно. Ненависть сильнее, Гофокл, и потому нетрудно объяснить
причину, из-за которой вы здесь собрались.
- Попробуй, - предложил аристократ, пытаясь выглядеть уверенным. Но
от глаз Лиофара не укрылось, что Гофокл побледнел.
- Всему свое время.
Фемистокл замолчал, давая понять, что более не расположен продолжать
эту беседу. Однако Гофокл не успокаивался.
- Будь откровенен, Фемистокл, признайся, что ты просто мстишь мне за
мое высокое происхождение.
- Чепуха! - резко возразил архонт.
Вновь установилась тишина. Гости Гофокла переглянулись и не придумали
ничего лучшего, как вновь приняться за вино.
- Присоединяйтесь, раз уж пришли, - предложил хозяин дома, указывая
на полуопустошенный кратер. Фемистокл отрицательно покачал головой.
Все это время, что они находились в мегароне, горшечник сверлил
взглядом подлого абдерита, ничуть не сомневаясь, что погубил своего врага.
Почувствовав, что на него кто-то смотрит, купец также взглянул на Лиофара
и на его лице отразилась целая гамма чувств, самым сильным из которых был
страх. "Будешь знать, как уводить чужого возлюбленного!" - злорадно
подумал горшечник.
Тем временем шум в доме, начавшийся сразу после того, как стражники
покинули мегарон, усиливался. Гофокл стал нервничать, на расспросы не
отваживался. Наконец вернулся предводитель стражников. Он передал
Фемистоклу небольшой мешочек и что-то прошептал ему на ухо. Архонт
удовлетворенно улыбнулся.
- Ответь мне, Гофокл, откуда в твоем доме мидийское золото?
- Не знаю ни о каком золоте! - без промедления отреагировал хозяин.
- А как ты объяснишь в таком случае вот это? - Фемистокл высыпал
содержимое мешочка на стол. Глухо зазвенели ослепительно яркие, новенькие
дарики.
- Это не мое.
- А чье же?
- Откуда я знаю? Может быть ты сам принес это золото в мой дом.
- Может быть. Но твои слуги оказались куда как разговорчивы.
- Раб не может свидетельствовать против господина.
Фемистокл не стал спорить и в этот раз.
- Не может. Однако я рассчитываю найти немало подобного золота. Не
так ли, уважаемый Клеодул?
Абдерит смертельно побледнел. Не дожидаясь ответа, Фемистокл собрал
монеты и сложил их обратно в мешочек. Затем он торжественно произнес:
- Гофокл и все остальные, именующие себя его гостями, властью, данной
мне афинским народом, я объявляю вас арестованными по подозрению в сговоре
с нашими врагами мидянами. Стража отведет вас в городскую тюрьму...
Так закончилась эта история, в которой горшечник спас родное
государство. Гофокл и его гости сознались, что намеревались склонить
афинян подчиниться мидийскому царю и приняли деньги от царского посланца
Клеодула. Абдерит в свою очередь сообщил, что десять тысяч дариков,
обнаруженные в его доме, были предназначены для подкупа недовольных и для
организации бунта. Гелиэя признала всех шестерых виновными в заговоре
против афинского народа и приговорила их к смерти. Имущество осужденных
было конфисковано в пользу государства.
Архонту Фемистоклу была вынесена благодарность от имени афинского
народа. Такую же благодарность получили спартанские феоры.
Горшечник Лиофар был назначен в коллегию порядка и награжден за
бдительность. Но самой большой наградой для него было возвращение
Педарита.
Раб Брасим получил от хозяина пять драхм и здорово напился, за что на
следующий день был примерно наказан.
Жизнь шла своим чередом.

Бойтесь мести оскорбленной женщины!
Елена ничего не забыла и не простила. С той самой ночи она
возненавидела Леонтиада, хотя внешне все оставалось по-прежнему. Она была
улыбчива и ласкова, ни одним словом, ни единым жестом не выдавая своих
истинных чувств. Беотарх все же ощущал свою вину и пытался загладить ее.
Он подарил наложнице золотую диадему, перстень с алмазом и очень дорогую
шелковую тунику. По его приказу с горных пастбищ привели вороного нервного
жеребца, который был также предназначен Елене. В общем, он был очень мил,
верно, его жена была б просто счастлива, если бы он уделил ей хоть
крохотную толику такого внимания. Кельтянка радостно улыбалась, получая
очередной подарок, но ее душу переполняла замешанная на оскорбленном
самолюбии ненависть. Ночью она ласкала своего господина, а оставшись одна,
думала о том, как отомстить ему.
За беотархом Леонтиадом числилось немало грязных делишек. Узнай
фиванский демос про них, и это могло бы повредить Леонтиаду, но не
погубить его. А Елена жаждала именно погубить. И потому ей нужно было
найти такое обвинение, опровергнуть которое не смогли б ни золото, ни
власть беотарха, а приговор за которое мог быть только один - смерть.
Девушка перебрала в уме все, что ей было известно о Леонтиаде, и
постепенно пришла к выводу, что нечто необычное произошло в этом доме
именно в ту ночь, когда ей было нанесено страшное оскорбление. Она лично
была свидетельницей того, как в дом беотарха прибыли два таинственных
гостя. Таинственных потому, что Трибил сразу увел их в дом, а затем
разогнал любопытных слуг, велев им не показываться в покоях хозяина. Даже
вино, фрукты и воду для омовения он отнес гостям собственноручно, хотя
обыкновенно этим занимались служанки Тиверка и Мелакена. Все говорило о
том, что Трибил пытался держать приезд гостей в тайне. Он желал, чтобы
никто не знал о них. А значит, этого желал и Леонтиад.
Ночью в мегароне горели свечи. Много свечей. Вернувшийся с объезда
пастбищ Леонтиад пировал с гостями. Беотарх покинул дом ближе к полудню,
громогласно объявив, что едет осматривать свои табуны. В этом не было
ничего необычного, если бы не одно обстоятельство. Леонтиад вернулся еще
засветло, а значит, он мог побывать лишь в Пятнистой долине. Для того,
чтобы добраться до дальних пастбищ ему просто не хватило бы времени.
Допустим, Леонтиад и впрямь был в Пятнистой долине. Но в этом случае сразу
возникал вопрос: зачем? Ведь он был там всего три дня назад. Елена сделала
вывод, что беотарху просто было нужно, чтобы в случае чего слуги могли
подтвердить, что в момент приезда гостей хозяина не было дома.
Пировал он с таинственными визитерами довольно долго, но выпил совсем
мало и был взбешен. Обычно все бывало наоборот - беотарх основательно
прикладывался к килику и приходил в опочивальню Елены веселый и ласковый.
Раз он почти не пил, значит у него был серьезный разговор и вдобавок
неприятный, потому что беотарх был выведен из себя.
Загадочные гости, ночной пир, неприятный разговор... Все это
наталкивало на мысль, что Леонтиад в ту ночь встречался с мидийскими
посланцами, которых позднее нашли убитыми в овраге за городом.
Теперь требовалось лишь подтвердить эту догадку, после чего можно
было смело отправляться в городской совет к кожевеннику Топасту, про
которого говорили, что он злейший после Гохема враг всех аристократов, в
первую очередь Леонтиада. Но как подтвердить? Тайна была известна лишь
четверым. Двое - послы-мидяне - мертвы. Остаются Леонтиад и Трисил. От
беотарха, конечно, ничего не узнать. Он прекрасно понимает, что подобное
признание может стоить ему головы. Оставался Трибил - пес, преданно
служащий своему хозяину, пес, которого нельзя купить ни за какие деньги.
Ни за какие! Но Елена знала силу своих чар, способных свести мужчину с
ума.
Хватило пары взглядов, чуть более долгих, чем обычно, и Трибил стал
спотыкаться, едва завидев ее. Затем он вдруг переменил место прогулок.
Если раньше он прохаживался вечерами по розовой аллее, то теперь стал
гулять на поляне под окнами наложницы беотарха в надежде поймать ее
взгляд. Однажды Елена обнаружила на полу своей комнаты букет цветов,
заброшенный в окно. Это означало, что крепость близка к сдаче.
Воспользовавшись отсутствием Леонтиада, который был приглашен в гости к
знатному платейскому аристократу, Елена довела свою игру до конца. Когда
стемнело, она завлекла помощника беотарха в свои покои. Вполне
естественно, что Трибил не смог сдержать свое естество, оказавшись в
объятиях прекрасной кельтянки. Теперь он был полностью в ее руках, и сам
понимал это. Ведь узнай Леонтиад о том, что случилось, Трибилу не сносить
головы. Потому он был вынужден рассказать все, что произошло той ночью в
доме беотарха, а также признался, что на обратном пути он, Трибил, по
велению своего господина убил обоих посланцев и устроил все так, чтобы
подозрение пало на оружейника Гохема.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164