- Это не имеет значения. Что потеряю я? Твою еще не завоеванную
любовь, но взамен я получу весь мир. Власть слаще любви. - Зевс повысил
голос. - Обладая властью, можно получить все, что желаешь, даже любовь.
Афродита натянуто рассмеялась.
- И это говоришь ты, проживший несчетное число жизней. Неужели ты сам
веришь в то, что говоришь? Неужели ты еще не понял, что настоящую любовь
не купить ни за какие сокровища? Она должна прийти сама. Неужели...
- Понял, - прошептал Громовержец. Горечь была слышна в его голосе. -
Только не жалей меня, - поспешно добавил он. - Не стоит.
Это был странный разговор. Пока они смотрели в глаза друг другу, луна
спряталась за черную пелену облаков. Тогда Зевс развел руки в стороны, и
тучи исчезли, позволив богам вновь любоваться лунной дорожкой.
- Как бы я хотела сейчас пробежаться по ней! - шепнула Афо.
- Так беги!
- Но это невозможно!
- Для нас нет ничего невозможного. Если мы можем парить в воздухе, то
почему мы не можем ходить по воде? Беги!
И Афо побежала. Она отталкивалась изящными ножками от упругого
воздуха, по щиколотку утопая в пушистых облаках, окутывавших склоны
Олимпа. Сорвав на бегу прозрачный хитон, богиня швырнула его вверх и он
повис у звезд, похожий на диковинную туманность, одну из тех, в которых
растворяются жемчужины звезд. В воздухе раздавался радостный девичий смех,
разрывавший тишину хрустальными колокольчиками. Зевс бежал следом, готовый
в любое мгновение подхватить ее на руки, если она вдруг оступится. Ловко
сбежав по обрывистому берегу, Афо вошла в воду и поплыла. Вода приятно
холодила разгоряченную грудь, старательно вылизывала ноги, игриво щекотала
живот. Богиня наслаждалась покоем и бесконечностью черного моря.
Зевс шагал рядом, едва касаясь ступнями волн.
- Ты идешь? - удивленно воскликнула Афо, со смехом выплевывая
ненароком плеснувшую в рот соленую влагу.
- Иду, - подтвердил бог и предложил:
- Иди рядом со мной.
Афродита попробовала выбраться на поверхность воды, но та не
отпускала ее, держа кожу мириадами цепких пушистых коготков.
- У меня не получается.
Тогда Громовержец нагнулся, обхватил ее под мышками могучими руками и
поставил прямо на пенный барашек волны.
- Иди. - И она пошла. Точно по лунной дорожке. Никуда не сворачивая,
так как за пределами света поджидала морская бездна. Зевс шел рядом, от
него пахло зверем и веяло нечеловеческой мощью. И сладкая истома, подобная
той, что случилась, когда они стояли на веранде дворца, вновь охватила
Афродиту. И стоило огромных сил сдержаться и не положить руки на его
могучие плечи.
Когда они вернулись, над морем уже вставала Эос. Мегарон был пуст. На
залитых вином столах валялись перевернутые бокалы и объедки. В одном из
кресел храпела пьяная менада [спутница Диониса; менады участвовали в
шествиях Диониса, впадая при этом в исступленный экстаз].
Афродита повернулась к своему кавалеру, коснулась рукой его плеча и
неожиданно для самой себя поцеловала вкусно пахнущую кассией [кассия - вид
благовония] бороду чуть ниже рта. До губ она просто не дотянулась.
- Это была чудесная прогулка!
Громовержец не ответил. Его взгляд был устремлен поверх головы
Афродиты, бездонные глаза были налиты злобой, яростью и - Афо могла
поклясться! - ужасом. Богиня медленно повернула голову.
На спинке роскошного, выточенного из цельного оникса, кресла Зевса
были вырезаны шесть букв.
З А Г Р Е Й
ЗАГРЕЙ - так звали того, чье имя Зевс старался забыть.

10. ВРЕМЯ ТОЧИТЬ МЕЧИ - 1
И настало время точить мечи.
В кузнях звонко стучали молоты - мастера-периэки ковали оружие. Из
пламени горнов выходили короткие, удобно ложащиеся в ладонь мечи, выпуклые
бронзовые навершия щитов с оскаленными львами, стоящими на задних лапах,
острые хищные наконечники копий, крепкие пластины доспехов, которые
защитят тела тех, кто станет на защиту родных очагов. Его подготовка к
войне не ограничивалась лишь изготовлением оружия. Приходилось действовать
сразу на многих направлениях, заботясь об обучении воинов, строительстве
оборонительных сооружений, поддержании боевого духа в союзниках,
устрашении тайных неприятелей.
Оборонительными мероприятиями руководил Леотихид, считавший, что
врагов следует встретить на пороге родного дома. Под его руководством
тысячи периэков и илотов строили защитный вал на Истме, который должен был
помешать мидянам ступить на каменистую землю Пелопоннеса.
Строительство укреплений мало интересовало царя Леонида. Камень не в
состоянии сравниться с людской доблестью и никакая стена не спасет тех,
кто лишился ее. Более важным по мнению Агиада было как следует подготовить
войско. И потому царь с утра до вечера пропадал на лугу, где тренировались
воины. Здесь он учил неопытных в ратном деле иренов владеть копьем и
мечом, показывал, как защититься от удара сагарисы [сагариса -
обоюдоострая боевая секира; сагарисами были вооружены состоявшие в войске
Ксеркса скифы] и каким образом следует сбивать с коня всадника-ария, ловко
орудующего волосяным арканом. Царь проделывал любой боевой прием с таким
мастерством, что молодежь бледнела от восторга, а старики одобрительно
качали головой.
Война близилась. Большая война! Это ощущалось во всем. В середине
месяца скирофорион [месяц, соответствующий периоду с 22 июня по 21 июля]
первый отряд спартиатов в составе десятитысячного эллинского войска
отправился в Фессалию. Возглавлял его полемарх Евенет, сторонник
решительных действий. Леонид лично проводил воинов до Истма и с неохотой
вернулся в Спарту. Как бы он хотел в этот миг быть на месте Евенета.
Однако у царя оставалось немало дел дома и ближайшие дни Леонид посвятил
их разрешению.
О готовности воинов можно было более не беспокоиться. Пожалуй еще
никогда Спарта не имела такого великолепного войска. Оставлял желать
лучшего флот, но Лакедемон всегда был славен гоплитами, а не моряками.
Куда сильнее заботило Леонида настроение эллинских полисов, многие из
которых еще не решили, чью сторону принять. Там, где это было возможно,
герусия действовала уговорами; если они не помогали, спартанские феоры
прибегали к угрозам, не останавливаясь и перед применением силы. В
колеблющиеся городки Аркадии были введены эномотии спартиатов и граждане
Фигелии, Клейтора и Мегалополя вдруг дружно высказали желание примкнуть к
антимидийской коалиции.
Гораздо сложнее было договориться с Аргосом, самым сильным после
Спарты пелопоннеским полисом. Потерпев поражение в недавней войне с
лакедемонянами, аргосцы опасались, что в случае победы эллинов над
мидийским войском, их город попадет в полную зависимость от своего
сильного соседа, как это когда-то случилось с Мессенией. Напротив, в
случае поражения спартиатов аргосские мужи рассчитывали занять
главенствующее положение на полуострове.
Сама по себе поддержка Аргоса была не столь важна. Флот аргосцев был
невелик - войско неопытно и плохо обучено. Однако в случае проникновения
мидян за Истм позиция Аргоса могла стать решающим фактором. Ведь выступи
они в этот момент на стороне варваров, и спартанское войско окажется в
очень тяжелом положении. Кроме того, мидяне вполне могли использовать
Арголиду в качестве плацдарма для высадки десанта. В этом случае
укрепления на Истме становились совершенно бесполезными. Потому Леонид
решил лично заняться разрешением этой проблемы.
Все предыдущие переговоры с Аргосом заканчивались безрезультатно.
Аргосцы увиливали от прямого ответа и выдвигали заведомо неприемлемые
требования. Они лишь утомили спартанских феоров своим многословием. Леонид
не стал тратить время на долгие разговоры. Прибыв на заседание городского
совета, он извлек из ножек ксифос, продемонстрировал его мгновенно
потускневшим аргосцам, а затем с хрустом переломил клинок надвое,
присовокупив, что то же будет с Аргосом, если его граждане вздумают
принять сторону мидян. После этого царь отбыл, совершенно уверенный в том,
что отныне заносчивые аргосцы будут вести себя ниже травы.
Головной болью пелопоннесцев была оборона побережья. Дорийские полисы
были в состоянии сообща выставить эскадру в сто триер. Этого было вполне
достаточно, чтобы прикрыть наиболее уязвимые места, но Леонид настоял,
чтобы пелопоннеские корабли вместе с эскадрами Афин, Мегары и Эгины
отправились к побережью Магнесии и искали случая для сражения с варварами.
Теперь, если вдруг случится, что морской бой будет несчастлив для эллинов,
Пелопоннес оставался без прикрытия с моря, и ничто не могло помешать
мидянам высадить свое войско где-нибудь в Мессении. Герусии стало
известно, что неподалеку от Пилоса бросила якоря эскадра керкирян -
шестьдесят новеньких, отлично снаряженных триер. Керкиряне выжидали,
намереваясь примкнуть к эллинам, если вдруг случится так, что те будут
одерживать верх, или к мидянам, когда станет очевидно, что победа на их
стороне. Так повелел городской совет Керкиры. Однако Леонид имел в своем
распоряжении доводы более убедительные, нежели приказы керкирских
архонтов. Он посетил наварха эскадры Рестия. Их беседа была недолгой,
после чего договаривающиеся стороны расстались весьма довольные друг
другом. Леонид вернулся на берег без амфоры, доверху набитой серебром,
зато с клятвенным обещанием керкирского адмирала, что его флот не позволит
мидянам обогнуть мыс Иойнарон. Это была удачная сделка.
Теперь царь мог со спокойной душой собираться в поход.
Что берет с собой спартиат, идущий на войну? Конечно крепкий меч,
закаленный в трех водах И оливковом масле. Копье с древком из кизилового
дерева, столь прочным, что его почти невозможно перерубить клинком, и
несущим смерть острием. Большой овальный щит из дубовых досок, покрытых
слоем бронзы. Металл отразит вражеские меч и копье, дерево перехватит
стрелу. Еще - панцирь из бронзовых пластин, покрытый чеканным рисунком.
Его спартиат оденет перед боем, а живот и бедра прикроет поясом, к
которому крепятся металлические полосы, не мешающие бегу. Ноги защитят
поножи, голову - гребнястый шлем с личиной. Спартиат возьмет с собой хитон
- алый, как кровь, пожалуй, даже алее крови, потому что она незаметна на
плотной ворсистой ткани. Враги увидят кровь, лишь когда она пропитает полу
и начнет капать на ноги и изрытую землю. И это будет означать, что
спартиат умер. Кроме того, лакедемонянин обязан иметь при себе хеник [мера
объема сыпучих тел, равная 1,09 литра] крупы и хеник муки, пять мин
соленого мяса, хус [мера объема жидких тел, равная 3,28 литра] доброго
вина, соль и котелок для приготовления пищи. Царь вправе взять вдвое
больше, но по традиции берет как остальные. Из личных вещей - лишь гребень
и немного оливкового масла для волос. Вот и все.
Леонид сложил необходимое снаряжение в одну кучу и опустился на
скамью. На душе было тяжело. Все же он успел привыкнуть к этому дому, к
городу, даже к жене, которую не любил и которая подарила ему сына.
Он взглянул на Горго, безмолвно следящую за приготовлениями мужа. Она
была крупна телом, как и прочие спартиатки, и некрасива. А ему всегда
нравились хрупкие и обязательно хорошенькие. А она любила его. Любила... А
за что, если спросить? Наверно она и не ответит. Должна любить и потому
любила.
Уже стемнело. На столе потрескивала одинокая свеча, раскрашивая стены
колеблющимися тенями. Горго ждала, что скажет ей супруг. Но что он мог ей
сказать?
То, что не любит ее? Так она знала это.
То, что он вряд ли вернется? Она знала и об этом.
Леонид вдруг вспомнил, что позабыл проститься с Афо. В последний раз
они встречались в роще у храма Афродиты. Свидание вышло грустным. Он
спешил, у Афо были заплаканы глаза. Это удивительно шло ей, она выглядела
такой трогательной и беззащитной. Он так и не попрощался с ней...
Царь вздохнул и подсел к жене. Горго вопросительно посмотрела на
него. Вместо ответа Леонид прижал ее к себе. Казалось, Горго только этого
и ждала, тут же прильнув к могучей мужской груди. Спартиат грустно
усмехнулся. Он пережил множество расставаний, а еще чаще исчезал, не
прощаясь. И все это давалось совсем нетрудно, верно потому, что, теряя, он
обретал вновь. Да и терял обычно немногое. Это же прощание было совершенно
иным. Он терял все, скорей всего и жизнь. И потому лишь эта последняя
жизнь казалась настоящей, все прочие были затянуты густой дымкой. Леониду
вдруг показалось, что они были прожиты не им, а каким-то другим человеком.
Множеством людей. Впрочем, так казалось всегда. Занятно - прожить триста
жизней лишь ради того, чтобы запомнить последнюю. Наверно, эта жизнь была
дороже других. Наверно, ведь он прожил ее со вкусом и не напрасно.
Свеча негромко потрескивала, а царь шел сквозь вереницу прожитых лет.
Вот он воин в элитных частях Атлантиды, телохранитель самого Командора,
совсем еще юный и по-хорошему самоуверенный. Он вспоминал те страшные дни,
когда Атлантиду захлестнули плазменные пожары, когда уши разрывал грохот
бластеров и рев бронеходов, а с неба падали сбитые гравитолеты. Затем было
бесконечное блуждание в космосе, и, наконец, Земля. Дикая и прекрасная. И
он был командующим армией великой державы, владевшей всем миром. Он
завоевывал новые земли и подавлял вспышки недовольства непокорных. Тогда
была цель, общая цель. Но она оказалась ложной, и мир восстал против
пришельцев. Была катастрофа, поразившая неисчислимые мириады людей и
стершая с лица земли целые континенты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164