Но все это
будет потом, а сейчас они живы, бодры и счастливы, что достигли наконец
цели, к которой стремились долгие четыре года.
Александр входил в Парсу победителем, но столица восточной империи
отказывалась признать его таковым. И потому царь был мрачен, а славящееся
белизной кожи лицо белело от гнева. Нет, не такого приема ждал он от этого
города. Восторженные крики толпы, коленопреклоненные вельможи, столы для
угощения воинов, расставленные прямо на улицах и площадях. Так было прежде
и все это стало уже привычным. Так встречают победителя, так встречают
нового владыку. Парса же облачилась в безмолвный плащ траура. Большая
часть жителей скрывалась за стенами домов, лишь немногие стояли вдоль
улиц, хмуро взирая на усталых, обожженных солнцем воинов. Ни единого
приветливого жеста, ни единого цветка, брошенного на мостовую. И жуткая,
неестественная тишина, разрываемая лишь лязгом металла, цоканьем копыт и
размеренным топотом тысяч ног.
Был полдень, но на Александра дохнуло холодом. Царь поплотнее
запахнул плащ и дернул поводья, заставляя верного Букефала ускорить шаг.
Конь, обеспокоенный мрачной тишиной, всхрапнув, перешел на галоп.
Телохранители также подстегнули своих скакунов и устремились вслед за
полководцем.
Двигаясь по широкой, вымощенной ровными брусками, улице всадники
достигли платформы, на которой возвышался царский дворец.
За те полтора столетия, что минули со времен Фермопил и Саламина,
резиденция парсийских владык претерпела значительные изменения. Каждый
царь достраивал и реконструировал дворец, внося в него что-то новое,
сообразно собственному вкусу. Свой прежний облик полностью сохранила лишь
ападана, слишком грандиозная для того, чтобы быть перестроенной.
Большинство старых строений, примыкавшим к тачарам, построенным Дарием и
Ксерксом, были снесены, а на их месте возникли новые хоромы, порой
совершенно несхожие по стилю с основным комплексом.
Более других уделял внимание дворцу Артаксеркс Долгорукий, сын
великого Ксеркса. Ненавидя все эллинское, он проводил большую часть
времени в Парсе и потому особенно заботился о благоустройстве царского
жилища. Артаксеркс довершил возведение дворцового комплекса, придав ему
окончательный вид, соответствующий традициям предков и архитектурным
канонам древней Вавилонии - глухие стены, несметное изобилие разноцветной
мозаики и изображений крылатых божеств. Потомки Артаксеркса: слабовольный
Дарий II, Артаксеркс II Мнемон, победитель спартиатов при Книде, и
Артаксеркс III по прозвищу Ох также приложили руку к украшению дворца,
хотя предпочитали жить не в Парсе, а в Сузах, Вавилоне или Пасарагдах. Но
эти, последние доделки были в значительной мере нелепы и нарушали
великолепную архаичную архитектуру, преисполненную строгости и чистоты.
Огромный, богато отделанный мрамором и гранитом, драгоценными сортами
дерева и посеребренными пластинами, мозаикой и фресками, дворец подавлял
своей грандиозностью и восточным великолепием. Он был подобен медленной
музыке, расплескавшей свои тяжелые формы по ложу террасы. Он походил на
диковинный каменный лес, вонзающийся в небо остриями сотен колонн. Он
подавлял своей монолитной мощью и еще раз напоминал о суетности всего
живого пред незыблемой властью парсийских владык, осененной милостивым
покровительством Ахурамазды.
Взобравшись по царской лестнице наверх, македоняне долго
рассматривали священную обитель Ахеменидов.
- Мерзкое зрелище! - вымолвил, наконец молодой царь, созерцая
крылатых быков с человеческими лицами. - Уродливо, как и все у варваров, Я
так долго стремился попасть сюда, но теперь мне даже не хочется входить в
этот каменный ящик, напоминающий скорее склеп, чем жилище владыки мира.
- А мне хочется жрать, - сказал Гефестион.
- Ну что ж, тогда войдем, - решил Александр. - Посмотрим, хороши ли
здешние повара.
Насмехаясь над каменными изваяниями, македоняне прошли через портик
Ксеркса и очутились в тачаре. Здесь, как и во всем городе, не было видно
ни души. Александр помрачнел.
- Нет, так не встречают владыку! - едва слышно прошептал он, а вслух
велел:
- Птолемей, найди кого-нибудь!
- Хорошо, Александр!
Прихватив с собой несколько гетайров, телохранитель исчез за медными
дверьми. Чтобы убить время Александр принялся разглядывать внутреннее
убранство покоев.
- А здесь не так-то дурно, как кажется на первый взгляд, - спустя
несколько мгновений заметил он, обежав глазами покрытые множеством ковров
стены, мозаичный стол, дорогую мебель, окна, полуприкрытые пурпурными
занавесями.
- Да, - моментально согласился Гефестион, вообще неравнодушный к
восточной роскоши. - Здесь можно неплохо повеселиться.
- Повеселимся! - зловеще процедил царь.
Гетайры разбрелись по зале, рассматривая и трогая разные безделушки.
Кратер взял со стола роскошную тонкостенную вазу и с глупым смехом бросил
ее на пол. Сосуд разлетелся на множество разноцветных кусочков. Македоняне
насторожились и обратили взгляды на Александра. Тот криво усмехнулся, но
ничего не сказал. Тогда Клит ударил о стену другой вазой, а могучий Евмен
повалил мраморную статую. Зала наполнилась грохотом. Летели подбрасываемые
ногами кресла, искрились осколки яркой посуды. Филота с остервенением
потрошил мечом пуховые подушки.
- Хватит! - внезапно крикнул Александр. Гетайры застыли. Клит
неохотно поставил на место вазу, а доблестный сын Пармениона [Филота; в
330 г. до н.э. будет обвинен в заговоре против Александра и казнен] сунул
в ножны меч. Эти старые рубаки ненавидели варварскую роскошь. Александр не
хотел ссориться с ними по пустякам.
- Оставим до поры до времени дворец в покое. Я понимаю ваши
настроения, друзья, но ведь он теперь принадлежит мне. Решим его судьбу
позже. А вот и Птолемей! - обрадовался царь, поворачиваясь к вошедшему в
залу телохранителю, следом за которым в окружении гетайров шли несколько
богато одетых персов, согбенные фигуры которых выражали страх и раболепие.
Признав в Александре царя, персы дружно пали ниц. Клит, Кратер и Филота,
словно по команде презрительно усмехнулись, но Александр и прочие
македоняне восприняли этот жест вполне благосклонно.
- Кто вы? - спросил царь. Стоявший рядом с ним переводчик-эллин задал
тот же вопрос на фарси.
Один из парсов, дородный старик с выкрашенной хною бородой, подполз к
ногам Александра и быстро заговорил. Эллин перевел.
- Он один из дворцовых евнухов по имени Фарпорт, а остальные - слуги
Дария.
- Почему они не встречают нас?! - резко бросил царь.
Переводчик залопотал на варварском языке, после чего старик принялся
биться головой об пол и что-то причитать, вызвав усмешку эллина.
- Он говорит, что начальник дворца и все его помощники сбежали, а сам
он не осмелился представить свою ничтожную персону взору непобедимого царя
Македонии.
- Скажи ему, что владыка Азии назначает его начальником дворца. Он
должен навести здесь порядок и приготовить все для пира. А сейчас пусть
даст нам поесть!
Узнав, что желает царь Александр, перс оживился. Высокая милость,
сказанная царем, обрадовала его. Ударившись еще несколько раз головой об
пол, евнух быстро забормотал.
- Рыжебородый говорит, что все будет сделано и просит царя и его слуг
проследовать за ним в царские покои, где для них накроют достойный
царского величества стол.
Проголодавшиеся гетайры радостно загалдели. Александр велел:
- Пусть ведет! Птолемей! - Телохранитель предстал перед царем. - В
этом городе нас плохо приняли. Доведи до сведения таксиархов [таксиарх -
командир таксиса], что я отдаю город на три дня в полное распоряжение
воинов. Пусть отдыхают и веселятся. Золото, вино, женщины - все
принадлежит им!
Птолемей кивнул головой и убежал, а Александр и его соратники
проследовали за свежеиспеченным начальником дворца, который привел их в
залу, где прежде трапезничали парсийские цари.
Трапеза была приготовлена с поразительной быстротой и отличалась
варварским великолепием. Македоняне жадно поглощали пищу, запивая ее
неразбавленным вином. Все шумели, смеялись и произносили громогласные
здравницы. Время от времени входили командиры ил [ила - подразделение
гетайров из 200 человек] и таксисов [таксис - подразделение пехоты
численностью 400 человек], тут же занимавшие место за столом и
присоединявшиеся к трапезе. Дворцовые слуги с изумлением взирали на
крикливых македонских вельмож, своим поведением столь несхожих со
степенными парсийскими сановниками. Трапеза уже близилась к концу, когда
вошедший Птолемей что-то прошептал царю на ухо. Александр выслушал
телохранителя и тут же вышел. Вслед ему звучал хохот, от которого царь
недовольно поморщился. Это Птолемей объявил причину, заставившую царя
оставить стол.
Причиной была женщина, единственная женщина, сумевшая привлечь
внимание Александра. Она была афинянкой и звали ее Таис.

О Таис дошло немного сведений. Известно лишь, что она была самой
знаменитой афинской гетерой, как и самой дорогой; одна ночь любви ее
стоила целое состояние. Известно, что она была подругой многих великих
эллинов: философов, поэтов, демагогов, полководцев. Известно, что она была
одной из образованнейших женщин Эллады. И главное - она считалась самой
красивой женщиной своего времени.
И была ей.
Бывает, женщина кажется красивой оттого, что считается таковой.
Клеопатру, дурнушку, пленившую двух триумвиров экзотикой неведомого
Востока, считали неотразимой красавицей, и она сама поверила в это,
заставив поверить в то же и нас, далеких потомков.
Но красота Таис не была надуманной, она была настоящей. Вообразите
золотокожую красавицу с изящным, словно у праксителевой Афродиты носиком и
подобными лепесткам левантийской розы губками, то и дело приоткрывающими
изумительные черточки ровных жемчужных зубов. Безупречный овал лица
обрамляли локоны светло-желтоватых, с легкой рыжинкой волос, волной
ниспадающих на хрупкие плечи и ниже - до изящной волнующей талии. Фигура
Таис была столь великолепна, что при взгляде на ее точеные ножки и высокую
нежную грудь у мужчин перехватывало дыхание. Но самым прекрасным были
глаза - бездонные родники, наполненные самой чистой в мире водой,
искрящиеся, переливающиеся, ликующие, смеющиеся; темно-синие, штормовые
перед грозой и наполненные апельсиновым цветом в мгновения радости. Эти
глаза манили, завораживали, пленили. От этих глаз невозможно было отвести
взор.
Так случилось и с Александром. Великий полководец смотрел в глаза
Таис и не мог вырваться из их сладкого плена. Тогда девушка опустила глаза
и тихо засмеялась. Помотав головой, царь перевел взгляд левее изящной
головки афинянки.
- Ты единственный неприятель, какому я смог бы проиграть битву, -
признался он.
Таис продолжала улыбаться.
- Разве я неприятель?
- Нет... Я... - Царь македонян, бесстрашно смотревший в глаза
мириадам врагов, неожиданно смутился. - Ты...
- Твои воины разоряют город.
- Да. - Александр обрел дар речи. - Парсы негостеприимно встретили
нас. Я научу их быть радушными.
- Они пытаются разгромить храм Ахурамазды, - продолжала Таис. - Я
только что оттуда. Жрецы затворили ворота и собираются защищать священный
огонь. Если македоняне потушат его, Персида, Мидия и Ариана поднимутся
против тебя. И это будет уже война не за царский престол, а война за
поруганные святыни. Это будет война на полное истребление. Ты, конечно,
перебьешь этих людей, но половина македонской армии поляжет на
обезлюдевших пространствах Азии.
Таис хотела прибавить еще что-то, но Александр уже все понял. То, о
чем говорила гетера, было более, чем серьезно. И македонянин решил:
- Мне, конечно, стоило б проучить этих магов за поругание эллинских
святынь, но ты права - в этом деле нельзя переступать известную грань. Я
сейчас же кликну гетайров и освобожу этот храм. А вечером я приглашаю тебя
к царскому столу.
Царь взглянул на Таллию, словно спрашивая: ты довольна? Девушка
склонила голову, благодаря, и тут же прибавила:
- Если царь не против, я хотела бы пойти с ним.
- Царь не против. Обожди меня здесь.
Полы багряного плаща разлетелись по воздуху, Александр стремительно
удалился в обеденную залу...
Вскоре группа гетайров во главе с царем и Таис уже стояла у
восточного храма Ахурамазды, главного святилища Парсы. Здесь собралось
несколько сот воинов, предпринимавших отчаянные попытки проникнуть сквозь
храмовые ворота. Среди буянов было немало педзэтайров, несколько
гипаспистов, но в большинстве своем сюда сбежались эллинские наемники,
алчущие золота, которое по их мнению хранилось в храме.
Представ перед возбужденными воинами, Александр потребовал, чтобы они
немедленно покинули храмовую площадь. Окружившие царя гетайры выразительно
взялись за рукояти мечей. Воины были пьяны, и от них можно было ожидать
чего угодно. Однако даже во хмелю они не осмелились возразить своему
непобедимому царю, которого боготворили. Немного погудев, толпа растеклась
по близлежащим улочкам, вламываясь в дома в поисках женщин, золота и вина.
Александр положил руку на плечо стоящей рядом Таис.
- Они ушли. Ты довольна?
Повернув свою чудесную головку, афинянка взглянула на царя. Она была
много ниже и оттого выглядела хрупкой и трогательно-беззащитной, В глазах
девушки плескалась синева великоморья.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164